Софи Кинселла - Брачная ночь
Я невольно краснею, потому что именно о чем-то в этом роде я мечтала. Только в моем воображении толпа не только тыкала в Дэниела пальцами, но и швыряла в него гнилыми помидорами.
– С другой стороны, Дэниел никогда не призна́ет, что был не прав, – безжалостно продолжает Барнаби. – Он не встанет перед судьей на колени и не скажет со слезами на глазах: «Дорогая Флисс, прости меня, пожалуйста!» И ни одна газета не поместит отчет о твоем разводе под заголовком: «Самый дерьмовый в мире муж признал свою дерьмовость в суде».
Я не выдерживаю и фыркаю.
– Я все понимаю, но…
– Понимаешь? – с сомнением переспрашивает Барнаби. – Ты уверена? Или где-то в глубине души ты все еще ждешь, что однажды утром Дэниел проснется и, осознав все свои ошибки, публично в них покается? Не надейся, Флисс. Дэниел никогда ничего не поймет и не осозна́ет, и никогда не признается в том, что он был плохим человеком и скверным мужем. Я могу заниматься этим делом еще много тысяч часов, но на подобное я не рассчитываю, потому что этого никогда не случится.
– Но ведь это чертовски несправедливо! – восклицаю я разочарованно. – Ведь Дэниел – настоящий двуличный негодяй!
– Я знаю. Твой Дэниел… прости, просто Дэниел – то еще дерьмо. Тем меньше у тебя оснований вспоминать о нем при каждом удобном и неудобном случае. Выбрось его из своей жизни, выбрось навсегда!
– Ну, это не так просто… – неуверенно бормочу я после небольшой паузы. – В конце концов, он отец моего ребенка.
– Я и не говорил, что будет просто, – отвечает Барнаби, заметно смягчаясь. Некоторое время мы оба молчим. Я смотрю на свои офисные часы – на тонкую секундную стрелку, которая бежит по круглому пластмассовому циферблату. Спустя примерно минуту я устало склоняюсь вперед, упираясь головой в сгиб локтя.
– Чертов развод!..
– Да, развод, – подтверждает Барнаби. – Величайшее изобретение человечества.
– Я хотела бы… даже не знаю… – Я тяжело вздыхаю. – Вот если бы можно было просто взмахнуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы наш брак никогда не существовал!.. Разумеется, это не касается Ноя. Пусть он останется, а все остальное пусть исчезнет как дурной сон.
– Ты, вероятно, говоришь об аннулировании брака, – жизнерадостно заявляет Барнаби.
– Это еще что такое? – удивляюсь я.
– Признание брака недействительным или не вступившим в законную силу, – поясняет он.
– И что, такое бывает? – удивляюсь я.
– Бывает, – подтверждает Барнаби. – Суд объявляет семейный договор недействительным – и все. Должен сказать, что многие мои клиенты добиваются не развода, а именно аннулирования брака.
– А я могла бы аннулировать свой брак? – Эта идея внезапно захватывает меня целиком. Неужели существует какой-то неизвестный мне ранее способ обойти мучительную и долгую процедуру официального развода?! Ан-ну-ли-рование… Мне нравится, как звучит это слово! И почему Барнаби ничего не сказал мне об этом раньше?
– Нет, если только мы не выясним, что Дэниел был двоеженцем, – сухо сообщает Барнаби. – Или что он принудил тебя к браку. Или что вы фактически не вступили в супружеские отношения. Или что один из вас в момент заключения брака был недееспособен и не мог отвечать за свои поступки по причине душевного заболевания.
– Это была я! – быстро говорю я. – Я была недееспособна. Я отлично помню, что буквально сходила с ума при одной мысли о свадьбе.
– Все так говорят! – Барнаби смеется. – Но, боюсь, это не пройдет.
Вспыхнувшая было искра надежды медленно угасает. Черт! Сейчас мне почти хочется, чтобы Дэниел оказался двоеженцем. Я даже представляю себе почтенную матрону в мормонском капоре, которая вдруг появится как из-под земли и крикнет: «Он женился на мне раньше!» Подобный поворот сразу избавил бы меня от всех проблем и его дурацких претензий.
– Боюсь, нам придется и дальше придерживаться первоначального варианта с разводом, – говорю я наконец. – Спасибо, Барнаби. Ну а теперь я лучше пойду, пока ты не выписал мне счет еще тысяч на тридцать только за то, что мы просто поздоровались.
– Да, так действительно будет лучше, – спокойно соглашается Барнаби. Он никогда не обижается, что бы я ни говорила. – Но пока ты еще не умчалась, ответь-ка мне еще на один вопрос: ты все еще собираешься во Францию, верно?
– Да. Я лечу туда завтра.
Мы с Ноем летим на Лазурный Берег, на целых две недели. С его точки зрения, это пасхальные каникулы. Что касается меня, то это очередная работа. Мне предстоит оценить и подробно описать три отеля, шесть ресторанов и один тематический парк. Это означает, что каждый день мне придется по несколько часов работать за компьютером, но я не жалуюсь.
– Я тут снова созванивался со своим старым приятелем Натаном Форрестером. Кажется, я тебе о нем уже рассказывал… Он живет на Антибах. Было бы неплохо, если бы ты его навестила, о’кей?
– Хорошо, – я чувствую, как у меня поднимается настроение. – Я не против.
– В таком случае я пришлю тебе по электронной почте его точный адрес. Натан – неплохой парень. Правда, он слишком увлекается покером, но пусть тебя это не пугает.
Заядлый игрок в покер, живущий на юге Франции? Звучит довольно заманчиво.
– Спасибо, Барнаби. Постараюсь у него побывать.
– Не за что. Пока, Флисс.
Я кладу трубку на рычаги, и телефон тотчас принимается звонить вновь. Должно быть, это Барнаби забыл сказать мне что-то важное.
– Алло? Барнаби, это ты?
Нет ответа, но я отчетливо слышу, как кто-то громко и часто дышит в трубку. Неужто Барнаби решил трахнуть свою секретаршу и случайно нажал клавишу повторного набора?! Впрочем, уже в следующую секунду я узнаю́ это дыхание и даже слышу на заднем плане чуть слышную мелодию «Я стараюсь» в исполнении Мейси Грей. Лотти всегда слушает эту композицию, когда расстается с очередным кавалером.
– Алло? – снова говорю я. – Лотти, это ты?
Дыхание в трубке становится хриплым и прерывистым.
– Эй, Лотти? Почему ты молчишь?
– Ох, Флисс!.. – Сестра громко рыдает. – Я ведь думала, он и вправду хочет сделать мне предложени-е-е-е-е!
– Боже мой, Лотти! Ну, не плачь… – Я баюкаю в руках телефонную трубку, жалея, что не могу обнять Лотти, прижать ее к себе. – Не плачь, пожалуйста!
– Я думала, он меня любит и хочет иметь дете-е-е-ей!.. Но он не хочет. И не любит меня. Не любит! – Она жалобно всхлипывает, совсем как Ной, когда ушибет коленку или поцарапается. – Что мне теперь делать? Ведь мне уже тридцать три-и-и-и!.. – Лотти внезапно начинает икать и никак не может остановиться.
– Тридцать три – это ерунда, – быстро говорю я. – Это совсем мало. Ты еще долго будешь красивой и привлекательной, поверь!..
