Пейдж Тун - Люси в небесах
Я неуверенно качаю головой.
— Они боятся мышей.
Хихикаю.
— Почему слоны ходят на пляж с теннисными ракетками?
Нет, не знаю.
— Они надевают их на ноги, чтобы не провалиться в песок.
— Ужас! — хохочу я, но он в ударе.
— Ладно, ладно, подожди. Чем отличается слон от pояля? — Пауза. — К pоялю можно прислониться, а к слону нельзя пpиpоялиться.
Я опять фыркаю и говорю:
— Эта — классная. Погоди, я сейчас тоже расскажу. Как впихнуть шесть слонов в седан?
— Давай уже, ожидание меня убивает, — улыбается Нейтан.
— Троих сажаешь назад, троих — вперед. А кто же поведет? Слон, у которого есть права категории Б.
— Фигня какая-то. — Смеется.
— А ты, что, стенд-ап комик, что ли? Вот, есть еще забавная.
— Давай.
— Погоди, вспомню, как там было. — Делаю паузу, пытаясь воссоздать историю в точности. — Итак, поздно ночью грабитель залезает в дом, думая, что там никого нет. Крадется на цыпочках, но застывает на месте, услышав громкий голос: «Иисус тебя видит». Потом все стихает, и злоумышленник продолжает пробираться дальше. «Иисус тебя видит», — снова рокочет голос. Грабитель останавливается как вкопанный — и тут замечает в темном углу попугая в клетке. «Это ты говорил, что Иисус меня видит?» «Да», — отвечает птица. Вор с облегчением вздыхает и спрашивает: «Это ты Иисус?» «Нет, меня зовут Кларенс», — говорит попугай. «Что за дурацкое имя для птицы, — начинает дразнить его грабитель. — Какой идиот назвал тебя Кларенсом?» «Тот же, что назвал ротвейлера Иисусом».
Мы оба хохочем. Нейтан валится на песок, и я украдкой бросаю взгляд на кубики его пресса. Старый розовый шрам извилисто тянется через живот, прямо под ребрами.
— Откуда это у тебя? — спрашиваю я.
— От серфинга. Ударился о камни, — отвечает он, возвращаясь в исходное положение.
— Жесть! А вдруг бы головой?
— Ну, тогда Сэм был бы сейчас круглым сиротой.
От этой мысли мне становится не по себе. Тихо говорю:
— Жаль, что так получилось с вашими родителями.
— Спасибо, мне тоже.
Мы сидим рядышком и смотрим в открытый океан.
— Сэм больше не ходит купаться, — внезапно выдает Нейтан.
— После того, что случилось? — подсказываю я, хотя понимаю, что он имеет в виду.
— Ну да. С большими лодками проблем нет, но если что-нибудь поменьше или тем более — плавать… Он это ненавидит. Какое-то время мне тоже казалось, что я больше никогда не захочу встать на доску. Но я не представляю свою жизнь без серфинга.
Я смотрю на него, и от этого зрелища сердце словно разрывается пополам.
— Знаешь, Молли и Сэм скучают по тебе, — произносит он спустя минуту, глядя на меня, и шершавой рукой смахивает мою челку со лба.
— Я тоже по ним скучаю.
— Ты когда-нибудь собиралась вернуться сюда?
— Прямо сейчас мне невыносимо думать, что придется снова уезжать из Австралии. Знаю, звучит слишком драматично, но моя жизнь в Англии видится сейчас такой далекой.
— И вовсе не драматично.
Понимаю, что зуб на зуб не попадает.
— Ты продрогла. Наверное, стоит переодеться, — замечает Нейтан и начинает расстегивать мое облачение, но потом внезапно останавливается и отворачивается в поисках сухого пляжного полотенца. Я спускаю костюм до талии. Нейтан набрасывает мне на плечи полотенце и обнимает меня одной рукой, энергично растирая ладонью мою замерзшую руку. Чуть погодя прекращает и крепко прижимает меня к своему теплому телу. Так мы сидим еще несколько минут, глядя, как объезжают волны другие серферы. То, как они балансируют на своих досках, взлетая вверх и опускаясь вниз, напоминает мне о доме и скейтбордистах на южном берегу Темзы.
Наконец Нейтан снова заговаривает:
— Думаю, пора собираться. Я обещал утром помочь приятелю со строительством. Ты не прочь сначала заехать ко мне и позавтракать?
Мы подбираем снаряжение и идем к машине. Пока я переодеваюсь из костюма для серфинга в юбку и футболку, Нейтан привязывает доски к багажнику на крыше. Мое бикини еще не совсем высохло, но сойдет и так.
Нейтан садится за руль, смотрит на меня и улыбается.
— Здорово снова увидеть тебя, Люс.
Потом он заводит двигатель и трогается.
Глава 4
Логово Уилсона-младшего находится недалеко от пляжа, буквально за углом. На нескольких балконах развешаны гидрокостюмы. Так вот где обитают серферы.
Мой спутник несет наши доски и снаряжение, а я иду следом к парадному входу по колючей прибрежной траве. Нейтан живет на верхнем этаже и легко взбегает по бетонным ступеням. У меня нет шансов за ним угнаться, но он дожидается меня наверху перед седьмой квартирой.
Открывает дверь, и вот мы внутри. Темно, портьеры до сих пор задернуты. Еще только около восьми утра — кажется, Эми пока не встала. Едва Нейтан раздвигает шторы, по маленькой гостиной разливается утренний свет, открывая взгляду ковры в стиле семидесятых и веселенькие оранжево-коричневые занавески примерно тех же времен. Любой другой на месте хозяина начал бы извиняться за обстановку, но Нейтану хоть бы что, а по его уверенности и не скажешь, что ему только двадцать три. Оглядываюсь по сторонам и вижу коридор, ведущий, надо думать, к спальням.
— Можно посмотреть на твою комнату? — вдруг слышу я себя.
— Конечно.
Следую за Нейтаном мимо закрытой двери. Интересно, за ней ли спит Эми?
Дверь его спальни приоткрыта.
— Тут не совсем убрано, — предупреждает он, и это правда.
Джинсы, провода, футболки и толстовки торчат из открытых ящиков, к незаправленной двуспальной кровати прислонена гитара. Книги и журналы беспорядочно разбросаны на одном краю деревянного стола, а на другом стоит старый телевизор. Аудиоплеер валяется на полу возле постели. Рядом громоздится стопка дисков и кассет. Кроме этого, кажется, у Нейтана ничего больше и нет.
Словно прочитав мои мысли, он объясняет:
— Я выбросил кучу вещей, когда отправился путешествовать, а вернувшись, понял, что покупать новые совсем необязательно.
— Когда ты ездил?
— Это было несколько раз. Из прошлой поездки вернулся год назад.
— Где был?
— Ну, раньше гонял в Индонезию и Таиланд и еще поколесил немного по Австралии, но в последний раз провел несколько месяцев на стройках побережья: работал, серфил, собирал фрукты, всякое такое.
Я присаживаюсь на неубранную кровать и беру гитару.
— Играешь? — спрашивает Нейтан.
— Нет, я — нет.
Но все равно немножко бренчу по струнам. Он смеется:
— Перестань, это лажа.
