Саджад Захир - Дочь куртизанки
Суман вытерла свою мокрую руку о сухой конец сари и потянулась за книгой.
— На урду?
— Конечно, — ответил он. Достал книгу из папки и протянул ей. — Купил на прошлой неделе. Вот так… Может быть, пойдем посидим где-нибудь… Стоять здесь неуютно и неудобно.
На них уже стали обращать внимание. Высокий господин, по виду чиновник, с лицом, обезображенным оспой, уже несколько раз прошел мимо. Он что-то насвистывал с независимым видом, но Суман показалось, что он пытается разглядеть ее лицо.
Они выбежали и добрались до опрятного ресторанчика, который почему-то оказался почти пустым, тогда как все находившиеся поблизости чайные и закусочные были забиты людьми, искавшими, где укрыться от дождя.
Хозяин выглядел на редкость подавленным и измученным. Он дремал, склонившись у конторки. Официанты слонялись без дела и двигались так медленно, словно перед этим накурились опиума.
— Какое-то сонное царство, — рассмеялся Юсуф. — Поищем что-нибудь повеселей?
Суман подошла к отдельно стоявшему столику, сняла с головы полотенце, повесила его на спинку стула, положила сумочку и, усаживаясь, ответила:
— А мне здесь нравится. Тут тихо.
Юсуф сел напротив.
— Кофе, чай? — спросил он.
— Чай мы пьем каждый день.
Юсуф заказал кофе и бисквиты, а потом спросил, открывая свою папку:
— Куда ты направлялась, Суман?
— Домой.
Юсуф достал книгу и подал ей.
— Мне очень жаль, Суман, что каморка, которую мы предоставили тебе для жилья, недостойна того, чтобы называться домом… Но… Но ты знаешь, каково наше собственное положение. И я еще ничего не понимаю во всех этих тяжбах, судах, исках…
— А я слышала, что вы очень способный человек… — улыбнулась Суман.
— От кого это? — засмеялся Юсуф.
— От господина Номана, адвоката. — Она немного помолчала. Будто колебалась, сказать ему или нет, а потом продолжила: — Правда, когда зашла речь о вас, он сказал кое-что такое, что поразило меня…
— Что же? — заинтересовался Юсуф. Он уже ощущал удовольствие оттого, что сейчас узнает о себе мнение Номана.
— Видите, дело в том… — запинаясь начала Суман, — дело в том, что меня больше всего мучила мысль — как бы кто-нибудь не наговорил чего госпоже и не настроил ее против меня. — Она помолчала еще немного. — Господин Юсуф, я отношусь к вам с огромным уважением, но еще больше я почитаю вашу мать. Ну, в общем, мне не хотелось чем-нибудь огорчать ее… — Опустив голову, она стала чертить на столе чайной ложечкой.
Юсуф внимательно смотрел на нее и молчал.
Наконец она резко вскинула голову и решилась?
— Скажите, вы коммунист?
Юсуф не ожидал этого вопроса. Он был к нему не подготовлен. Он просто не думал, что Суман спросит его об этом. Ему понравились откровенность и непосредственность, с которыми она это спросила.
Он откинулся на спинку стула.
— А что ты знаешь о коммунистах?
Суман оперлась подбородком на скрещенные руки и сказала:
— Я слышала, будто коммунисты добиваются справедливости и равенства во всем мире. Они враги тех, кто сосет кровь бедняков, и с сочувствием относятся к труженикам. Еще… — Она умолкла, а потом продолжала, но видно было, что она заставляет себя говорить: — И еще… я слыхала, что в странах, где коммунисты находятся у власти, где из них состоит правительство, там будто вовсе покончено с торговлей живым товаром, там женщина свободна и счастлива, может выполнять любую работу, может жить самостоятельно… Но… мне не верится, что где-то может быть такое… Верно все это? Где это уже есть?
— Как «где»? Где коммунисты находятся у власти, — сказал Юсуф.
— Я хотела сказать… Вы никому не расскажете? Вы, наверное, помните, что когда я появилась здесь, то комната, в которой я сейчас живу, была занята другими. Поэтому сначала госпожа сдала мне комнату, в которой сейчас живет рикша Рахмат…
— Как же, прекрасно помню. Там жил портной Гафур, который уехал в Пакистан.
— Да, да, — закивала Суман. — Тогда крошечный дворик между той комнатушкой и квартирой господина Номана был разделен только циновкой, на месте которой теперь по приказу госпожи выложили кирпичную стену…
— Совершенно верно, — кивнул Юсуф.
— Часто в летние вечера или в зимние дни, когда у меня бывало свободное время, я выходила посидеть во дворик. Ну, высушить волосы или повесить белье. Господин Номан обычно сидел на веранде и не сводил с меня глаз. Но это не страшно. Его жена и обе дочери относились ко мне с большой любовью… Рассказывать дальше?
— Конечно, я внимательно слушаю.
— Ну так вот, однажды его жена с дочерьми уехала к родителям. Он сразу стал оказывать мне знаки внимания. Раз в воскресенье он подходит и говорит: «Пойдемте, я угощу вас кофе». Я не подумала ничего плохого и пошла. Вот также я пришла сюда, когда пригласили вы. Он привел меня в ресторан. — Она улыбнулась. — Вы знаете, деньги на расходы ему давала жена. Она работала на радиостанции или где-то в этом роде, не знаю. А он хоть и адвокат, но у него никогда не было клиентов…
— Что же тут плохого, что жена дает деньги? — возразил Юсуф. — Миллионы мужчин в мире отдают свой заработок женам. Велика ли беда, если несколько мужчин кормятся на деньги жены? — И Юсуф улыбнулся.
— Боюсь, мы не поняли друг друга, господин Юсуф. — Она помолчала. — Мы сидели с ним в ресторане, и он все старался внушить мне, что молодость лишь в сердце человека, что возраст и седые волосы не имеют никакого к ней отношения. И все в том же роде. — Суман засмеялась. Юсуф не мог сдержать улыбки.
Она вытерла платком лицо, провела рукой по густым черным волосам и продолжала:
— В другой раз он повел меня в салон изящных искусств. Там он подолгу останавливался перед каждой картиной, на которой была изображена обнаженная натура, и долго мне что-то объяснял. И пусть я совсем не разбираюсь в живописи, но его взгляды я отлично поняла, я ведь не какая-то наивная девочка из благородной семьи, чтобы ошибиться в этом… — Ее голос задрожал, в нем слышны были гнев и глубокая обида, но она больше ничего не сказала, будто в волнении забыла, о чем ей надо было сказать. И только потом добавила: — А еще называет себя коммунистом. Все обещает, что при вашей власти мужчины и женщины будут равны.
Юсуф сел поудобнее, внимательно посмотрел на Суман.
— Суман, я думаю, ты знаешь: многие коммунисты долгие годы провели в тюрьмах, семейная жизнь не была их уделом, на их долю выпали только лишения; любовь и дом были для них недосягаемой мечтой и…
— Простите, но все это ложь, — резко прервала его Суман. И извиняющимся тоном добавила: — Я не умею говорить убедительно, но сейчас вы говорите неправду, господин Юсуф. По крайней мере эти слова неверны по отношению к господину Номану. Его жена всей душой любит его. Да, она не блещет красотой, а разве сам он красавец? Я видела в доме этого человека, болтающего о равенстве мужчин и женщин, как жена стирает, метет, моет, с почтением подает мужу чай, чистит его обувь, а он, считая себя большим лидером, сидит в кресле с газетой в руках. Если так поступает коммунист, что говорить о других? — Суман повысила голос.
