Фреда Брайт - Маски. Незримые узы
Впервые Аликс ощутила бремя своего положения. Нравилось ей это или нет, она была богачкой в мире, где люди прозябали в нищете. Благополучной и защищенной в мире, раздираемом войной…
Годами Аликс не позволяла себе критиковать существующее положение, а ее друзья были слишком тактичны, чтобы касаться скользких тем. Война во Вьетнаме была самой болезненной из них. Могла ли она считаться злом, если была выгодна семейству Брайденов?
Однако пылкая речь Сэма Мэттьюза выпустила на свободу запретные мысли — как джинна из бутылки. Аликс ненавидела эту войну. Она ненавидела войну вообще. Ненавидела бедность, смерть, разрушение… Ненавидела обожженные лица и израненные тела — точно так же, как раньше ненавидела свое обезображенное лицо.
Движение против войны во Вьетнаме не затихало. Митингующие скандировали: «Эй, эй, Джонсон[6] — злодей, сколько сегодня убил ты детей?» А сколько детей убил отец Аликс? Сотни? Тысячи? Ведь они погибали и от бомб, сбрасываемых с самолетов, напичканных электроникой его компании!
Неважно, как сам Льюис Брайден расценивал свою роль в происходящем, ведь Аликс-то прекрасно понимала, как на это смотрят люди, подобные Сэму Мэттьюзу.
Той осенью она несколько раз пыталась завести с отцом разговор на эту тему в надежде, что тот приведет хоть какие-то веские причины в оправдание своих действий — помимо квасного патриотизма и возможности заработать большие деньги. Но Льюис упорно не принимал вызова.
— Занимайся своей юриспруденцией, Аликс. Мне кажется, дел у тебя хватает, — бесцеремонно обрывал он дочь. Тут же вмешивалась Дорри, мягко и тактично переводя беседу в другое, более приятное русло.
И Аликс возвращалась в Кеймбридж, чувствуя, что ее снова обвели вокруг пальца.
Будь проклят Сэм Мэттьюз! Он нарушил ее душевный покой и привел ее мысли в полный сумбур!
В День Благодарения Аликс приехала в Прайдс-Кроссинг на традиционный семейный обед. По этому случаю она очень старалась, выбирая наряд, и наконец остановила свой выбор на бежевом кашемировом платье — элегантном и строгом. Из украшений она надела только свой жемчуг и маленький нагрудный значок, на котором розовыми буквами было начертано: «Америка, руки прочь от Вьетнама!»
Во время коктейля Льюис подчеркнуто не обращал на значок внимания: на обеде было человек двенадцать приглашенных, и он играл роль гостеприимного хозяина. Не последовало никаких комментариев и тогда, когда все уже расселись за столом и Бриджит подала консоме. Наконец наступил кульминационный момент: Джереми — шеф-повар, выписанный Дорри с Ямайки, — вкатил в залу сервировочный столик с блюдом, на котором красовалась фаршированная индейка. Проделано это было с такой торжественностью, что не хватало лишь фанфар. Помедлив немного, чтобы все могли полюбоваться его шедевром, он поставил блюдо перед Льюисом. Дорри подала остальным пример, зааплодировав первой.
— Начинка состоит из ста ингредиентов! — с гордостью сообщила она гостям. — Это коронное блюдо Джереми.
В соответствии с семейным ритуалом Льюис наточил разделочные ножи и начал резать индейку на куски ловкими, уверенными движениями. Первым куском он наделил жену, потом ее родню, своих сыновей, остальных гостей, себя, затем наполнил большую тарелку мясом для кухонной челяди. Аликс в остолбенении наблюдала за происходящим. «Он не собирается обращать на меня внимания. Я для него больше не существую», — мелькнуло у нее в голове.
Наконец, когда практически вся птица была разделана, Брайден повернулся к дочери.
— Ну, Аликс, — произнес он, — тебе белого или розового мяса? Или, может, ты предпочитаешь коммунистический красный цвет?
Аликс встретила его взгляд.
— Белого, пожалуйста, и без кожицы.
— Ну разумеется! — Льюис глубоко вонзил нож в то, что осталось от индюшачьей грудки. — На тебе самой достаточно много надето. Я бы даже сказал, более чем достаточно.
— Но, папа, — вмешался сводный брат Том, — в нашей школе все носят такие значки и прочую дребедень!
— Здесь не ваша школа, — холодно заметил Льюис. — И не Гарвард, и не Гринвич-Вилледж, и не Ханой. Как тебе пришло в голову заявиться в мой дом с этим пропагандистским вздором? Да еще надев жемчуг матери! Сними этот значок.
Аликс почувствовала страх. Потом смятение. Следует ли ей отстаивать свою позицию? Или подняться и уйти? Или убрать значок, чтобы сохранить мир в доме? Но она не могла снова идти на уступки! Если Сэму Мэттьюзу хватило смелости выступить с протестом на ступенях здания суда, неужели она, черт побери, не может подать голос за обеденным столом?!
— Твои друзья в Вашингтоне постоянно твердят о том, что Америка — лидер свободного мира. — Аликс встала со стула. — Тогда почему мне запрещают отстаивать свои убеждения? Я пользуюсь своим правом на свободу слова. Значок остается на месте: он защищен первой поправкой к Конституции.
Льюис сжал в руке разделочный нож. Его глаза метали молнии, но голос был ледяным:
— Действие первой поправки кончается на пороге этого дома. Это мой дом, и ты ешь мой хлеб, и я не собираюсь сносить такое своеволие в собственных стенах! Кем ты себя воображаешь, черт возьми… — голос его постепенно накалялся. — Джейн Фондой?!
Наступила гробовая тишина, и тут защебетала Дорри, вечная миротворица:
— Ну Льюис, дорогой… и ты тоже, Аликс… Перед нами великолепный обед, над которым столько трудился Джереми… Я не позволю испортить его пустыми пререканиями! Вы все равно ни до чего не договоритесь, а Джереми будет смертельно оскорблен: он только на приготовление фарша потратил два дня! Я не собираюсь лишаться лучшего повара, какой только у меня был, из-за банального несходства мнений! Простите друг друга и забудьте. И ешьте индейку, пока она окончательно не остыла! В конце концов, сегодня праздник, День Благодарения. Господи! — вдруг воскликнула Дорри. — У нас почти не осталось вина! Бриджит, принеси-ка нам «Нью Сент-Джордж».
Остаток дня прошел без инцидентов. В восемь вечера, извинившись, Аликс собралась уезжать. Нет, она не может остаться, как планировала: ей еще нужно много заниматься. Ей очень жаль.
Она почувствовала облегчение, когда добралась до своей квартирки в Кеймбридже и уткнулась в книги. Все выходные она никуда не отлучалась — даже чтобы поесть: просто заказывала на дом пиццу или какое-нибудь блюдо из китайского ресторанчика. И работала на всю катушку.
В воскресенье после полудня в дверь постучали. Аликс только что кончила мыть голову. Она наморщила лоб: может, еще что-нибудь заказала поесть и забыла об этом? Наверняка. Но все же тогда привратник должен был позвонить…
