Пола Сангер - Ты моя судьба
Дверь за ним громко захлопнулась.
— А еще говорит, что слишком хорошо воспитан, чтобы без разрешения входить в мой дом, — пробормотала Мейбел. — Однако дубликаты моих ключей он все-таки сделал.
Она прошла в спальню и вытащила из стенного шкафа подушку, пару простыней и легкое одеяло. Аккуратно сложила все на край кушетки и отправилась в кухню варить кофе.
В гостиной как будто что-то упало: по-видимому, Джереми бросил свой чемодан на пол. Через минуту он появился в кухне.
— Даже не заикайся об обеде, — предупредила Мейбел. — Не то я вылью кипящий кофе на твою голову.
— Ты все еще любишь швейцарский «Нескафе»? — спросил он, протягивая руку к телефонному справочнику.
— Я никогда не любила «Нескафе». Я сказала, что люблю его, потому что по глупости хотела угодить тебе.
Джереми вскинул на нее удивленный взгляд.
— Странно, потому что мне самому он никогда не нравился. Я думал, он нравится тебе. В таком случае будем пить гранулированный бразильский.
— Мне надоел бразильский, я его больше не пью. Хорошо, однако, что мы разобрались хоть с кофе. — Мейбел потянулась за кружкой. — Давай не будем тратить время и силы, изо всех сил изображая вежливость по отношению друг к другу.
— Помнится, мы не утруждали себя этим и раньше. Иначе, думается, до сих пор были бы женаты по-настоящему. Ты не возражаешь, если я налью себе чашку кофе?
— Ты только что выпил одну.
— Этот кофе лучше пахнет.
— Поосторожнее, а то расскажу Ширли, — пригрозила Мейбел, протягивая ему чистую чашку.
Джереми медленно наливал кофе и косился на кран над раковиной, из которого капала вода.
— Теперь меня не удивляет, почему ты спросила, видел ли я твой дом изнутри. Осмотри я все заранее, возможно, я не внес бы сюда свой чемодан. А теперь придется забыть об отдыхе.
— Я не прошу тебя что-то делать в этом доме, — отрезала Мейбел.
— Нужно же мне чем-то заниматься, пока я не приступлю к сравнительному анализу австралийских пляжей.
— А когда же ты собираешься заниматься своими собственными делами? Если ты будешь игнорировать их в течение трех месяцев, Лорин, возможно, не согласится на первоначальную цену.
— И тогда все завершится ужасным позором, поскольку ты не получишь свой Культурный центр, — закончил Джереми.
— Может быть, мне стоит заключить письменное соглашение? — как бы в раздумье пробормотала Мейбел.
— Если ты не собираешься оставить в собственных карманах хоть какие-нибудь крохи с этих пяти миллионов, подумай лучше, где тебе найти дешевую рабочую силу, — посоветовал Джереми, как всегда, пропуская мимо ушей ее реплику. — Если в обозримом будущем ты переберешься в Круксбери-Хилл, этот коттедж придется продавать, а вид у него, прямо скажем, не товарный.
Дешевая рабочая сила! Как будто дело только в этом!
У Мейбел появилось отвратительное ощущение, что за эти три месяца ей придется заплатить очень высокую цену. И цена эта будет исчисляться совсем не в деньгах. Ее нервы, ее чувства, ее душевные силы — вот что поставлено на карту. И счет за эти абсолютно нематериальные вещи никому не предъявишь. Тем более Джереми.
7
Джереми подбросил монетку: в какой ресторан — китайский или греческий — отправиться за едой. Победила греческая кухня. И, слава Богу — этот ресторан ближе.
Подумать только, размышлял Джереми, роясь в бумажнике, чтобы оплатить счет, она выставила меня на пять миллионов, да плюс еще этот обед!
Мейбел вызывала у него восхищение, хотя Джереми скорее согласился бы быть истертым в порошок, чем честно признался бы в этом неожиданно открывшемся ему, совершенно новом восприятии бывшей жены. Попроси Мейбел несколько миллионов для себя, он назвал бы ее хищницей, был бы немного разочарован, но не удивлен.
С другой стороны, Джереми понимал, почему она думает, что имеет право на такую кучу денег. Когда они сидели в том темном баре, Мейбел не шутила, говоря, что в течение их короткой совместной жизни они перебивались с бобов на рис. И хотя временами Джереми это отрицал — даже в мыслях, — но без нее вряд ли преодолел бы последний семестр. Так что, в конечном счете именно Мейбел он обязан в значительной степени своим преуспеванием, что, без сомнения, отметит ее адвокат, если до этого дойдет.
Но попытаться выставить его на семь миллионов… Если бы эта сделка не попахивала вымогательством, Мейбел можно было бы назвать лучшим предпринимателем года.
Жаль только, что она старается ради этого Хораса.
— Сэр, — окликнул его официант, — вы забыли вино!
Джереми перехватил пакеты поудобнее, так, чтобы можно было ухватить бутылку за горлышко, и, готовый взорваться, потащил все это к машине.
Когда он вернулся в коттедж, Мейбел уже переоделась в джинсы и в светло-зеленую футболку с желтой эмблемой университета и расставила на маленьком столике тарелки, подложив под них яркие многоцветные салфетки. Она придержала дверь, которую Джереми открыл ногой, и забрала у него пакеты.
Джереми смотрел, как она вынимает коробки, открывает их, расставляет на столе, и думал: у этой женщины до сих пор соблазнительная фигурка.
— Этот столик, накрытый на две персоны, выглядит очень по-домашнему, — заметил он.
Мейбел пожала плечами.
— Не жди, что я зажгу свечи. Но за пять миллионов я готова накрывать стол без особых жалоб.
Не дожидаясь, пока он выдвинет для нее стул, Мейбел села и принялась накладывать еду на свою тарелку. Джереми тем временем открывал бутылку вина.
— Я тут кое о чем подумала. Пока тебя не было, — сказала она, не глядя на него.
— Звучит прямо-таки зловеще, — заметил Джереми, садясь за стол.
— Мне кажется, я должна знать о твоем бизнесе, хотя бы в общих чертах.
— А почему бы и нет? Что именно ты хочешь знать? — спросил он, беря нож и вилку.
— Одну вещь. Почему Лорин страстно желает его приобрести?
— Потому что это очень прибыльная производственная линия, которая прекрасно вписывается в ее стратегические планы. Мы делаем переключатели, Лорин — машины, вполне разумно соединить эти два производства.
Мейбел нахмурилась.
— Так в чем же особенность этих твоих переключателей?
Джереми объяснял все так, как оно есть, — совершенно честно и откровенно, потому что еще не забыл особенность Мейбел задавать вроде бы бессмысленные, не относящиеся к делу вопросы, но ухватывать суть проблемы.
— Не хочу, чтобы звучало так, будто бы я хвастаюсь…
— О, не стесняйся, хвастайся сколько угодно. Обещаю не воспринимать тебя всерьез.
Это было сказано совершенно спокойно, без всякого саркастического подтекста.
