Юрий Каменецкий - Мелочи жизни
— Что сгустила-то?!
— Ничего! Сказала, что в папке были особо секретные материалы Семнадцатого съезда.
— Положим, ничего особо секретного там не было, ты это прекрасно знаешь...
— Бойчей искать будут!
— Хотя вот тот протокол... — задумчиво произнес Анатолий Федорович.
— И про протокол сказала!
— И он, конечно, ужасно заинтересовался?! — взволнованно спросил Анатолий Федорович.
Однако Анна Степановна почему-то оценила реакцию супруга по-своему.
— Я не понимаю твоей иронии.
— Иронии?
— Да, Толя!
— По-моему, ты сама говорила, что это какой-то неопытный мальчишка.
— Сначала мне так показалось. А поговорили, и вижу — вполне нормальный молодой человек. Историей очень интересуется, в школе одни пятерки были.
— Может, и фамилию своего учителя назвал? — рассмеялся Анатолий Федорович.
— Я, говорит, понимаю, что нам очень нужна объективная, честная история КПСС. Для грядущих поколений. И я сделаю все возможное, чтобы найти папку.
— Так и сказал?
— Так и сказал.
— Надо же, какая прелесть. Даже доблесть! Только интересно, каким это образом он ее найдет? Будет подозревать всех и каждого, кто был в нашем доме в эти дни? Будет обыскивать их квартиры?
— Толя, — Анна Степановна помялась, — Толя, мне кажется, мы подозреваем одного и того же человека...
— Я никого, моя милая, не подозреваю! В моем доме воров не бывает!
— Откуда вдруг такая уверенность? Анатолий Федорович не ответил.
— Ну и что твой Михаил Васильевич?
— Михаил Васильевич обещал сделать все интеллигентно. Я ему верю. Больше того, я теперь уверена, что он землю будет рыть носом, чтобы найти папку.
— Почему это? — Анатолий Федорович подозрительно посмотрел на жену. — Ты ему так заморочила голову? Или он так влюблен в историю КПСС, что...
Но очередной звонок в дверь не дал ему договорить.
— Наверное, Катя вернулась... — идя открывать, проговорила Анна Степановна.
— Сомневаюсь, у нее же ключи есть, — удивился Анатолий Федорович.
Однако это была не Катя.
— Здравствуйте, дорогие дедушки и бабушки, — в духе «Спокойной ночи, малыши» проворковала вошедшая Юля. — Дедуля! Ну как ты?!
— Жить буду — летать никогда!
— Не понял?!
— Ты сама так всегда говоришь.
— А поточнее? — нахмурилась Юля.
— Выражаясь языком твоей бабушки — нормально.
— Да какой там — нормально! — вмешалась Анна Степановна. — Волнуется! Нервничает!
— И все из-за этой дурацкой истории? — Сообразив, что ляпнула не то, Юля поспешила исправиться: — Я не вообще об истории, а только о...
— Ладно, ладно, — не стал цепляться Анатолий Федорович. — Вообще-то историю ты любишь. Я знаю. Но только средних веков. Про рыцарей.
— А что? Рыцарей так не хватает, дед. Правда, недавно я одного встретила.
— Печального образа, я так полагаю? — уточнил Анатолий Федорович.
— Нет, к счастью, — расхохоталась Юлька. — Веселого. Умного. И на белом коне!
Анна Степановна нервно посмотрела на мужа. Анатолий Федорович поморщился.
— На белом, говоришь?
— Да уж! — Юля предпочла поскорей сменить тему. — Чуть не забыла!
Из сумки явилась на свет банка икры.
— Это тебе, дед, от твоего богатого сына. Он теперь получает зарплату икрой и прочими недоступными простым гражданам деликатесами.
— Что за вздор?! Не понимаю! — недоуменно хмыкнул Анатолий Федорович.
— Это не вздор. Это бартер.
— Бартер? — растерянно повторила Анна Степановна.
— Ну, когда за работу расплачиваются бутылкой, неужели ты не понимаешь? — зло пояснил Анатолий Федорович. — Ты же сама это не раз проделывала с нашим уважаемым сантехником Филиппом Иванычем.
— Так он что теперь... — Анна Степановна никак не могла подобрать подходящие слова. — Он теперь Филиппом Ивановичем работает?
— Ваш сын, — балагурила Юлька, — он глава сверлильной фирмы «Кузнецов и Ко»!
— Иными словами, сверлит дырки. — Анатолий Федорович повернулся к жене. — Помнишь, ты говорила, что он купил сверла?.. Ну что ты молчишь?!
— Какой кошмар... Наш Сергей... Какие-то дырки... Толя, поговори с ним! Он только тебя слушает!
— Ну поговорю, и дальше что? Ему семью кормить надо. — Анатолий Федорович пристально посмотрел на Юлю. — А ты, внучка, как думаешь?
— Я?! Я не знаю... Вы, главное, не волнуйтесь! Отец обязательно найдет нормальную работу. У нас еще ни один талант не пропадал. Не здесь, так за бугром! Бугор нынче низкий, его перепрыгнуть в один прыжок можно, как говорит моя подруга Костикова. Бабушка, не делай большие глаза! Я же шучу. У меня хорошее настроение.
Анатолий Федорович обнял внучку.
— Вот это приятно слышать. Честно говоря, в нашей несчастной стране главный дефицит сегодня — это дефицит хорошего настроения.
— Это не моя проблема! — Юля выскользнула из дедушкиных объятий. — Ну мне пора! Чао! Не болейте! Не тоскуйте! Не плачьте!
— Ты куда? — воскликнула Анна Степановна. — Я сейчас оладьи испеку, ты же их любишь!
— Некогда, ба! Я теперь тоже перехожу на бартер. Мне есть чем торговать, — кокетливо потянулась Юля и устремилась в прихожую. ~
— Тьфу, болтушка!
Проводив внучку, Анна Степановна неторопливо вернулась к мужу.
— Ну что происходит с девчонкой! Такое несет!.. Страшно делается!
— Просто она взрослеет, — не отрываясь от газеты, спокойно проговорил Анатолий Федорович. — И не надо лезть ей в душу. Не надо!
— А кто лезет?! — возмутилась Анна Степановна. — Но эти слова «Мне есть чем торговать...»!
— Действительно есть! У нее в отличие от некоторых есть чувство юмора. И не мешай мне, пожалуйста. Я должен, наконец, дочитать статью Красноперова, он просил позвонить и поделиться моей точкой зрения.
Анна Степановна отвернулась к окну.
— Другого ответа я от тебя и не ждала...
Она вдруг замолчала, в ужасе глядя в окно вниз.
— Что случилось? — почувствовав неладное, настороженно поинтересовался Анатолий Федорович.
— Машина... — почему-то шепотом ответила Анна Степановна. — Та самая, белая... Юля садится в нее...
Глава шестая. ВЫХОД В СВЕТ
Дом моделей Игоря Шведова переживал не лучшие времена. Начатый с размахом ремонт оборвался, не успев начаться, — денег не хватило. Вернее, сломать старое, конечно, хватило, а вот построить новое...
Знаменитый кутюрье ночей не спал, пытаясь найти спонсоров, привлечь государство, заинтересовать иностранцев...
Нет, никто не отказывал. Все клялись в вечной любви и преданности, охотно соглашались одеваться у великого мастера всю оставшуюся жизнь, но денег не давали.