Элеонора Глин - Любовь слепа
«Если Ванесса его любит, а он из-за Алисы заставляет ее страдать, она этого долго не вынесет, — сказал он себе решительно. — Она горда, как Люцифер, и страстна, как итальянка».
ГЛАВА IX
Любовь не нуждается во многих днях, чтобы развиться, у таких натур, как Ванесса. Прежде чем наступила середина июля, ее любовь к Губерту выросла до размеров всепоглощающей страсти, и если бы не суровая выдержка, привитая ей в юности, даже огромная прирожденная гордость не помогла бы ей сохранить самообладание. Он, со своей стороны, тоже крепко держал себя в руках с той ночи приема при дворе и намеренно никогда не разрешал себе смотреть на Ванессу и задумываться над эмоциями, которые она в нем вызывала. Он сознательно не давал развиться своему чувству к ней. Затем случилось вот что.
У Губерта был дядя епископ, женатый на сестре его матери. Леди Аделиза Карстерс не понимала того, что современные браки требуют двух спален, и не поощряла этой моды. Для Губерта и его жены, которых ожидали во дворце епископа, расположенного рядом с собором в Прансминстере, была приготовлена громадная комната для гостей, времен Елизаветы. После чая, который пили на лужайке сейчас же по приезде, тетя Аделиза со своим обычным замораживающим достоинством повела Ванессу наверх, в ее комнату, переодеться к обеду.
— Уборная Губерта находится здесь, дорогая, — сказала она, указывая на маленькую дверь в дубовой панели, и, покидая комнату, добавила: — Ванная комната расположена в другой нише на противоположной стороне.
Ванесса обомлела. Ей бросилось в глаза лицо Мадлен, которое она могла видеть в зеркале туалета, где расставляла какие-то вещи. Его выражение, которое трудно было бы описать, возбудило в ее госпоже какие-то подозрения и заставило ее резко открыть маленькую дубовую дверь.
В небольшой, в шесть футов, квадратной комнате стоял великолепный комод работы Чипанделя, туалетный стол, умывальник и один жесткий стул той же эпохи. И это было все!
Неожиданное ощущение пронзило Ванессу. Где же будет спать Губерт? Дикий порыв различных чувств заставил ее на мгновенье растеряться. Она так сильно дрожала, что едва могла стоять. Все подавленные эмоции последних шести недель, казалось, разом воскресли. Она почувствовала, как все завертелось перед ней, и опустилась на жесткий стул.
Все в доме епископа делалось со строжайшим соблюдением приличий, и обед начинался ровно в восемь часов. Летом в восемь часов! При ярком свете солнца!
— Вам приготовлена большая комната для гостей, Губерт, — позвала его тетка, когда он поднимался по лестнице. Думая о другом, он кивнул и открыл дверь, не постучав, — и сделал шаг назад: на него смотрели испуганные глаза Ванессы, удивленной его вторжением. Она сидела здесь в легком прозрачном капоте, а Мадлен застегивала завязки ее серебряных туфель.
— Прошу извинить меня!
В одну секунду он понял все… Конечно! Эти восхитительные старомодные родственники устроили все самым глупым и неудобным образом. Он хорошо знал расположение дома. И, стараясь не смотреть на Ванессу, немедленно спасся бегством в маленькую уборную, где его уже ждал Гардинг, поднявшийся туда снизу по крутой каменной винтовой лестнице. Лукавое лицо лакея, подобно лицу Мадлен, выражало смущение хорошо воспитанного человека. Губерт почувствовал странное возбуждение и беспокойство, но усилием воли справился с ними. Одевшись и спускаясь из каморки по крутой лестнице, он громко рассмеялся. Где же, черт возьми, он проведет эту ночь?
Два розовых пятна горели во время обеда на щеках Ванессы. Губерт мог видеть ее между стоящими на столе высокими цветами. Кровь стремительно текла по его жилам, но чем возбужденнее он себя чувствовал, тем крепче становилась его воля. Он не поддастся больше слабости! Достаточно с него одного позорного воспоминания.
Чопорная благочестивая атмосфера дома действовала на Ванессу. Внешне ее манеры стали такими же сдержанными и холодными, как манеры окружающих, но под наружным спокойствием скрывалось сильнейшее волнение.
Так проходил этот вечер, и ровно в одиннадцать часов — почтенный и приличный час для отхода ко сну — Ванесса, вся трепеща, лежала в огромной пуховой четырехместной кровати.
Губерт посреди разговора со своим дядей и другими достойными гостями неожиданно рассмеялся вслух от весьма легкой благочестивой остроты. Его положение становилось чересчур забавным. Выдержит ли он характер? Или…
Он подумал о том, какой неожиданностью явились бы для этих мирных людей его мысли, если бы они их узнали, и снова рассмеялся, епископ тоже расхохотался с довольным видом.
Конечно, Ванесса не спала, когда услышала, что кто-то вошел в уборную. Если ее сердце сильно билось в ночь свадьбы, то теперь оно буквально готово было выскочить из груди.
Губерт сел на жесткий стул и опять рассмеялся, затем выругался почти вслух. Можно терпеть неудобства ради спорта или на войне, но в мирное время он был избалованным человеком, а чипанделевский стул был очень жестким. Около часа он вертелся сюда и туда, выкуривая несметное количество папирос, затем часы пробили час.
Голова Ванессы горела, а руки и ноги стали холодными как лед… В широко открытое окно врывались смутные шорохи жаркой летней ночи; затем ей показалось, что она слышит шум дождя.
У Губерта ныло все тело. Из-за мебели не стоило даже пытаться улечься на полу — незанятого места оставалось слишком мало — его рост равнялся шести футам. Он опять чуть не выругался вслух, затем накинул халат и спустился вниз по винтовой лестнице. Он знал, что отсюда был выход прямо в сад, но когда он подошел к низенькой двери и, открыв старый тугой запор, выглянул наружу, его лицо стало мокрым от дождя. Его охватило бешенство. Положение было и смешным, и отвратительно беспокойным. Почему должен он покоряться всему этому?
На цыпочках, словно вор, крался Губерт по каменному коридору. Он решил достать книгу для чтения из шкафа, стоящего в верхнем холле. Это было старое издание по вопросу о ловле форели. Ему пришла мысль устроиться в гостиной на одном из диванов — он чувствовал себя совершенно измученным, но понимал, что когда рано утром девушка войдет сюда, чтобы поднять шторы, и увидит его спящим здесь, пойдут бесконечные разговоры… Поистине ужасны эти старомодные обычаи, и как некультурно со стороны его тетки ставить его в такое идиотское положение!
Губерт не знал, где находятся электрические выключатели, и, идя ощупью через темный холл и вверх по лестнице, он представлял, где найти книгу, — на полке, возле комнаты для гостей.
Однако шум, который он произвел, разбудил епископа, и тот, с ночным колпаком на голове и со свечой в руке, храбро вышел из своей спальни посмотреть, не собирается ли ночной вор нарушить покой его дома!
