Сандра Мэй - Свидание вслепую
…Я вот все думал тут недавно: как странно распорядилась нами судьба? Два одиноких человека с разбитыми сердцами, два брошенных любовника — как мы ухитрились встретиться в этом мире? Нет, нет, не пугайтесь, я вовсе не имею в виду встречу физическую. И все же странно: из миллиона анонимных писем мы с вами нашли друг друга. Мне легко говорить с вами, незнакомка, которая знает меня едва ли не лучше моей родной матери. И знаете, впервые за долгое время молчания легко рассказывать о том, что мучило меня все эти месяцы.
Вы говорите, что были не нужны своему мужчине. Не сочтите за мужской эгоизм, но ведь мужчине гораздо тяжелее попасть в аналогичную ситуацию. Женщина по природе своей стремится найти того, кто подчинит ее себе, но вот вам мужчина, который полюбил искренне и радостно, словно мальчишка, отдал всего себя, доверился полностью, без остатка — и получил такой удар, простите, ниже пояса, от которого можно и не подняться.
Мне труднее исповедоваться, я должен оставаться джентльменом, но если бы вы знали, как больно, когда тебя предает та, на которую ты готов был молиться!
Все просто. Ее холодность, отчужденность, ее великолепное умение владеть собой, ее хитрость и изворотливость означали только то, что она меня никогда не любила. Она давным-давно продумала этот план, наверняка со своей старшенькой советчицей, и план этот состоял наполовину в мести, наполовину в холодном расчете заполучить мои деньги…
…Намечались довольно долгие выходные. Мы решили отправиться, скажем так, на природу. Утром я одевалась, ожидая его звонка, и разорвала нитку жемчуга. Клянусь вам, я вовсе не экзальтированная особа и не выжившая из ума старая дева, но я до сих пор помню тот ледяной озноб, который пробежал у меня по спине, когда жемчужины раскатились по полу. Это было началом катастрофы, только я еще этого не знала. Ведь всем известно, что рассыпать в первый раз надетый жемчуг — к слезам. Эту нитку я купила себе сама, хотела сделать ему сюрприз…
…И, разумеется, уж совсем не стоило ехать туда, где нас могли узнать. Л потом все просто покатилось как снежный ком. Если уж день не задается, так с самого утра. Кое-как закончив эти испорченные выходные, мы вернулись по домам, и у себя в гостиной я обнаружил самого нежелательного из всех возможных посетителей. Писать о подробностях этого разговора бессмысленно, ведь мы договорились — без имен, так что ограничусь одной фразой: мне не просто открыли глаза на мою собственную наивность, а еще и ткнули в нее носом…
…Это было страшно, словно наваждение какое-то. Беда и в том, что я все еще ничего не знала — ведь до следующей нашей встречи оставалось много времени: как вы знаете, мы встречались нерегулярно и тайно. Я готовилась к свиданию, я была возбуждена и радостна, но когда раздался звонок в дверь и я открыла ее, на пороге стоял совсем другой человек…
Клайв и Хелен договорились провести вместе целых четыре дня! За три года их шпионской, тайной любви такая роскошь выпадала второй или третий раз, и Хелен вдруг поддалась безотчетному желанию показать Клайву те места, в которых она выросла. Кроме того, неожиданно ее стала мучить совесть: все эти три года она не имела никакой связи с Эшенденом и даже не знала о том, как поживает ее непутевая тетка Сюзанна.
Одним словом, она сказала Клайву, что хочет сделать ему сюрприз и что за рулем на этот раз будет сама.
Три прошедших года сильно изменили Хелен Стоун. Теперь-то уж точно никто не назвал бы ее провинциалкой. Она расцвела и внешне, и внутренне, стала более уверенной в себе, стильной, красивой молодой женщиной. Из тоненькой белокурой девочки она превратилась в настоящую красавицу. Округлилась высокая грудь, бедра чуть раздались, и во всем теле появилась та неприметная, но необыкновенно украшающая женщину мягкая закругленность, которую могут позволить себе лишь те, кто любит и любим.
Неплохая зарплата позволяла ей соблюдать в одежде свой собственный стиль, манеры были безукоризненны, ну а по большому счету ее интересовало мнение лишь одного человека на свете — Клайва Финли. Хелен любила его ровной, спокойной любовью, не знающей ни тревог, ни сомнений, ни потрясений. Она легко примирилась с необходимостью скрывать их отношения в начале романа — теперь она окончательно свыклась с этим. Чем дольше они не виделись, тем жарче бывали их ночи и тем ровнее и сильнее горело пламя любви в ее сердце.
Хелен Стоун любила, как умела.
Теперь у нее была своя машина, но с Клайвом она всегда уезжала на его «феррари» или менее приметном «мерседесе». Однако на этот раз решила повести машину сама. К тому же для поездки в Эшенден требовался внедорожник, а у нее как раз и был подержанный «лендровер».
В Эшенден они въехали в полдень, как она и рассчитывала. Внутренне Хелен страшно собой гордилась, но внешне старалась соблюдать невозмутимость. Правда, ее прекрасного вождения Клайв почти не видел, так как задремал после первого же привала, который они устроили на выезде из Лондона. Не то чтобы проголодались, не то чтобы устали — просто не могли больше ждать.
В маленькой комнатке дешевого мотеля стояли одна кровать, две тумбочки и неработающий телевизор, занавески на окнах были серыми и застиранными, и в треснутое стекло пробирался холодный и свежий мартовский ветер, но двое тайных влюбленных не замечали всего этого. Они едва успели запереть за собой дверь и торопливо раздеться, а после этого пространство и время потеряли всякое значение.
Пробивающиеся сквозь серую занавеску лучи солнца освещали Хелен странным призрачным светом, тени метались по стенам комнаты старого мотеля, кольца золотистых волос рассыпались по плечам и груди, и пламенем любви горели удивительные голубые глаза, широко и доверчиво распахнутые…
Клайв, чуть приотстав, замер на пороге, а уже через секунду она бросилась ему на шею.
Они целовались жадно и торопливо, словно боялись не успеть куда-то, словно от этого зависела их жизнь, и одежда летела на пол, а входная дверь осталась приоткрытой.
Он хотел задернуть тяжелые шторы, чтобы не смущать девушку, но она не позволила, приложив узкую горячую ладонь к его губам. Отступила на шаг, отбросила тяжелую волну волос, облизала кончиком языка губы…
Клайв смотрел на Хелен во все глаза. Упивался ее красотой и грацией. Ласкал взглядом изгибы стройного тела, высокую упругую грудь, напряженные, похожие на ягоды соски, впалый мускулистый живот, бедра, узкий золотистый треугольник внизу…
Он знал женщин, видел их обнаженными, но никогда не думал, что встретит такое совершенство. Намекни ему кто-нибудь, что по канонам античности и Возрождения совершенство выглядит иначе — он бы только рассмеялся. Но никто не мог ему на это намекнуть, потому что это тело, эта великолепная женщина, вся, без остатка — он знал это, — принадлежала ему, ему одному, и он медлил, наслаждаясь ее красотой и точно зная, что через секунду мир взорвется разноцветным салютом беззвучных слов и цветных звуков…
