Вари Макфарлейн - Любовь как сон
– Привет. Ты куда-то собирался?
Джеймс уже забыл, что надел спортивный костюм.
– Нет… в смысле, да. Потом, когда уйдешь.
– Можешь не дожидаться, Джеймс, я не украду твой видик. О, ты отращиваешь бороду?
Он потрогал подбородок.
– Да. А что?
Джеймс приготовился ответить колкостью: «Не твое дело», – но Ева уже позабыла о нем.
– Приве-е-ет!
Отлично. Сколько энтузиазма при виде толстого мрачного кота – и минимум эмоций при виде мужа.
Ева бегом бросилась к Лютеру, который стоял на лестнице, схватила его и ткнулась лицом в сердитую, ничего не выражавшую морду.
– Ну, как поживает мой милый лохматый малыш?
Джеймс уже начинал искренне ненавидеть этого лохматого малыша. Милый? Спорный вопрос, можно ли назвать милым маленького тирана в мохеровом комбинезоне.
– Кстати, как у тебя дела? – мимоходом спросила Ева.
Джеймс вздрогнул. Она прекрасно знала, что признаться честно ему не позволит гордость, а ответить иначе значило выпустить ее из рук.
– Да все так же. А у тебя?
– Очень хорошо. В этом году такие приятные ребята. Отлично себя ведут.
– Не сомневаюсь.
Ева работала в частной школе в Бэйсуотере, и проблем с дисциплиной у нее не возникало – в том числе из-за потрясающих внешних данных. То и дело она приходила домой с очередными каракулями, изображавшими красавицу блондинку, иногда – возлежавшую в воде наподобие Офелии. Ученики обычно прибегали к этому неуклюжему предлогу, чтобы нарисовать свою учительницу в соблазнительном виде. Джеймс страшно злился, что ему приходилось смотреть на чудовищную мазню, висевшую на дверце холодильника.
– Вот капли для Лютера, – сказала Ева, ставя сумку на стол. – Дважды в день. Если будут коричневатые выделения, не пугайся.
– Великолепно. Прямо-таки жду с нетерпением.
– Мне надо забрать одежду из гостевой.
– Ни в чем себе не отказывай.
– Не обязательно все время говорить со мной в таком… пренебрежительном тоне.
Джеймс скривился.
Ева пошла наверх, а Лютер побрел на кухню, движением хвоста выразив отвращение в адрес Джеймса, неспособного удержать женщину.
Сумочка, из которой Ева достала капли, осталась лежать, заманчиво приоткрывшись. Джеймс разглядел сложенный листок бумаги, на котором было написано: «Финн Гатчинсон, 2013, целую». Семестр едва начался, а ученики уже принялись ее рисовать? Джеймс всмотрелся повнимательнее. Если он и вел себя как ревнивый муж, то именно потому, что ревновал.
Прислушиваясь к шагам Евы наверху, Джеймс вытянул рисунок из сумочки. Бумага была плотная, какую покупают в художественных магазинах.
Он развернул лист и уставился на угольный набросок, изображавший обнаженную Еву. Она лежала, перебросив ноги через подлокотник кресла, откинув руки назад, и неумолимо смотрела на него из-под полуопущенных век. Светлые пряди волос извивались, точно змеи.
Конечно, кто-то из учеников мог в очередной раз отдать дань красоте Евы. Тем не менее кое-что подсказало Джеймсу, что рисунок выполнили с натуры, судя по точности деталей. Сколько он ее знал, Ева предпочитала делать интимную стрижку в виде тонкой вертикальной полоски. Недвусмысленный признак, что художник обладал напрямую полученным знанием.
Джеймс оставил набросок лежать на столе, привалился к стене, выдохнул и скрестил руки на груди.
Чувствуя тошноту и обливаясь холодным потом, но не утрачивая власти над собой, он ждал, и каждая минута, проведенная Евой наверху, казалась вечностью.
15
Когда Ева вернулась, Джеймс с кровожадным удовольствием отметил жуткую тишину, повисшую в комнате, пока жена обозревала стол.
– Ты шарил в моих вещах? – спросила она.
Если у Джеймса и оставались какие-то сомнения насчет автора рисунка, реакция Евы поставила точку.
– Ты сама оставила сумочку открытой. Что это такое? – бесстрастно спросил Джеймс.
– Рисунок. Ты их и раньше видел.
– Ты собираешься врать даже теперь?
– С чего ты взял, что я вру?
– Потому что это нарисовано с натуры. Ева, ты думаешь, я не узнаю собственную жену?
Пауза. Она опустила голову, сгорбилась и заплакала. Джеймс по привычке почувствовал укол совести, оттого что огорчил Еву. Но тут же понял, что им манипулируют, и вспыхнул:
– Не реви! Не смей лить слезы. Ты разрушила нашу семью! И как, по-твоему, я должен себя чувствовать? Думаешь, мне приятно узнать, что ты завела роман, поболтав перед кем-то сиськами?
– Никакого романа у меня нет! – всхлипывая, произнесла Ева.
– Какое слово ты предпочитаешь?
– Я так и знала, что ты подумаешь про Финна бог весть что.
– Я думаю вполне определенно: ты с ним спишь. И как долго это продолжается?
Когда они расстались, Джеймс спросил, нет ли у нее другого, и Ева сказала: «Никого».
Она покачала головой.
– Пока мы не разошлись, между нами ничего не было.
– Да. Конечно. Ты развязалась со мной, чтобы начать с ним. Вот такая честность.
Ева энергично замотала головой:
– Нет, нет.
– Слишком грубо, да? Осквернение брака непременно должно быть с какой-то высокой духовной целью, а не просто потому, что ты связалась с другим мужчиной? Это ведь так банально. И вдобавок ты оказываешься виноватой. Упаси боже сказать какое-нибудь грубое слово, например «измена».
Джеймс перешел на крик. Ева вытирала глаза, волосы упали ей на лицо. Она не раскаивалась, просто пустила в ход свои уловки, чтобы Джеймс почувствовал себя злодеем. Но он не поддался.
– Кто такой Финн?
– Натурщик. Мы сблизились в последнее время…
– Насколько? Вот настолько? – Джеймс расставил руки. – Нет, погоди. Вот настолько.
Он сомкнул ладони.
Ева покачала головой и шмыгнула носом.
Минутку. Финн. Натурщик. Она о нем упоминала. Они познакомились на каком-то мероприятии. Он предложил попозировать ее ученикам, и Ева сказала, что это слишком дорого… Через некоторое время поползли нелепые слухи о том, как Финн приперся в школу позировать, сбросил халат и стал заигрывать со смущенными ученицами. Джеймс, помнится, спросил: «Что, голый? Вот нахал». Ева, смутившись, принялась объяснять, что все необходимые места прикрыли полотенцем, что Финн – начинающая звезда, что он заключил контракт с крупным модельным агентством…
Тут Джеймс осознал, что наглец Финн сделал большой шаг вперед, когда согласился поработать на благотворительных началах.
Ева весело гадала, кто из шестиклассниц в него влюбится. Джеймс отметил несомненно ловкий трюк: Финн сначала познакомился с Евой, ну а предложение позировать – это был жест, рассчитанный на то, чтобы впечатлить ее.
– Сколько ему лет?
– Двадцать три.
Джеймс прикрыл глаза ладонью.
– Сколько?! Ты что, теперь предпочитаешь подростков? «Гарольд и Мод»?
