Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь
— Я думаю… этого не могло произойти… это было совершенно невозможно… если путешествовать во времени. — Фредди никак не удавалось вникнуть в его рассуждения.
— А я уже собирался попросить тебя об одной глупости, — сказал Джок, и сердце его упало, когда он услышал привычные нотки в голосе Фредди.
— О чем?
— Только сопляк просит у девочки разрешения, — сказал он. — Не помнишь, как было в школе? — Он подвинулся к ней, обнял и, не позволив воспротивиться, поцеловал ее в губы. В этом поцелуе было уважение, нежность, наслаждение, но вместе с тем и чувство собственного достоинства. Так ведет себя человек, понимая, что его прикосновение не совсем нежеланно.
— Прекрати, — удивленно взвизгнула Фредди. Она так давно не целовалась, что смутилась и приняла строгий вид.
— Обними меня, Фредди, — сказал он. — Давай, попробуй. Если тебе не понравится, я перестану.
— Что ты, черт возьми, делаешь, Джок Хемптон?
— Целуюсь. Целуюсь — вот и все, — ответил он и снова поцеловал ее.
— Ты собирался поговорить, — напомнила Фредди, совершенно расслабившись от его сильных, уверенных рук, обнимавших ее. Он был такой большой, от него так необыкновенно пахло жареными каштанами, а руки были такими надежными… Кто бы мог подумать, что у него такие приятные губы?
— Потом. Поцелуй меня, Фредди, моя дорогая Фредди, пожалуйста, попробуй ответить на мой поцелуй. Да, это лучше, намного лучше, не стесняйся, ты такая красивая, я люблю тебя, я всегда любил тебя. Я не заставляю тебя любить меня немедленно, но разреши мне сделать все, чтобы ты полюбила меня, пообещай мне это! Всю жизнь я был одинок, потому что любил только тебя. Я всегда мечтал о твоем поцелуе, хотя и не надеялся, что это когда-нибудь произойдет и будет так прекрасно! — Он зарылся в ее волосы, и сердца их забились в унисон в мире, где все внезапно сместилось, и наступление утра зависело лишь от прикосновения губ к губам.
Джок сжал лицо Фредди руками и стал покрывать поцелуями ее волосы, горячие щеки, глаза. Наклонив ее голову и отвернув воротник накидки, он стал целовать нежную шею. Фредди попыталась освободиться, хотя ее охватил трепет от его нежных поцелуев, от его ищущих губ. Ей так не хотелось лишаться этого чудесного чувства безопасности, которое она ощущала рядом с ним. Фредди безуспешно пыталась увидеть в темноте его глаза.
— Джок, подожди! Ты так торопишься, я даже не знаю, что чувствую. Дай задний ход, позволь мне разобраться, представь, что это после школьного бала, не спеши, Джок!
Совсем недавно достоинство Фредди было так больно задето, что она чувствовала себя слишком уязвимой и не хотела терять трезвости, обретенной в долгие ночи, когда она возвращалась к одним и тем же вопросам. Ей не следует доверяться внезапным ощущения, вызванным словами и поцелуями Джока.
Он послушно положил ее голову себе на грудь. Одной рукой он слегка поддерживал Фредди, а другой нежно, словно маленького ребенка, гладил ее по волосам.
— Да, Фредди, как после школьного бала. Одно, чего хотелось бы мне тогда, это вот так же быть рядом с тобой и чтобы это длилось долго-долго… Я не могу поверить своему счастью, не могу поверить, что эта красивая рыжеволосая и синеглазая девчонка хочет летать так же, как я. Я хочу, чтобы однажды мы полетели вместе. Но все это — игра моего воображения, ведь мне еще только шестнадцать. — Он засмеялся. — Я еще слишком молод, чтобы даже мечтать о том, как когда-нибудь буду обнимать такую необыкновенную девчонку, как ты.
Фредди было так хорошо и спокойно рядом с Джоком, что она могла слушать его еще и еще, будто каждое произнесенное им слово убеждало ее в том, что впереди еще целая жизнь. Если соединить все эти слова, может получиться правда. Джок был так неожиданно ласков, так искренен в своей неловкости, прямоте и откровенности — как мальчишка. Фредди вспомнила: впервые увидев его, она подумала, что он похож на благородного викинга… может, она и не ошиблась. В его голосе слышалась такая сокровенная страсть, будто он действительно любил ее всегда. Теперь она понимала, почему раньше ей казалось, что он немного сердится на нее — ведь ему приходилось скрывать свою любовь. Если он любил ее. И вдруг все сомнения разом исчезли. Она узнала голос любви, услышав его снова через столько лет. Фредди протянула руки и крепко обняла сильную шею Джока, приподнявшись, чтобы прижаться страждущими губами к его губам и подарить ему первый поцелуй — неистовый, искренний и страстный.
— Господи! — выдохнул Джок. — Каким надо быть идиотом, чтобы оставить тебя! Я же говорил Тони, что он спятил! Каждый раз, когда я видел его с этой девчонкой, я называл его дураком, но, слава Богу, он меня не послушал.
Фредди ощутила укол в сердце.
— Ты… ты видел Тони с ней? Ты говорил ему! — Она опустила руки.
— Ну… ты знаешь… мужчины, друзья, конечно, они… ну, говорят друг другу…
— Господи, это значит, вы обсуждали меня! — Фредди задохнулась от возмущения. — Вы тайком с моим мужем и его любовницей обсуждали меня, смеялись надо мной, и, конечно, в таких задушевных беседах он доверительно сообщал тебе все ужасные, неприятные, очень личные подробности о том, что происходило между нами. Ты знал обо всем, а я ни о чем не подозревала! — Фредди резко распахнула дверцу машины. Прежде чем Джок успел шевельнуться, она выскочила, побежала по дорожке к дому и хлопнула дверью так, что у него не осталось сомнений: это — конец.
Весь остаток ночи Фредди просидела, согнувшись на стуле в своей спальне, охваченная гневом и болью. Ей было холодно, но она не могла двинуться, чтобы накинуть что-нибудь теплое. Потом она вскочила со стула и помчалась в ванную. Ее рвало до тех пор, пока в желудке не осталась одна желчь.
Как одержимая прокручивала она в голове каждое слово их разговора с Джоком. «Удобной мишенью — вот чем я была», — вновь и вновь повторяла Фредди. Когда изуродован самолет, когда летчик остается без боеприпасов, совершенно один, вдали от своих товарищей на вражеской территории, он молится только об одном: вернуться домой до того, как будет опозорен и расстрелян. Вот тогда он и становится беспомощной, жалкой, беззащитной мишенью, добычей, которой может похвастаться даже самый зеленый солдатик и которую может поразить с земли любой мальчишка с винтовкой. Именно так — не иначе. Как только могла она позволить себе поверить Джоку хоть на минуту!
Фредди страшно злилась на себя и ощущала такое бессилие, что радовалась даже приступам рвоты, приносившим ей облегчение. Она не должна себя обманывать. Она поверила ему. Она действительно поверила ему, когда он нес всю эту чепуху о том, как любил ее (о Боже, как часто женщины бывают такими идиотками!). О, как ей нравилось это! Да, ей нравилось это, нравилось так, что она никогда не перестанет презирать себя за эту слабость. Теперь она поняла Джока Хемптона, этого толстогубого ублюдка, знала, какие женщины ему нужны, — она насмотрелась на них с первых дней своего замужества. Английские «Бренды», американские «Бренды» — девицы, для которых достаточно одной минуты милой беседы в нетрезвом виде — и они твои. «Наверное, отчаяние написано у меня на лбу, — думала Фредди. — Пожалуйста, сэр, сделайте милость, возьмите меня». Вот что, должно быть, видели мужчины, глядя на нее. Она, как дура, растаяла от объятий. Каких-то паршивых объятий! Джок был единственным человеком, кроме Тони, осведомленным о том, что она не занималась любовью вот уже больше года. Джок знал, как она уязвима, и воспользовался своим преимуществом с первой же минуты.
