Татьяна Краснова - Конкурс песочных фигур
– А теперь сюда прискакал? – Карина понемногу приходила в себя от суматохи и даже попробовала погладить серую шубку.
– По словам тети, якобы до конца морозов… не бойся, он ручной, любит, чтобы его гладили… но сдается мне, что на самом деле – зимовать. Внутренний голос подсказывает, что теперь от него не избавиться.
– А как же он с твоими уживется? Всех перебьет? – забеспокоилась Карина. – Такой серьезный заяц.
– Да он нормально сидел в кладовке, рядом с кухней. Как только выбрался? А давай-ка его пока наверх запихнем, в пустую комнату. По крайней мере, Рыжий не достанет. А потом чего-нибудь сообразим тебе согревающего.
Карина не без любопытства поднялась на второй этаж, где так до сих пор и не была. Обычно она не продвигалась дальше зеленой гостиной, а после чашки чая спешила на электричку. Но в такой мороз лучше не торопиться, нужно отогреться как следует. Ладонь удобно скользит по широким перилам с ложбинкой, над каждой ступенькой таращит глаза очередная совушка, а что за чудесный запах – сосновый, можжевеловый и еще какой-то, еле уловимый, похожий на вишневый. Интересно, какие сорта дерева использовал мастер Головин? Но Володя не знал.
А пока он заточал ушастого в маленькой комнатке, похожей на кладовку, но с окном, приговаривая что-то о хорошем поведении, Карина смотрела по сторонам. Одна дверь закрыта – должно быть, покои хозяина, а другая распахнута – необъятный стол, затянутый зеленым сукном и больше похожий на бильярдный, но тем не менее письменный, книжные шкафы до потолка, книжные развалы прямо на полу. А за окнами – просторный балкон, занесенный снегом. Да это целая галерея! Карина как зачарованная шла от окна к окну, повернула – балкон все тянется, заходя за угол. А со двора его не видно, он на противоположной стороне дома. Надо же, как совпало!
– А мы с тетей Зиной подумали, что ты здесь уже была когда-то, – вырос за плечом Володя, – только так и не вспомнили когда.
– Да нет, я просто дурачилась, – созналась Карина. – А там действительно летом хорошо чай пить.
– Мы и пили раньше. Веранда на солнечной стороне, мы ее всегда называли «сковородка» – пока тетя Зина виноградом не увила. Но и виноград не всегда спасает. А отсюда еще красивые закаты можно созерцать.
– А дом ведь, наверное, твой отец построил?
– Ну да, это его проект, а потом он еще ковырялся, все время что-нибудь улучшал, – неохотно и скороговоркой, как всегда об отце, ответил Володя. Он указал на несколько книжек, лежащих на столе: – Вот, если интересно. Все обычно смотрят. Он же начинал с книжной графики, порядочно наиллюстрировать успел. Романтические в основном картинки. Пеньки и коряги потом появились.
Карина взяла книги, полистала – Джек Лондон, Грин. Обрадовалась:
– Фрези Грант! «Бегущая по волнам»! Добрый вечер, друзья! Не скучно ли на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу… Какая она тут прозрачная, сама как волна! Знаешь, иногда бывает, что в фильме или на картинке – совсем не такие лица, как в голове возникли, совсем непохожие, и просто досада – лучше бы совсем не рисовали… А здесь она такая, как надо!
– Ну, раз ты тоже романтик, – немного насмешливо, как показалось Карине, ответил Володя, – то открою тебе романтическую тайну – это на самом деле мама.
Он протянул ей фотографию юной черноволосой девушки с глазами широко распахнутыми и такими живыми, словно она собиралась вскочить и броситься навстречу то ли птичке из фотоаппарата, то ли кому-то за кадром. Очень похожа на Фрези, а вот на Володю…
– А папин портрет? – затребовала Карина, и Володя понимающе закивал:
– Как же, как же! Это тоже входит в программу. Сейчас покажу. Я в этот момент становлюсь экспонатом, и каждый сам решает – в мать, в отца, в заезжего молодца…
Но Карина, решительно не обращая внимания на эту невесть откуда взявшуюся иронию, рассматривала фотографии. Потом поинтересовалась, нельзя ли увидеть более ранние и поздние – и такие, где папа с мамой вместе, и такие, где они втроем, – и Володе пришлось выкапывать из кучи на полу большой альбом с дугообразными прорезями в толстых картонных страничках.
Ага, вот снимки, один черно-белый, а второй уже цветной, где и отец, и сын одного возраста. Обоим около сорока. Володя и на отца не похож, несмотря на то что оба невысокие, поджарые, с почти одинаковыми, если всмотреться, чертами лица. Но у художника темно-русые кудри вольно отпущены чуть ли не до плеч – а его наследник пострижен предельно коротко. У художника в неудержимой, чуть хмельной улыбке радость, что ему принадлежит весь этот мир, – а наследник спокойно смотрит в объектив, нимало не сомневаясь, что мир принадлежит ему, а вот улыбаться при этом не обязательно. На художнике расписной цветастый батник, явно моднючий в те времена, – на наследнике же, как всегда, что-то серенькое. Да, такую непохожесть надо было хорошо продумать и тщательно создать.
А вот отец и сын стоят, одинаково прислонившись спиной к сосновому стволу, только художник в более картинной позе. Даже пейзаж на фотографиях смутно похож. Может, и сосна та же самая?
– Семейное сходство – это не носы и уши, – пояснила Карина. – Самое интересное – в повороте головы, в улыбке, манере щуриться или откидывать волосы, в каких-нибудь непроизвольных жестах. Мы ведь можем смеяться, чихать или кусать губу, как наши предки, которые носили совсем другую одежду и ездили на совсем другом транспорте, – и понятия об этом не иметь! Может, твой Голован так же любил прислониться к сосне и погреться на солнышке…
– Ну, тогда лучше не фотографии смотреть, а фильм, где все двигаются и головами вертят. Да, есть такой, на местной телестудии сделали несколько лет назад. Голована там точно нет, а Головин Великий – пожалуйста. Мне обещали копию, все не соберусь заехать забрать… Неужели тебе в самом деле интересно? – не верил Володя, принимая увесистый семейный альбом и бросая его в кучу на полу. – А я всегда в гостях засыпаю от этого развлечения, а их вечно суют…
– Ты что творишь! – рассердилась Карина. – Зачем бросаешь! – Володина куча была не меньше Илюшкиной, но, судя по слою пыли, служила скорее «ворохом забвения».
Брошенный альбом тут же съехал и шлепнулся, взвихрив серое облако. Карина кинулась поднимать, отряхивать, собирать выпавшие снимки, попутно выговаривая:
– Разве можно швыряться родителями! Такие фотографии чудесные, с зубчиками! Надо же, всю свою жизнь – в пыльную кучу! А альбом – таких ведь больше не делают! Вот нам с Иринкой все альбомы пришлось оставить, такие же красивые. Мы бы их просто не дотащили. Фотографии только вынули, сложили в пакет… И все книжки там оставили, так жалко! А у тебя книги мхом проросли! Да еще на полу!
