Галия Мавлютова - На качелях любви
– Директор цирка знает, кто украл крокодила, но не хочет выдавать человека ментам. Это же кража, а за кражу посадить могут, сто пудов, – сказал он, используя молодежный сленг.
– Может, он сам его стырил? – сказала я, пытаясь подстроиться под тон паренька.
Уж очень хотелось его очаровать. С макияжем да в платье от Диора любая дура кого угодно обворожит. Хоть олигарха, хоть змеиного сторожа. И ума много не надо. Пусть девушки попробуют пококетничать в экстремальных условиях. В особенности на пустой и вывернутый наизнанку желудок.
– Нет-нет, директор цирка – отличный мужик, честный, порядочный, ему крокодил для номера нужен, чтобы публика на представления ходила, – возроптал парень, всеми своими слабыми силами он старался отмыть подмоченную репутацию директора цирка.
Вот всегда так – ворон ворону глаз не выклюет. Мужчина мужчину не сдаст. Не то что мы, женщины. Каждая стремится наступить на больную мозоль самой любимой подруге. Во рту у меня открылось змеиное заведение, такое же неприятное и неприютное. Хотелось умыться и вычистить зубы. К тому же мне уже надоело разыгрывать из себя охотницу за экстремальными приключениями.
– А гостиницы у вас есть? – сказала я, уныло оглядываясь по сторонам.
Трудно будет выбираться с окраины в город в кромешной темноте.
– С гостиницами у нас беда, – радостно сообщил юноша.
Мне и вовсе стало грустно. Нашел чему радоваться, мне же ночевать негде. И цирк по ночам не работает. Не у змей же просить приюта! А где здесь можно переночевать? Только у родных «сестер» в клетке. Может, потеснить близкую родню? Я вздрогнула от судороги. Даже мысленно шутить невозможно, все внутренности переворачивает от непереносимого ужаса.
– А мне бы на одну ночь, – самонадеянно ляпнула я.
Несмотря на непреодолимые трудности, во мне жила твердая уверенность, что я справлюсь с заданием за сутки. Больше одной ночи мне в Иванове не выдержать. Любовь – атомный стимул. Она кого угодно способна отправить на эшафот. Или на гору Фавор. Это кому как повезет. Даже директор Всемирного банка недавно погорел из-за любви. Несколько лет назад он пригрел на своей мужественной груди красавицу-ливийку. Они вместе работали, в одном Всемирном банке. И она, лежа на его груди, потребовала от директора высокого оклада. Влюбленный директор вмиг состряпал эту штуку, отвалил ей деньжищ сколько пожелала. А недремлющий глаз сослуживцев тут же заподозрил неладное. И вскоре «глаз» выяснил, что якобы неподкупный директор состоит в любовной связи с капризной и алчной сотрудницей. Любвеобильному начальству пригрозили отставкой. Он перепугался до смерти. Теперь оправдывается и божится на весь мир, что больше никогда не притронется к казенной копеечке. И ни в кого больше не влюбится. Кажется, ему никто не поверил. Поэтому директор трусит и переживает, что его все-таки отправят на пенсию из-за безумной любви. А мне его жаль. Наверное, он нечаянно приоткрыл свою душу ливийке, она туда ловко пробралась и воспользовалась своим мастерством для личного обогащения. Плутовка променяла любовь на деньги. И опять я думала не о том: вместо того чтобы искать ночлег, размышляла о превратностях международной любви. И ведь знаю, почему мои мысли крутятся вокруг скандальной парочки из Всемирного банка. Потому что Зимин тоже солидный мужчина. Ему уже сорок лет. Мне еще двадцать пять. Но я же не буду клянчить высокую зарплату, лежа на эротичной груди Зимина. Я и сама могу заработать большие деньги. Вот стану богатой и независимой. И тогда... На самом интересном месте меня прервали.
– Ну это, можно подумать, за определенную плату, – загадочным тоном откликнулся сторож, – я сейчас сарай закрою, сдам моих драгоценных змеек на сигнализацию и отвезу вас в город. Что-нибудь придумаем.
От его многообещающего «что-нибудь придумаем» у меня больно засосало под ложечкой. Рядом со мной стоял незнакомый парень, странный и непонятный, я находилась в незнакомой местности, в чужом городе. Что будет со мной завтра? От страха я едва не заплакала, но сдержалась. Надо быть смелее, строже, и тогда все напасти обойдут меня стороной. Когда беда чувствует силу, она мгновенно сдается, покидая поле битвы без боя, без сопротивления и добровольно уходит прочь с поднятыми вверх руками. Я даже озябла от собственной решимости. Кругом темно, тихо, будто весь мир уснул, лишь одна я собиралась бороться с житейскими напастями. Прямо здесь и сейчас, на ночь глядя.
– А как вас зовут? – крикнула я в темноту.
– Вовик, – послышалось рядом.
И вновь я вздрогнула от неожиданности. Оказывается, мой невольный рыцарь находился неподалеку. Он уже закрыл двери на висячие амбарные замки и, потрясая связкой ключей, подошел к машине. В его руках слабо светился фонарик, освещая крохотный полукруг. С трудом можно было различить темный силуэт человека, очертания машины и нагромождения громоздких строений, прилепленных как бы одно к другому. Никакой четкости – все смазанное, тусклое, размытое. Натуральный «импрессион». Мне еще никогда не приходилось бывать в реальной атмосфере столь художественного накала. Стоило поехать в Иваново, чтобы оценить прелести высокого искусства. Надо бы прогуляться в Эрмитаж, обязательно схожу, когда вернусь, посмотрю импрессионистов новыми глазами.
– Вовик, а что это значит – «что-нибудь придумаем»? – спросила я, изнывая от мутноватого страха.
– Это значит, что ночевать вы будете в очень надежном месте, – сказал Вовик и эффектно тряхнул челкой, у него даже шейные позвонки хрустнули от высокого напряжения, – у меня.
От его слов у меня вновь начались тошнотворные спазмы. Мне срочно захотелось вернуться к «сестрам» в серпентарий, но Вовик уже повернул ключ зажигания. Я уселась на заднее сиденье. Сидеть рядом с этим типом – мало радости. Неприятный молодой человек. Почему-то совсем не хотелось думать о том, что скоро мне придется заночевать в его жилище. Наверное, там нехорошо, живут какие-нибудь маленькие змееныши в банках, тарантулы в аквариумах и разные скорпионы в коробках из-под обуви. Жуть какая!
– Я живу с мамой в одной комнате, а вторую мы сдаем приезжим. На ваше счастье, сегодня она свободная, – сказал Вовик и включил освещение.
При свете он выглядел сносно, вполне приемлемо. К тому же в его жилище есть какая-то мама. И нет никаких тарантулов. Действительно, на мое девичье счастье. Я немного успокоилась. Надуманные страхи улетучились. Мы довольно быстро выехали на шоссе, я тихонько задремала на сиденье, свернувшись калачиком и подогнув колени под себя, видимо, изрядно устала от крокодиловых передряг. Но Зимин почему-то не спешил появляться в моих грезах. Вместо него прискакал бодрый и оживленный директор Всемирного банка. Грозный дяденька принялся горячо и страстно уверять меня, что он настолько равнодушен к женщинам, что ни разу в жизни пальцем не прикоснулся ни к одной особе в короткой юбке. Мне стало жаль дяденьку в строгом пиджаке. Несчастный пострадал на фронте любви, покалечил карьеру, изломал судьбу. Калека, одним словом. Ему орден нужно вручить за то, что он претерпел на любовном фронте.
