Галия Мавлютова - На качелях любви
– Они хорошие, – сказал охранник и подошел к клеткам.
Змеи мгновенно притихли, убавив шипение, сейчас оно напоминало шорох осенних листьев. И впрямь хорошие и послушные лапочки. Я отвела взгляд. Невозможно было смотреть на это жуткое зрелище.
– Страшные какие-то, – сказала я, стараясь не наталкиваться глазами на толстые и гибкие стволы змеиных туловищ.
– Нет-нет, совсем не страшные, они все понимают, все слышат, – с любовью в голосе прошептал юноша.
Он тряхнул головой, отбрасывая челку назад. И змеи вновь раскатились грохочущим шипением, взбесились, закрутились, гулко опадая на опилки толстыми бревнами. И впрямь все понимают. Меня даже замутило от отвращения. Я закрыла глаза, чтобы посмотреть в глубь себя. Внутри звучала победная оратория, она призывала к действию. В Питере меня ждали. Со щитом или на щите. И я должна вернуться в «Северное сияние» непременно с ним, со щитом. Необходимо вырвать у судьбы победу, выгрызть ее зубами.
– А почему крокодилов себе не заведете? – сказала я игриво, дивясь своей наглости.
Вместо победных маршей я услышала звуки колыбельной, меня почему-то потянуло в сон, и к тому же вдруг захотелось вернуть в реальность съеденный в поезде обед. Обед был нехорош, согласна, но прошло много времени, и он должен был раствориться в моем теле. Но нет, ему не удалось освоиться, он не прижился во мне. Я потуже закрутила внутренние краны, сдерживая спазмы. А вопрос задала, чтобы перебить тошноту. С пареньком все было ясно, он не прячет крокодилов. Зря только съездила на окраину, зря потратилась на маршрутку и трамвайные талоны. Драгоценное время ушло впустую, теперь придется наверстывать упущенное. Моя победа пряталась от меня в другом месте.
– Да у нас был один, но его в цирк забрали, – сказал любитель ползучих тварей.
– А где у вас цирк? – громко крикнула я, и змеи вновь заворчали, забеспокоились, шипение понеслось со всех сторон, казалось, даже стены шипят и шкворчат, как масло на раскаленной сковороде.
– Цирк в городе, – недоуменно покосился на меня паренек, убирая челку на затылок, – только крокодила там нету.
– А где же он? – прошептала я, опасаясь вызвать вспышку гнева со стороны ползучего контингента.
– Его оттуда украли, теперь в цирке нет программы с крокодилом, из всех афиш убрали номер, черной краской замазали, – хихикнул парень.
– И не нашли? – сказала я, уже не надеясь на положительный ответ.
Все было кончено. Мир рухнул в тартарары. И по приезде в Питер мне придется срочно переквалифицироваться из стажеров в верстальщицы. Стану послушной помощницей Соколова. От судьбы не уйдешь. Кажется, я никогда не найду этого проклятого крокодила. Судьба коварно подбросила мне этого негодяя из мира животных в качестве героя моего первого материала. Теперь первая неудача повлияет на всю последующую жизнь. Нельзя начинать жизнь с провала. Это азбучная истина. Закон Бойля-Мариотта. Или нет – подлости.
Мысленно я вновь и вновь возвращалась к началу эпопеи. Если быть честной перед собой, надо признать: в Иваново меня отправило не стремление найти и обезвредить страшное животное, меня гнал к цели другой побудительный мотив. В Питере моего возвращения ждал Олег Зимин, его пылающая душа исстрадалась в разлуке. Она грустила в пронзительном одиночестве. Но мне не хотелось признаваться в этом, изначально я лгала самой себе, что меня побуждал к действию исключительно журналистский кураж. Но нет – это любовь подгоняла меня тычками и пинками, вынуждая выкручиваться и ловчить вопреки моим правилам и принципам.
Я не боялась начинать жизнь с ошибки. Ведь это моя жизнь. Когда-нибудь я все исправлю, склею, скрашу темные пятна яркими красками. И через десятилетия первая ошибка может превратиться в великую победу. Я потрясла головой, возвращая себя в реальность. Но реальность не спешила ко мне. Вспомнились школьные годы. В нашем классе учился отъявленный второгодник Ванька Мельников. Его мозг не был приспособлен к учебе. При этом Ванька не считал себя полным идиотом, Мельников каждый день приходил в школу с одной целью: довести очередного учителя до истерики. Однажды он достал нашего физика до настоящего инсульта. Ванька, отвечая на вопрос учителя, вполне уверенно заявил, что закон Бойля-Мариотта придумали муж с женой от нечего делать, дескать, великая скука заставила супругов придумать зловредный закон, чтобы впоследствии им забивали детские непорочные головы.
– Какие еще муж с женой? – побелел от ужаса несчастный физик.
– А вы что, Владимир Владимирович, не знаете, что этот закон придумал ученый Мариотт и жена его Бойля? Ну как же так? – с укором в голосе произнес Ваня Мельников.
Именно тогда Владимир Владимирович не выдержал. Он вышел, нет, не вышел, учитель выбежал из класса. Его не было в школе целых три недели. А Ванька горделиво хвастался, что довел учителя физики до кондрашки. Владимир Владимирович после болезни наотрез отказался от нашего класса. С того дня я использую знаменитый закон в качестве железного аргумента. Закон Бойля-Мариотта – надежный постамент для всех одиозных принципов и установок.
Нещадно трещала голова, в ней прерывисто вспыхивали искры, зажигались мириады звездочек. «Наверное, простудилась в поезде», – подумала я. Усилием воли я вернула сознание в террариум. Здесь все оставалось по-прежнему, ничто не изменилось во время моей прогулки в прошлое. Злобно и жутко шипели змеи, плохо пахло сгнившими водорослями, а в дальнем углу тускло и слабо светилась единственная лампочка.
– Да нашли вроде, потом опять потеряли, несчастного крокодила где-то прячут и не хотят отдавать в цирк, – парень укоризненно покрутил тонкой шеей.
Мне показалось, что его маленькая голова вертится во все стороны, на все триста шестьдесят градусов. Маковка, а не голова. Интересно, а у него девушка есть? Вряд ли. Была бы девушка, не сидел бы парень взаперти в компании с гремучими змеями.
– А где прячут? – сказала я и подступила ближе, чтобы заглянуть ему в глаза.
Черные, пустые глазницы взглянули на меня, и мое сердце едва не остановилось. Это из-за темноты. У него же нормальные глаза. Это место здесь такое. Инфернальное.
– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, за крокодила вознаграждение обещано, местный предприниматель пятьдесят тысяч рублей пообещал, если найдут сорванца, – засмеялся мой собеседник.
В этом гадком заведении любой смех звучал набатом. Здесь можно было лишь шипеть и шептать, все иные звуки вызывали у гадов волнение и беспокойство. Я мигом вылетела из сарая на воздух. Обед вылетел следом за мной. Я вытерла лицо и руки влажной салфеткой, искоса поглядывая на дверь. Паренек стоял, прислонившись к притолоке, сунув руки в карманы. В сумерках его лицо казалось белым узким пятном.
