Файона Гибсон - Одиночество вдвоем
Мне в голову вдруг пришла забавная мысль ударом ноги опрокинуть стол вместе с его сияющими бокалами и фарфоровыми тарелками, черным перцем и морской солью. Но, к несчастью, они это воспримут как выплеск моих гормонов.
Бен лежал с открытыми глазами. Я нагнулась, чтобы вынуть его из автомобильного детского кресла и взять на руки. Он заорал и сильно отрыгнул на свою хлопчатобумажную курточку в полоску и на белую скатерть.
— О боже, — сказала Бет и быстро отпрянула.
Вслед за отрыжкой раздался такой мощный вой, что все присутствующие в ресторане мгновенно выразили нетерпеливое, умоляющее желание поскорее выдворить отсюда этого ребенка с его оскорбительными криками.
Я прижала Бена к груди, не обращая внимания, что большое грязное пятно частично переваренного персикового пюре насквозь промочило мою футболку.
— Мы должны идти, — крикнула я.
— Да, конечно, — ответил Джонатан. Вставая, он перевернул блюдо с черным перцем и смачно швырнул несколько десяти фунтовых банкнот на стол, хотя мы с ним съели всего по четыре оливки.
Разгоряченная щека Бена коснулась моего лица. Я обняла его за шею, как в таких случаях поступает настоящая мать. Он выгнул спину и отпрянул, не желая ни чтобы его держали, ни чтобы сажали в кресло. Когда мы собрали все его вещи и поспешно направились вдоль берега, я услышала, как Бет сказала Мэтью:
— Это все из-за твердой пищи, которой они его пичкают.
Второй раз Бен отрыгнул, когда мы входили в квартиру, и заляпал пол жидковатой массой.
— Он горячий? — спросил Джонатан.
— Очень горячий.
— Я имею в виду, есть ли у него температура?
Даже если бы у нас был такой прибор, я все равно не смогла бы им воспользоваться, так как не знаю, куда его ставить.
— Градусник в ванной комнате, в прозрачном пакете.
— Мне трудно делать это, — вернувшись с градусником пробормотала я.
— Что тебе трудно делать?
— Вставить градусник ему в задний проход.
— Боже, Нина, он же не животное с фермы. Прижми градусник к его лбу.
Бен прижался к груди Джонатана. Вопли усилились, перерастая в режущий нервы визгливый крик. Напрасно Джонатан ходил туда-сюда по гостиной и показывал ему в окно на двух собак, занимающихся непристойным актом на тротуаре, — Бен продолжал вопить.
— Принеси «Калпол».
— А он у нас есть?
— В правом ящике кухонного шкафа, над специями, рядом с кофейными фильтрами.
Я побежала на кухню и с удивлением обнаружила, что Джонатан аккуратно, в определенном порядке расположил в коробке из фирменного магазина «Туппервар» с надписью «Медикаменты» все средства, необходимые для оказания первой помощи: пластыри, антисептическую жидкость «Савлон», бинт. Я вернулась, держа в дрожащей руке полную ложку противовоспалительной микстуры и выставила ее перед Беном в ожидании, когда он с жадностью проглотит лекарство. Но тот, с видимым отвращением, быстро отвернулся. Я сунула ложку ему в рот. Бен сильно дернулся, ложка ударилась о его щеку, и липкая розовая жидкость пролилась мне на запястье.
— Держи его, — сказала я, снова наливая микстуру в ложку.
Бен завопил как резаный, ударив ложку ногой.
— Давай покатаем его на машине, это его успокоит, — предложил Джонатан.
— Мы поедем в больницу.
— Зачем? Ведь ничего не…
— У него инфекция.
Точно, инфекция, вызванная грязью и бактериями от вдыхания сигаретного дыма в студии Грега. А может быть, это вызвано тем, что он находился близко со зловонным каналом, где обитают крысы со своими отвратительными болезнями. В свое первое посещение я заметила, что в воде, покачиваясь, плавал, по-моему, полусдутый футбольный мяч. А вдруг это был какой-нибудь грызун, давно сдохший и раздутый.
Ну а что, если это из-за пола в студии, который собака скребла и лизала, а потом справила на него свои дела? Я даже воочию увидела микробы, кишащие по всему животу Бена. Боже! Что они с ним сделают? Я слышала о болезнях, вызванных собачьими экскрементами: слепота, бешенство. Бет всегда пишет всякие петиции, в которых требует запретить собакам появляться на тротуарах и в парках. Теперь я ее прекрасно понимаю.
— А может быть, он что-нибудь проглотил? Одну из маминых заколок для волос. Она не заметила, как он вынул у нее из волос эту заколку и проглотил?
Джонатан усадил Бена в машину.
— Все в порядке. Ну успокойся. Успокойся.
— Стал бы он так орать, если бы съел что-нибудь опасное?
— Он не съел ничего опасного.
— Может быть, он слишком мал для всей этой твердой пищи? Его кишечник еще не в состоянии ее переварить.
От такой тактики мне стало неловко, и я пытаюсь отвести очередное подозрение, что наш сын проглотил кисточку для нанесения теней или колпачок от губной помады, которые теперь находятся внутри его желудка.
О чем я думала, когда тащила ребенка к взрослым, которые озабочены только одним: с какой стороны, сейчас или не сейчас делать пробор?
— У него там внутри что-то есть, — плача сказала я, когда машина подпрыгнула, проезжая через «лежачего полицейского». — Они должны будут просветить его рентгеном. Как они это извлекут?
— Что извлекут? — закричал Джонатан.
— Что бы ни было. Острый предмет. Выйдет ли этот предмет из его заднего прохода или им придется вскрывать его живот?
Загорелся красный светофор.
— Он ничего не проглотил, Нина. Ничего такого у него в животе нет.
Я представила внутренности Бена: малюсенький животик, селезенка и кишки усиленно подрагивают, стараясь вытолкнуть что-то холодное, тяжелое и блестящее.
— Я сейчас пороюсь у него в подгузниках. Обыщу их и посмотрю, там ли этот предмет, как делают с экскрементами совы, чтобы обнаружить маленькие черепа живностей, съеденных ею.
— Нина, не надо. Возможно, это вирус.
Видимо, он прав. Со времени съемок прошло больше четырех недель. Однако опасность все еще есть: предмет гноится медленно и уже весь изъеден.
Бен разошелся, как пылесос, который, того и гляди, перегреется и сгорит. Когда такое происходит, стараешься не обращать внимания на громыхающие звуки, словно все нормально, однако понимаешь, это знак, и не все так хорошо — все эти странные удары и вибрации могут закончиться небольшим взрывом и ужасной гарью. Потом нужно вызывать специалиста, который, возмущаясь, дотошно роется в своей грязной брезентовой инструментальной сумке, говоря, что шанс починить очень небольшой, мизерный, но было бы намного лучше, если бы его вызвали на час раньше.
Я вытерла слезы тыльной стороной ладони о свою футболку. Из моего носа потекло. Как Джонатан может оставаться таким мужественным и совершенно невозмутимым? И только когда я увидела, как солнечный свет упал на его влажную верхнюю губу, и поняла, что мы мчимся со скоростью 50 миль в час вместо 30 положенных, до меня дошло, что Джонатан сильно взволнован.
