Мария Барская - Птица колибри зимы не боится
С Митиными родителями я познакомилась почти сразу. Но мы с ним условились пока не объявлять, что решили пожениться, и они восприняли меня как временное увлечение. Мне кажется, это их устраивало. Я им явно не очень понравилась. Митина семья занимала иное социальное положение, чем моя. И хотя в ту эпоху считалось, что у нас в стране все равны, однако существовали люди, которые были, так сказать, выше других, и Митина семья входила как раз в их число.
Отец его был начальником главка и членом коллегии крупного промышленного министерства, а мама заведовала отделом в Министерстве культуры, и мне сразу сделалось ясно, что с ними придется нелегко. Было бы ложью сказать, что они меня игнорировали. Митина мама, наоборот, уделяла мне много внимания и много слов. Изучая меня, словно насекомое под микроскопом, отчего у меня руки начинали дрожать, а ложечка стучала о чашку, она назидательным тоном рассказывала мне, как Митин отец, начав трудовой путь рядовым инженером, поднялся благодаря упорной и самоотверженной работе до ответственных руководящих постов. И как они с мужем всего добились сами, и сколько сил и трудов им стоило создать все, что они имеют сейчас, и что на Митю у них тоже очень большие планы. Он такой способный мальчик и на таком хорошем счету у себя в институте, что просто обязан закончить его с красным дипломом и потом поступить в аспирантуру и защитить кандидатскую, что требует полной самоотдачи, но он у них такой серьезный, в отличие от своих друзей-приятелей, на всякую ерунду не отвлекается, и они, родители, его в этом всячески поддерживают. Ибо если есть способности, то сначала наука, а остальное потом.
При всей своей молодости, неопытности и безумной влюбленности я поняла, что мне недвусмысленно намекают: «Девушка, на многое не рассчитывай». Брак сына Митиной мамой наверняка планировался лишь на далекое будущее и непременно с невестой из их круга.
Я жаловалась Мите, а он, провожая меня домой, смеялся над моими опасениями.
– Успокойся. Я свою мать знаю. Она мне сказала, ты ей нравишься. Так что не придумывай глупостей. Она просто считает нас еще слишком молодыми для серьезных отношений. Она и со мной душеспасительные беседы проводит. Но это так, для порядка. Понимаешь, у нее есть подруга, сын которой в семнадцать лет женился и сразу папой стал. Причем дважды. Одновременно. Близнецов ему жена родила. И мать, конечно, таким примером травмировалась. Теперь меня блюдет.
– Но тебе ведь не семнадцать.
– Нет, конечно, – весело отозвался Митя. – По ее представлениям, мне, наверное, лет пять. Да перестань, Колибри, мучиться. Они обычные хорошие люди. Не звери. Привыкнут к тебе. Все будет нормально. Лучше меня поскорей познакомь со своей мамой. А то вдруг именно я ей не понравлюсь.
– Ты не можешь не понравиться. Но она сейчас так себя плохо чувствует, да и стесняется, что плохо выглядит. Потерпи, Митенька, еще чуть-чуть.
И я старалась перевести разговор на другую тему.
Опасаясь, как бы они случайно не столкнулись с моей мамой, я разрешала Мите провожать себя лишь до двора, ссылаясь на то, что мне мучительны долгие проводы. Ему они, видимо, тоже были мучительны, и он не возражал.
А Митина мама, вопреки всем его уверениям, начала исподволь вести подрывную работу. Нам и так удавалось встречаться довольно редко. Жили мы и учились в разных концах города. Можно, конечно, сбегать с лекций, что мы порой и делали. Но податься-то некуда. Разве что в кино. К себе я не могла его пригласить все по той же причине. Страшно боялась, как бы он не столкнулся с мамой. Вдруг она раньше времени явится с работы. Да она к тому же все чаще сидела на бюллетене.
А у Мити дома – полный учет и контроль в виде недремлющего ока домработницы. Если мы приходили к нему и, кроме нее, в квартире никого не оказывалось, она не оставляла нас в покое больше чем на десять минут. Без конца заходила к нам в комнату с какими-нибудь вопросами. Ужасно раздражало! Но сделать мы с ней ничего не могли. Домработницу Митины родители оставляли нам в наследство, даже если уезжали по выходным на дачу. Мол, сын должен хорошо питаться. Пару раз она, правда, приболела, и на нашей улице был праздник. Однако проблемы это не решало. Мы мало виделись, тосковали друг без друга. Митя бодрился и строил планы на будущее, мне же оно представлялось туманным.
А он все чаще повторял:
– Скорее бы твоя мама поправилась. Я бы с ней познакомился, с моими бы ее свели и, глядишь, на зимние каникулы поженились бы, съездили бы куда-нибудь на медовый месяц.
Я через силу улыбалась. Какие зимние каникулы! Мамин живот теперь рос день ото дня, и неизбежное приближалось.
Я сходила с ума. Появление маминого ребенка на свет становилось все более реальным. Надежды мои на чудесное избавление таяли. Я готова была все отдать, только чтобы он не родился. Но что тут можно было поделать! А Митя теперь почти в каждом нашем разговоре принимался расспрашивать о здоровье мамы и настаивать на скорой встрече с ней. Мол, если она так плохо себя чувствует, тем более нужно скорей познакомиться. Я продолжала отнекиваться, он обижался.
У его родителей масса знакомых врачей, которые, вероятно, смогут помочь моей маме. Бывает же, что и диагноз ставят неверный, и лечат неправильно.
Меня охватывал стыд. Митя искренне стремился помочь, а я ему цинично врала. Но что я могла сделать! Не обладая почти никаким жизненным опытом, я чувствовала себя загнанной в угол, в западню, и, словно зверь, попавший в капкан, пытаясь вырваться, лишь сильнее затягивала петлю. И время работало против меня, неминуемо приближая мой позор и раскрытие обмана.
Я металась, то решаясь рассказать, пока еще не поздно, Мите правду, то пугаясь последствий такого признания, и положение мое в результате оставалось прежним. От Мити, конечно же, не укрылось, что со мной творится что-то неладное, однако он объяснял мою нервозность тревогой за маму и снова и снова начинал настойчиво предлагать мне переговорить с его родителями, которые действительно в силах помочь. А мне приходилось снова и снова отказываться, объясняя ему, что мама моя – человек очень гордый и независимый и нипочем не согласится принимать помощь от незнакомых людей, да и врачи ее лечат прекрасные.
Круг замыкался. Митя немедленно возвращался к исходной точке: раз мама моя не примет помощь от незнакомых людей, следовательно, надо скорей познакомиться. Меня в очередной раз охватывал ужас.
Я все глубже увязала в разнообразной и противоречивой лжи. Ведь ухитрилась наврать всем близким людям. Каждому – свое. И в результате мне оказалось даже некому поплакаться и не с кем посоветоваться, как выйти из положения. Единственным выходом было одним ударом разрубить этот тугой узел. Открыться сразу и всем. Но мне не хватало смелости. А потом стало поздно. До того безнадежно поздно, что ничто уже не могло спасти нашу с Митей любовь.
