Дарья Биньярди - Любовь надо заслужить
— Зачем ты хотел меня видеть? — обрываю его. Думаю, он не случайно выбрал именно этот отрывок.
Лео снимает очки, протирает их платком. Совсем близко слышны раскаты грома. Пошел сильный дождь.
— Антония рассказала мне о твоем брате, я хотел сказать, что мне очень жаль.
Ну вот. Я так и думала.
— Я предполагала, что ты заговоришь об этом, но…
Не знаю, как сказать. Я совершенно не умею, не могу говорить об этой истории.
— Ты спросишь, при чем здесь я? Я хочу помочь Антонии, как она хочет помочь тебе. Я уверен, что и ты этого хочешь. Поэтому я подумал, что, если мы поговорим, будет лучше для всех. Тони уехала в Феррару вчера утром. Она не хотела ничего говорить, чтобы не волновать тебя, но волноваться не о чем. Твоя дочь упряма, но благоразумна. Ей взбрело в голову разузнать как можно больше о своем дяде. Ты же знаешь, как она любит раскрывать тайны.
Антония в Ферраре? Не нравится мне эта затея. Я всегда старалась держать ее подальше от Феррары. Феррара — это прошлое, это боль и смерть. Я совсем не рада, что Антония с Адой в Ферраре. И потом, в ее положении… ей нельзя волноваться, уставать, есть что попало.
— Не нравится мне, что Тони в Ферраре, — говорю я Лео. — Где она остановилась?
— В гостинице, в центре. Я познакомил ее с моим коллегой, комиссаром Д’Авалосом, если ей что–то понадобится, он поможет. У него жена — врач.
— Зачем она туда поехала?
— Ты ее знаешь, если уж что–то решит… Ты рассказываешь ей такую историю, и, конечно, с ее любопытством, как тут удержаться! Она надеется что–то узнать.
— Ну да, через тридцать четыре года! Невозможно вернуться в прошлое.
— Ты права, но ей интересно посмотреть, где все это случилось. Все–таки город ее матери, там жили ее бабушка с дедушкой. Совсем рядом, а она никогда там не была, ничего о нем не знает, какой–то провал, белое пятно в ее жизни. Она попросила прикрыть ее, но уверяю тебя, единственный способ, который пришел мне в голову, — все честно тебе рассказать.
Хочется закурить, но я больше не покупаю сигарет, разве что иногда тайком выкуриваю одну. Я бросила курить, когда пропал Майо. Дождь шумит все сильнее.
— У тебя есть сигареты? — спрашиваю Лео, хоть никогда не видела его курящим.
— Вот. — И он вынимает из кармана синюю пачку и фиолетовую пластмассовую зажигалку.
— Держишь, чтобы развязывать язык преступникам?
— Вроде того, — улыбается Лео.
Он поджигает мне сигарету. Я встала за пепельницей, сажусь и открываю «Энеиду». Это моя лицейская книга, потом она досталась Майо. Я готовилась по ней к экзамену в университете, читала ее после маминой смерти.
Лео оставил закладку — красный шнурок — на странице, которую читал.
— Хочешь послушать в моем вольном переводе? — спрашиваю его.
Несчастная Ютурна рвет на себе волосы, царапает лицо ногтями, бьет себя в грудь кулаками. «Чем же тебе, о Тури, может помочь сестра? — спрашивает она. — Что мне остается, жестокой?»
— Это ты подчеркивала? — спрашивает Лео.
— Не помню. Когда Майо начал колоться, я не читала «Энеиду». Я тогда заканчивала третий класс лицея, Майо — второй, «Энеиду» изучают в гимназии. Может, я решила перечитать это место или Майо подчеркнул. А может, Франко. Иногда я вижу у него в руках «Энеиду».
— Франко сказал Тони: ты чувствуешь себя виноватой в том, что не умерла вместе с братом.
— Чтобы понять это, необязательно быть профессором.
Мы смотрим друг на друга изучающе.
— Что ты собираешься делать? — спрашивает Лео.
— А ты что посоветуешь?
— Отправь ей сообщение, напиши, что знаешь, что она в Ферраре, и считаешь, это правильно. Как будто ей нужно собрать материал для очередной детективной истории. Если захочет что–то спросить у тебя, — спросит. Ей будет спокойнее, если она поймет, что не должна тебя обманывать. Ты же знаешь, Антония на это не способна.
— Ты ее любишь, верно? И решил встретиться со мной, чтобы ей не пришлось мне лгать. — Сама того не желая, я говорю достаточно резко, а Лео смотрит на меня спокойно и уверенно. Какого благородного мужчину выбрала Антония, такого благородного, что даже раздражает.
— А ты что собираешься делать?
— Если я увижу, что ей нужна моя помощь, помогу, но лучше, если она сама разберется с этим, пока не родилась Ада.
— Именно поэтому я решила все рассказать. Рано или поздно, нужно разорвать эту цепь, — говорю я, наливая ему кофе.
Хочу скрыть свою досаду, но это так. Конечно, Лео прав, но благоразумный тон его рассуждений меня раздражает.
— Я решила запросить свидетельство о смерти Майо, чтобы продать недвижимость в Ферраре, — сообщаю я.
Он — первый, кому я это говорю, даже Франко еще не знает.
— Я не знал, что у вас есть дом в Ферраре.
— Дом, где мы жили, и еще усадьба за городом. Тони не помнит, мы не были там тридцать лет. Послушай, Лео, не мог бы ты… держать меня в курсе, как там Антония? Если буду очень волноваться, можно тебе позвонить? Меня страшит мысль, что она там, в Ферраре, одна.
— Чего ты боишься?
— Точно не знаю. Чего–то. Ты поедешь к ней?
— Возможно, сегодня вечером.
Вдруг мне приходит в голову идея:
— Я дам тебе ключи от дома. Там давно никто не живет, пару раз заходят представители агентства, проверяют трубы. Когда случилось землетрясение, сказали, что осыпалась штукатурка, вот весь ущерб, хотя, думаю, дом сильно запущен. Если Тони захочет посмотреть, можешь дать ей ключи. Но лучше ей не ходить туда одной.
— Почему ты не сдала его внаем?
— Не хотелось этим заниматься.
Ключи от дома в Ферраре хранятся в кармане моей старой замшевой куртки, сейчас она висит в шкафу. Иду за ними.
Как давно я к ним не прикасалась! Такой привычный предмет, как и шрам на левой руке, который остался у меня от удара железными качелями, когда мы в детстве играли с Майо: сколько себя помню, он всегда был, как и эти ключи. Они всегда были. Я получила их в четвертом классе: предметы из детства остаются в памяти навсегда. На ключах брелок — почерневшая серебряная монетка в пятьсот лир, подарок отца.
— Виа Виньятальята, 26, запомнишь? — протягиваю Лео ключи.
— Монетку тоже запомню, — улыбается он. — Мой отец их собирал.
— Мой тоже. Как–нибудь расскажу.
Не знаю, зачем я это сказала, я никогда не рассказывала об отце.
— Можно, я спрошу тебя, Альма? — Взгляд у Лео внимательный, в нем нет ни капли осуждения. Должно быть, он хороший полицейский, у него располагающая внешность, кажется, он старается тебя понять.
— Да.
— В тот вечер, когда ты предложила брату попробовать героин, зачем ты это сделала?
