Хелен Филдинг - Дневник Бриджит Джонс
– Как? Что? – возопила я, почему-то вспомнив, что мама всегда учила меня не «чтокать».
– С Прагой на следующих выходных ничего не получится. Не знаю, как я мог ошибиться. Может быть, в другой раз съездим.
В голове у меня завыла сирена и замигала огромная неоновая вывеска с изображением лица Шерон посередине: «ПАРАЗИТИЗМ! ПАРАЗИТИЗМ!»
Я как вкопанная замерла посреди тротуара и злобно уставилась на него.
– В чем дело? – он изобразил удивление.
– Ты мне вот где сидишь! – в ярости заорала я. – По-моему, еще при первой твоей попытке расстегнуть мне юбку я абсолютно ясно дала тебе понять, что моральный паразитизм меня не интересует. С твоей стороны было очень гадко соблазнять меня, потом переспать со мной и даже не позвонить после этого, как будто ничего и не произошло. Ты и насчет Праги спросил, только чтобы убедиться, что я с тобой снова пересплю, если тебе захочется? Пытаешься определить, на какой я ступеньке лестницы?
– Лестницы? – переспросил Дэниел. – Какой еще лестницы, Бридж?
– Закрой рот! – я совсем озверела. – У тебя вечно семь пятниц на неделе. Либо ты со мной встречаешься и обращаешься как следует, либо иди к чертям собачьим. Повторяю, с моральным паразитизмом не ко мне!
– Да что с тобой всю неделю творится? Сначала ты на меня внимания не обращаешь, ведешь себя как неприступная девица из гитлерюгенда, потом вдруг становишься мягкой и пушистой, смотришь на меня призывно поверх компьютера, а теперь – здрасьте-пожалуйста – ты Майк Тайсон.
Мы сверлили друг друга взглядами, как два африканских хищника, готовых к бою. Потом Дэниел резко развернулся и вошел в паб, а я, ошарашенная, поплелась назад на работу. Там я нырнула в уборную, заперлась и села, безумно глядя на дверь одним глазом. О боже.
17.00. Ха! Какая я все-таки молодец! Оч. довольна собой. Экстренное заседание в «Кафе Руж» после работы прошло на высшем уровне: присутствовали и Шерон, и Джуд, и Том, и все они выразили восторг моим демаршем, причем каждый был убежден, что все вышло так благодаря именно его совету. К тому же Джуд сегодня по радио слышала, что, по данным ученых, к двухтысячному году каждое третье домашнее хозяйство будет состоять из одного человека, а это доказывает, что нас уже точно нельзя больше считать отбросами общества. Шерон расхохоталась и сказала: «Каждое третье? Да скорее девять из десяти!» Она выразила убежденность, что мужчины – естественно, за исключением присутствовавших (т. е. Тома), – существа настолько отсталые, что в скором времени женщины будут держать их дома в качестве животных для секса. Следовательно, такие домашние хозяйства тоже станут считаться состоящими из одного человека, т. к. мужчины поселятся в будках на улице. В общем, я чувствую себя окрыленной. Великолепно себя чувствую. Сяду-ка почитаю «Ответный ход» Сьюзен Фалуди.
5.00. Господи, как же я страдаю из-за Дэниела. Я люблю его.
Среда, 15 марта
57 кг, алкоголь: 5 порц. (безобразие! сатанинское зелье!), сигареты: 14 (тоже сатанинское зелье – все, в день рождения бросаю), калории: 1795.
Фу. Проснулась в ужасном состоянии. Мало мне горестей, еще и день рождения через две недели. Снова придется констатировать, что прошел еще год, в течение которого все, кроме меня, перешли в категорию «остепенившихся», одного за другим штампуют детей, зарабатывают миллионы и проникают в высшие слои общества, тогда как я, без руля и без ветрил, дрейфую в море неудачных связей и карьерной беспросветности.
Полчаса разглядываю в зеркале свое лицо в поисках морщин. Потом лихорадочно листаю журнал «Хелло!», пытаясь выяснить возраст известных женщин, чтобы было кем утешиться (ого, Джейн Сеймур сорок два!). Сражаюсь с давно во мне сидящим страхом, что не сегодня завтра неожиданно увижу, как лицо мое скукоживается, будто в фильме со спецэффектами, щеки обвисают, тело становится дряблым и на нем обнаруживается темно-синее платье с вязаным воротничком, волосы сами собой скручиваются в тугой мелкий перманент, и я гляжу на себя в зеркало слезящимися глазками через очки в золотистой оправе. Изо всех сил думаю о Джоанне Ламли и Сьюзан Сарандон.
Еще меня беспокоит празднование дня рождения. О роскошном торжестве при таких размерах квартиры и состоянии банковского счета говорить не приходится. Может быть, просто пригласить всех к себе на ужин? Но тогда весь день рождения придется горбатиться на кухне и гостей я возненавижу еще до их прибытия. Можно, конечно, поужинать в ресторане, но неловко просить всех платить за себя самим, нагло заставляя их за немалые деньги скучать в моем обществе – потому что у меня, видите ли, день рождения. А сама заплатить за всех не могу. Боже. Что же делать-то? Вот здорово было бы, если бы я не родилась, как все, а сверхъестественным образом появилась на свет, примерно как Иисус Христос (но не в точности так). Тогда бы не было у меня никакого дня рождения. Как, наверно, странно Иисусу, что полземли уже два тысячелетия кряду празднует его день рождения, будто так и надо.
Полночь. Идея! Приглашу всех к себе на коктейль – приготовлю, скажем, «Манхэттен». Очень даже по-великосветски получится. А если гости потом захотят пойти в ресторан ужинать – что ж, пожалуйста. Правда, что такое «Манхэттен», я толком не знаю. Ну, можно купить книгу с рецептами коктейлей. Вряд ли я это сделаю, если честно.
Четверг, 16 марта
57,6 кг, алкоголь: 2 порц., сигареты: 3 (оч. хор.), калории: 2140 (но в основном фрукты), время, затраченное на составление списка гостей: 3 ч 57 мин (плохо).
Я – Шерон
Джуд – Поганец Ричард
Том – Жером (бр-р-р)
Майкл
Магда – Джереми
Саймон
Ребекка – Мартин-зануда
Финни-Винни – Космо
Джоанна
Дэниел? – Перпетуя (Ой-ой!)? с Хьюго?
Нет. Нет, никуда не годится. Что же делать??
Пятница, 17 марта
Только что говорила по телефону с Томом, и он высказал очень мудрую мысль: «День рождения у тебя, так что приглашай только тех, кого хочешь».
Поэтому список гостей будет таков:
Шерон
Джуд
Том
Магда и Джереми —
и тогда я сама на всех приготовлю угощение.
Перезвонила Тому и зачитала список. Он спросил:
– А Жером?
– Что?
– Как же Жером?
– Ну, я подумала, раз… ты сам сказал, что пригласить нужно только… – до меня дошло, что если я произнесу «тех, кого хочу», получится, что я не «хочу», т. е. не «люблю» этого невыносимого воображалу.
