Даниэла Стил - Все могло быть иначе
— Виктория, у меня действительно нет другого выбора. Я целый месяц не брался за рукопись.
— Неделей или двумя больше или меньше, какая разница? Ты наверстаешь, как всегда это делал.
Дэвид мог поспорить и убедить ее, но стоило ли это усилий? Кроме того, он испытывал чувство вины. Отъезд домой не самое главное. Найти выход из создавшейся ситуации будет не так-то просто.
— Тогда на неделю, — сказал Дэвид, предлагая Виктории компромисс. — Больше я не могу себе позволить.
— За неделю я вряд ли отдышусь от перелета.
Устав от ее доводов, Дэвид готов был закричать: «Тогда оставайся там, где сейчас находишься». Но это только затянуло бы их разговор.
— Я же не говорю, что ты должна сопровождать меня при возвращении в Англию.
— Это очень благородно с твоей стороны, но если ты узнаешь, что я придумала для нас, то отложишь отъезд и останешься со мной.
Дэвид снял колпачок с ручки «Мон Блан». Эта ручка была прислана ему фирмой вместе с контрактом на миллион долларов.
— Почему ты не позволишь мне…
В это время раздался быстрый и негромкий стук в дверь. Дэвид повернулся на стук.
— Подожди минутку, — сказал он в трубку. — У меня тут…
Дэвид замолчал. Нужно ли объяснять жене кто этот столь поздний посетитель.
— Дэвид?
— Я здесь, — быстро ответил он. — Я… Ох, у меня свело судорогой ногу. Дай мне номер твоего рейса, а разговор мы закончим после твоего приезда сюда.
Он записал необходимые сведения, наскоро попрощался с Викторией и заторопился к двери. Уже взявшись за ручку, он подумал, что за ней скорее всего стоит Итен, а не Кэрли.
Но он ошибся.
— Андреа! Ради Бога, что ты здесь делаешь?
Девушка отступила немного назад, как если бы хотела повернуться, и не говоря ни слова, уйти. Прошло несколько секунд, она судорожно вздохнула и сказала:
— Мне надо поговорить с вами.
Дэвид посмотрел на нее, потом по сторонам и на автостоянку.
— Я одна.
Холодный ветер гулял по коридору, насквозь продувая свитер Дэвида.
— Твоя мама знает, что ты здесь?
Андреа кивнула головой.
— Пожалуйста, можно войти?
— Я не думаю, Андреа, что это хорошо. Уже поздно и…
Продолжение его мысли повисло в воздухе облаком пара.
Опасался ли он за ее репутацию или это было из-за собственного дискомфорта, но видеть предполагаемую дочь здесь в это время? По внешнему виду девочки он понял, что ей нужно чем-то помочь.
— Конечно, входи, — выговорил наконец Дэвид. — Хочешь, я закажу тебе кока-колу?
— Нет, спасибо.
Номер Дэвида был небольшим, а из-за присутствия Андреа он как бы сделался еще меньше. Дэвид подошел к единственному креслу и предложил девушке сесть. Вместо кресла она села на угол кровати, выпрямила спину и твердо поставила ноги на пол. Вид у нее был отрешенный и жалкий, ее можно было сравнить с фламинго в снежном сугробе.
— Что я могу сделать для тебя? — спросил Дэвид, стараясь, чтобы слова прозвучали гостеприимно и ободряюще.
Андреа отвела взгляд от своих рук, скрещенных на коленях, и посмотрела на Дэвида, как бы оценивая его.
— Не знаю.
— Хорошо, тогда зачем ты пришла сюда ночью?
— Поговорить с вами.
— О чем?
— Хотела узнать, что вы из себя представляете.
Дэвид, растерявшись, хмурил брови — такого сюрприза он не ожидал.
— А что конкретно?
— Я знаю о вас, — промолвила Андреа, и щеки ее вспыхнули румянцем. Он насторожился.
— Что ты знаешь обо мне? — спокойно спросил он.
Андреа сверлила его взглядом.
— Я не спала тогда вечером, когда вы были у нас дома.
Глупо продолжать разговор, ходя вокруг да около правды, но легче, чем говорить правду.
— И как много ты слышала?
— Все.
Слово прозвучало, как выстрел.
— Не могла бы ты рассказать поподробнее.
— Я знаю, что вы — мой родной отец, — и глядя ему в глаза добавила: — Достаточно ли это подробно?
Дэвид прошел к креслу и тяжело сел. Ему стоило больших усилий оставаться внешне спокойным, но сердце его забилось так часто, что казалось вот-вот выскочит из груди.
— Разговаривала ли ты с мамой об этом?
Андреа подтвердила кивком головы.
Боже, как же они, все трос, были неосторожны. Вот, черт возьми, что прикажете теперь делать?
— Говорила ли ты с кем-нибудь еще?
Андреа опять кивнула.
Задумавшись, Дэвид встал и начал вышагивать по узкому проходу между креслом и дверью.
— Я думаю надо позвать сюда твою маму. Она единственная, кто сможет ответить на все твои вопросы.
— Зачем? Она наговорит мне еще больше неправды, которой меня кормят вот уже пятнадцать лет. Теперь я в ней не нуждаюсь.
— Она объяснит тебе все, что тебя интересует.
— Я пришла сюда не за объяснениями, — сказала девушка с хитринкой в голосе. — Я хочу знать, каков есть мой отец. Это не будет таким уж сложным делом, не так ли?
В этот момент Дэвид согласился бы вычерпать океан чайной ложкой, если бы Андреа попросила об этом. Он вновь сел в кресло. Завтра наступит довольно скоро, тогда можно будет разобраться с открытым ящиком Пандоры. Сейчас он должен сделать все от него зависящее, чтобы успокоить вопрошающую душу невинной молодой девушки, внутренний мир которой, по-видимому, сорвался со своей оси.
— Что именно ты хотела узнать обо мне?
Андреа заколебалась, как будто была застигнута врасплох его капитуляцией, и не знала с чего начать.
— Когда у вас день рождения? — наконец спросила она.
Никакой другой вопрос не мог бы подсказать Дэвиду, что девушка убеждена — все подслушанное вчера является правдой. На ее месте он стал бы выспрашивать какие-то даты и детали, какие-то доказательства, что он действительно является ее отцом.
— За три дня до Рождества.
Андреа немного помолчала.
— Моя подруга Фейз родилась в канун Рождества, и я всегда считала, что родиться в декабре не совсем хорошо.
Их разговор принимал своеобразный характер. Не будут ли сейчас высказаны обвинения и колкости, направленные против Дэвида?
— Тогда я выберу другой день, — сказал Дэвид, — и он будет праздничным… Это будет — четвертое июля.
Появилась робкая улыбка и исчезла.
— Я тоже хотела бы. Мне очень нравятся фейерверки.
Андреа расстегнула курточку, но не сняла ее.
— Вам всегда хотелось быть писателем?
Складывалось впечатление, что свои вопросы она достает из черного мешка.
— Не всегда. До шестого класса я хотел стать пожарником.
— Моя мама любила рисовать, — сказала Андреа, перейдя к другому сюжету разговора, — но похоже, у нее не очень хорошо получалось. Все ее картины и принадлежности для рисования спрятаны где-то в доме в шкафах.
