Если бы не ты (СИ) - Ви Чарли

У меня до сих пор ещё в ушах шумит. Перед глазами всё плывёт. Дыхание только в норму стало приходить. Давно у меня такого не было. Да, можно сказать, и не было вообще.

Сжимаю Лесю в руках, прижимаю к себе. Кажется, влюбился, как дурак малолетний. Странное такое чувство. Возвращаться в город к обычной жизни не хочется. Задержаться бы здесь ещё на пару дней, подальше от всего мира.

Втягиваю запах её волос, как же она пахнет. От одного её запаха всё внизу опять напрягается, хотя чувствую, что отдохнуть надо и ей, и мне.

Нежная такая, миниатюрная и охренеть какая горячая. Сколько огня и страсти в ней. Леся прижимается ещё ближе, и я чувствую её дыхание на шее. Лёгкие мурашки бегут по коже, и я невольно вздрагиваю. Смотрю на неё, а она терпеливо ждёт моего ответа.

– Мать с отцом, они в Москву перебрались, как только появилась возможность, – вздыхаю, запуская руку в волосы. – Говорили, что там перспективы, что здесь болото. Так бабушка рассказывала, я не помню как точно. Мне лет пять было тогда. Бабушка не хотела уезжать, корни тут, да и отец её старенький болел. Вот и получилось, что меня оставили на её попечение. Виделись раз в год, на Новый год, с кучей подарков, но всегда с ощущением какой-то недосказанности.

Детство было… своеобразным. Бабушка души во мне не чаяла, баловала, конечно, но при этом пиздюлей огребал каждый день, правду сильно любил. Всё в лоб говорил и соседкам и её подружкам. Она меня правдорубом любила называть, – усмехаюсь. А перед глазами бабушка стоит, как в последнюю нашу встречу.

– Она рослая была, высокая, со всем хозяйством сама справлялась. Даже в восемьдесят пять лет картошку сама копала, не умела просить, хотя я всегда старался помогать, но вот такая была упрямая. А я рос таким… спасателем. Вечно котят из подвалов вытаскивал, щенков бездомных кормил. Ребята во дворе смеялись, прозвище дали – Добрый. А потом, помню, за Рамиля вступился. Его старшие пацаны гоняли, обзывали. Я хоть и младше, ниже ростом был, но как-то так разозлился, что всех раскидал. После этого Добрым уже никто не называл, Добрыней прозвали. Так и приклеилось.

С Рамилем тогда здорово сдружились. Потом с Костей, его братом, он к нам присоединился, а чуть позже и Цыган. Так и держимся вместе до сих пор. Сколько лет прошло, а мы как братья. Через многое прошли. И в город поехали вместе, первую шиномонтажку организовали, автомойку. Потом пошло-поехало. Костя и Рамиль сейчас в Москве. Цыган ещё в городе остался, у него семья большая, бросить их пока не может. Ну и я как-то не особо желанием горю в Москву ехать.

А с женщинами у меня всегда как-то… не складывалось. Самый невостребованный я из нашей компании. Не знаю, может, боятся меня. За рост, за серьёзность, за эту мою правильность.

Да и не тянет меня к кому попало. Не люблю, когда женщина сначала со всеми погуляет, а потом ко мне лезет целоваться. Какая-то брезгливость, что ли, возникает. Хочется, чтоб по-настоящему, чтоб искренне. А где такую найти…

Смотрю в глаза Лесе. В них столько нежности и какое-то тепло, от которого внутри разливается приятное томление. Кажется, она действительно слушает, ей не всё равно. Это подкупает.

– А потом, – продолжаю, отрываясь от её взгляда и устремляя в окно, где лениво колышутся ветви деревьев, – пришло время поступать. Бабушка хотела, чтобы я в аграрный пошёл, рядом и потом вернулся. Но я выбрал город, техникум. Она, конечно, расстроилась, но перечить не стала. Понимала, что мне нужно двигаться дальше. Там, в городе, жизнь забурлила. Новые знакомства, друзья, первая любовь… Правда, быстро прошла эта любовь. Оказалась фальшивкой. Потом ещё одна…

Я делаю паузу, вспоминая те годы и Софу. Внутри больно ёкает неприятное чувство. Леся нежно проводит рукой по моей щеке, возвращая меня в реальность.

– И вот я здесь, – произношу с улыбкой, – с тобой. Ты не похожа ни на кого, кого я знал раньше. И это… чертовски притягивает.

Леся улыбается в ответ, и её глаза становятся ещё теплее. Кажется, будто солнце выглянуло из-за туч и согрело всё вокруг. Этот момент кажется каким-то особенным, хрупким, будто одно неверное движение – и он рассыплется на мелкие осколки.

Я не знаю, что будет дальше, но сейчас, в этот миг, мне хорошо. Я чувствую себя живым, настоящим. Словно скинул с плеч тяжёлый груз прошлого и готов начать всё с чистого листа. И Леся – это тот самый чистый лист, на котором я хочу написать новую историю.

Молчание становится уютным, наполненным невысказанными словами. Мы просто смотрим друг на друга. Мне хочется касаться её постоянно, чувствовать тепло её кожи, вдыхать аромат её волос.

Наклоняюсь ближе, и Леся отвечает мне тем же. Наши губы встречаются в нежном поцелуе. В нём нет страсти, нет напора. Только нежность и благодарность за то, что она рядом. Когда мы отстраняемся друг от друга, Леся берёт мою руку и крепко сжимает её в своей.

– Данил, – шепчет она, – ты замечательный. Жаль, что я не встретила тебя раньше.

Прижимает мою руку к своей щеке.

– Зато теперь встретились. Это же хорошо. Вот выберемся, и я тебя с ребятами своими познакомлю. С бабушкой не могу. Она уже умерла. Но уверен, ты бы ей очень понравилась…

Глава 22. Снова в путь

Мы нежимся в постели почти до полудня. Вставать не хочется, но дрова закончились, еды нет, а одной любовью сыт не будешь.

Приходится выбираться из нашего любовного гнёздышка (или порочного?).

– Завтра надо выдвигаться, – говорит Добрыня, надевая штаны.

Я молча киваю. Понимаю, что он прав. Но как же страшно становится внутри от мысли оказаться опять посреди леса.

– Я думаю, мы недалеко от какой-то деревни. Никакой разумный человек не стал бы строить дом в глуши. Скорее всего, это чья-то избушка.

– В каком направлении пойдём? – спрашиваю его самый важный для меня вопрос.

Добрыня, не спеша, смотрит в окно, молча одевается. Он всегда такой уверенный, такой сильный. Я же настоящий клубок страхов и сомнений.

– Предлагаю идти на юго-восток. Солнце встаёт на северо-востоке. Когда мы отходили от машины, оно светило нам в спину. Значит, так пойдём.

Я вздыхаю, кутаюсь в одеяло. Холодно. И голодно. Живот сводит от голода, после страстной ночи особенно есть хочется. Энергии мы затратили наверно больше, чем на прогулку по лесу. Но больше всего сердце тарахтит от предчувствия чего-то нехорошего. Я пытаюсь отогнать эти мысли, но они, как назойливые мухи, кружат вокруг головы, не давая покоя.

Добрыня выходит на улицу. Приносит последнюю охапку дров. И маленькую тушку зайца.

Вот говорят, голодом посидишь и всё что угодно есть начнёшь. А я смотрю на этого зайца и чувствую, как к горлу тошнота подступает. Отворачиваюсь, чтобы не смотреть.

– Данил, извини, но я не… – бормочу, сглатывая слюну.

– Понял, – отвечает кратко Данил и выходит.

Заходит уже с освежёванной тушкой, разрезанной на куски. В таком виде воспринимать мясо намного легче.

Добрыня разводит огонь в печи, и избушка наполняется теплом. Он ловко просаливает куски мяса, складывает их кастрюлю и ставит на печь. Запах варёного мяса медленно перебивает тошноту, и я снова сглатываю слюну, только в этот раз не из-за тошноты, а от желания впиться зубами в готовое мясо. Голод берёт своё. Сама про себя же усмехаюсь, чтобы со мной было, если бы я голодала неделю. Наверно, и от сырого мяса не отказалась бы.

Пока мясо готовится, я собираю наши немногочисленные пожитки. Моя сумка осталась в том самодельном шалаше, когда волки напали. Да и брать с собой нечего особо. Добрыня точит топор и нож. Защита нам не помешает. Я даже не знаю, сколько нам ещё предстоит идти, и дойдём ли, но сидеть здесь в избушке и ждать спасения бессмысленно. Данил прав.

Когда мясо готово, ставлю на стол кастрюлю, раскладываю мясо по тарелкам. Распределяю понемногу, чтобы и в дорогу взять.

Сок стекает по пальцам, желудок урчит от удовольствия. Добрыня смотрит на меня с улыбкой, подбадривает. Его присутствие рядом – единственное, что придаёт мне сил.