Квест на троих (СИ) - Смирнова Ольга Викторовна

— А вертолеты на что? Будь повнимательнее при выходе из дома, Евгения. Верхняя, самая широкая ступенька, невысокая. Гости обычно про неё забывают и ныряют носом вниз.

— И часто бывают гости?

— Раза три-четыре за лето приезжает компания из Москвы. Разок из Германии. Приходится принимать. От них многое в бизнесе зависит. Удобства на улице. Во-о-он там.

— Вижу.

— Заходи в дом, — Глеб открыл стеклянную дверь.

Евгения оказалась в комнате с довольно современной мебелью и большой кроватью.

— А где твои гости спят? Кровать-то одна.

— Обычно в особняке. Утром сюда поднимаемся, а к вечеру спускаемся. Главное — надо успеть пройти до темноты тропу. Но если что-то помешает спуститься, то тут много надувных матрасов. Раскладываем на полу. Я на улице переоденусь, а ты можешь здесь. Вещи на полки положи.

Евгения хотела спросить, зачем ему такая большая кровать, да вовремя язык прикусила. Во-первых, он мог приводить сюда женщин, во-вторых, не буди лихо, пока тихо. Хватит с неё ночных поцелуев.

Переодевшись и прихватив полотенце, выскочила из домика. Успела притормозить перед коварной ступенькой и захлебнулась воздухом, вновь увидев спортивную фигуру Глеба. Он стоял почти на самом краю площадки в плавательных шортах и с полотенцем на плече. Обернулся.

— Иди ко мне. Посмотри, какой вид открывается отсюда.

Евгения подошла. И застыла. Красота. Горы в голубой дымке и океан воздуха.

— Отсюда моря побольше видно.

— Потому что площадка выше, — ответил Глеб. — И видно Гнездо.

Евгения опустила взгляд. Особняк и его территория находились на виду, словно на ладони: плоская часть крыши, крышной бассейн, парковые дорожки и беседки.

— А что там за пирамида на крыше?

— Стеклянная. Под ней комната для отдыха. Можно на небо с облаками смотреть или на звёзды ночью.

— Здорово. Ой! А оттуда мы закат смотрели.

— А с площадки можно увидеть и рассвет, и закат. Отсюда закат, а вон с той точки — рассвет. — Глеб развернул её к другому краю площадки. — А теперь пора к водопаду.

— А медведи сюда не придут?

— Боишься?

— А ты?

— В этой части гор они бывают крайне редко. А выступ для них почти недоступен. Он окружён отвесными скальными стенами. Деревья и лианы у водопада слабоваты для медведя, а по тропе только медвежонок сможет добраться.

Они немного обогнули вертикальную стену скалы и вышли к водопаду. Он стекал отдельными струями, ударяя по лианам и листьям. Часть струй падала мимо растений сразу в край озерка с голубоватой водой. По бокам от водопада карабкались вверх, цепляясь корнями за что-то в расщелинах, развесистые кусты. Справа от него маленькой рощицей росли невысокие деревья, скрывая отвесную стену скалы.

— Красотища... — выдохнула Евгения, — какая высота?

— Около десяти метров.

Евгения подошла к каменной выемке почти круглой формы, метров шести в диаметре.

— Вы чистите чашу? Дно совершенно чистое: ни камней, ни листьев.

— Да. Летом каждые две недели.

— Какая глубина?

— Сейчас покажу. Берегись!

Глеб бросил полотенце на один из камней на берегу и запрыгнул в чашу, подняв вокруг себя фейерверк брызг, от чего, взвизгнув, Евгения отскочила назад. Встал посередине и, пригладив волосы, поднял руки вверх. Вода доставала ему почти до верха груди.

— Ой. Меня не скроет?

— Если прыгать, то с этой стороны. Если заходить, то лучше с той. Осторожнее переходи сток из чаши. Безопаснее под водопадом пройти.

Вода не обжигала холодом, и Евгения легко зашла по колено, а когда стена чаши стала более крутой, села на дно и, оттолкнувшись, поплыла.

— Класс!

Попыталась встать на ноги и тут же скатилась по покатому дну прямиком в объятия Глеба, коварно улыбнувшемуся.

— Ай...

— Здесь дно такое. Спокойно стоять удаётся только посередине. Можно сказать — ловушка.

И Евгения в неё попала. Глеб приподнял её над дном, обнял крепко, по-хозяйски и, не спрашивая разрешения, впился поцелуем.

Вывернулась.

— Глеб. Отпусти.

— Иди, — он опять улыбнулся.

Евгения отплыла к берегу и попыталась встать на ноги, но предательское дно снова кинуло её в объятия Глеба. И снова заработала поцелуй.

— Глеб! Как отсюда выбраться?

— Это тебе урок. Не лезь в подобные чаши, пока не выяснишь, как из них выйти. Вон с той стороны, на дне у стока выбиты ступеньки. По ним можно выбраться. Больше хулиганить не буду. Плавай.

Евгения попробовала выбраться с помощью ступенек и успокоилась. Действительно удобно.

А потом они сидели в шезлонгах. В костре трещали поленья, над ним висел и шумел чайник. Дым уходил в сторону, но запах костра присутствовал и придавал отдыху ещё больше романтизма. Ветвями деревьев играл лёгкий ветерок. Солнце клонилось к закату.

Глеб перебирал струны гитары. Играл какой-то вальс.

— Евгения, у вас поющая семья. Дети обучались в музыкальных школах?

— Сама я пою с детства, хотя не обучалась. Муж тоже умел петь. Даже не знаю, учился ли где-нибудь. А дети — все трое — закончили музыкальную школу. Павел на гитаре неплохо играет, но на фоне Вадима постеснялся. Зятя некоторое время обучал настоящий педагог по вокалу. Валера у нас детдомовец. У него почти абсолютный слух, но детский дом был на задворках, и никто не стал возиться с парнем.

— Сиротой рос, значит. Поэтому он так запросто называет тебя мамой. Я сразу не смог понять, кто он в семье.

— В день свадьбы с Кристиной первый раз назвал. Сначала попросил разрешения. Я разревелась... О себе не хочешь рассказать? Хотя бы коротко...

Глеб отложил гитару и сцепил руки перед собой.

— Ничего особенного в моей жизни и не было. Детский сад, школа, военное училище. Женился, развёлся.

— Ты был офицером?

— Да. Дослужился до капитана. В конце восьмидесятых стал гражданским. Всю остальную жизнь утопил в бизнесе. Начал с небольшого кооператива.

— Ты многого достиг. Значит, ты не из тех, кто заводы-пароходы в лихих девяностых делил?

— Не из тех. Но самыми трудными для меня не девяностые были, а нулевые. Бизнес надо держать в стальных руках, Евгения. Никому не доверять. На это уходит много времени и сил. И физических, и моральных.

— Получается, ты всю жизнь посвятил только работе?

— Получается, так.

— Если не секрет... почему развёлся?

— Изменяла. Она сначала забрала детей себе, но ещё до решения суда привезла и бросила их у дверей квартиры.

— Это как?

— Нажала на звонок и ушла. Моя мать открыла, а там внуки стоят. За руки держатся. Старшему четыре года было, младшему два с половиной. После развода я свою бывшую не видел. С сыновьями контактировать начала, только когда старший в шестой класс пошёл.

— Глупая она. Такого мужчину проморгала...

Глеб улыбнулся и поднялся с шезлонга.

— Евгения, становится прохладно. Надо переодеться и перекусить.

Он притащил столик. Снял чайник с костра. Вдвоём достали контейнеры из сумки-холодильника.

— Полноценный ужин нам через час привезут, — сказал Глеб после перекуса.

— Как ужин? Разве мы к темноте не спустимся в Гнездо?

Глеб сел на край шезлонга и, наклонившись, пододвинул кресло Евгении вместе с ней ближе к себе. Взял её руки в свои.

— Предлагаю остаться здесь на ночь, — тихо сказал он, пристально смотря в глаза.

— Нет, Глеб... я не могу... я не могу так. Ещё одна ловушка?

Он встал, притянул к себе Евгению и, подняв на руки, крепко прижал к своей груди. Понёс к домику.

— Глеб!

— Да, ловушка. Нежная. Вкусная. Бурная. Я знаю твой отклик. Ты не против.

— Глеб, не надо!

Одежда уже была отправлена на пол, но Евгения не сдавалась, её внутренний стержень только крепчал.

— Глеб, отпусти. Немедленно.

— Назови причину.

Но ответить не дали его губы, губы сменила ладонь. Другая рука зажала её руки на подушке над головой. И он застыл, смотря ей в глаза. В глаза с миндалевидным разрезом. Необычные. Мозаичные. Завораживающие. Строгие. Непокорные. Осуждающие. Резануло желанием немедленно взять, покорить. Жарко, низменно, жёстко... Дыхание рвалось...