Отпускай (СИ) - Сурмина Ольга

А она стонет под ним. И как именно, Эмма знала. Прямо сейчас, находясь в спортивном зале, ей хотелось заткнуть уши и закричать. Её Нейт любил только её, но «её Нейт», и Нейт настоящий — разные люди. «Её Нейт» жил только у Фастер в голове. Настоящий же снисходительно помогал подруге из детского дома, и так же снисходительно называл сестрой.

— Плохо себя чувствуешь? — С грустью спросил Даглас. — Не жди от себя… слишком много. Жизнь поступила с тобой очень жестоко, но со временем станет легче. Станет, я обещаю.

— Жизнь? — Девушка наклонилась, и вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Хотя бы с той позиции, что ты не можешь просто так уйти. Но твоя слабость… мы её подлечим. Из дома «брата» ты уйдешь на каблуках. И ни разу не обернешься. — Мужчина положил пациентке руку на спину, и та вздрогнула от этого прикосновения. — Ну что, начнем? Пусти свою боль во благо. Вставай и иди, а я… буду тебя поддерживать. До тех пор, пока ты сможешь идти рядом и без моей помощи. — Доктор лучисто улыбнулся, и тряхнул головой. — Ну что, начнем?

Эмма уверенно, утвердительно кивнула. Нейтан её не любит. Но неужели это означает, что без него она должна погибнуть? Как придаток-неразлучник. Зачахнуть и скорчится, словно хрупкий цветок. Кактусы… не умирают так просто. Они долго могут жить без воды, и накапливать влагу в себе, потому такие пухлые и несуразные. Но у них есть свои плюсы. Например, стойкость. Расти в тех условиях, где никакой другой цветок не выжил бы. У всех… есть свои плюсы.

Фастер сжала зубы. Доктор Даглас с улыбкой показывал, как нужно стоять на одной ноге, и зачем так важно закрывать при этом глаза. «Ты не смотришь на свои ноги, пока идешь, это нормально. Не нормально на них смотреть. Но, если ты наденешь каблуки прямо сейчас — тут же начнешь смотреть вниз, потому что не чувствуешь равновесия. Закрой глаза, встань так, как я тебе показал. А будешь падать — я тебя поймаю».

Поймаю.

* * *

Ноги дрожали от усталости, однако Фастер упорно шла домой. Не вызывала такси, и даже старалась лишний раз не присаживаться. Нельзя поощрять проблему, нужно над ней работать. Почему-то слова о том, что она могла бы быть сильнее, коробили. Коробили, и заставляли с яростью сжимать зубы, даже тогда колени тряслись. Кактусы… ветром не сносит, они плотно стоят на земле.

В окнах дома уже горел свет, хотя тьма еще не опустилась на город. Глухие удары в груди тут же участились, и пульс начал ощущаться в висках. Мужской силуэт ходил по кухне из стороны в сторону, и активно жестикулировал. Иногда рядом с ним появлялся женский, но тут же растворялся за шторой.

Влажной рукой Эмма дотронулась до входной двери, и вошла внутрь. В темный коридор, и голоса сразу стихли. Штайнер тут же вышел из кухни, и сузил глаза.

— Долгая, однако, физиотерапия. Добрый вечер. — Молодой человек скрестил руки на груди и склонил голову в сторону. — Будешь есть? Или сегодня опять «я не голодна»?

— Нейт. — Она подняла глаза на его силуэт, и судорожно выдохнула. В груди что-то защемило. Стоит здесь, перед ней. Прищуривается… наверняка, хотя Фастер даже не видела его лица. Высокий, статный. И пах так же приятно, как и всегда. И наверняка теплый. Горячий.

Брат.

— Что? — В голосе слышалось раздражение. — Ты будешь есть или нет?

— Нет. Я купила в городе кофе и салат. Ничего не буду больше, спасибо. — Девушка судорожно выдохнула и, расстегнув туфли, шагнула в дом.

— Начинается. — Ей казалось, он закатил глаза. Раздражение в тоне усиливалось. — Салат за весь день, ну да. И опять эти туфли. Туфли, ты еле ползешь. Для кого это? Ну для кого, скажи?! Кто на тебя смотрит в этих туфлях?!! — Он резко подался вперед, схватил их за тонкие кожаные ремешки, и поднял. — Какой смысл ходить на физио, когда у тебя заботы о себе как у овоща?! Возьми мои деньги, купи себе гребаные кеды!! Тогда, может, от физкультуры будет хоть какой-то прок!! Давно нужно было их выкинуть, чтобы ты не страдала дурью, которую я потом расхлебывал.

— Верни. — Тихо прошептала девушка, и с яростью вытаращилась на Штайнера. — Верни сейчас же. Это не твое.

— Тебе купил их я. За каким-то хреном. — Он отвел руку с парой туфель в сторону, так, что девушка при всем желании не смогла бы до них дотянуться.

— Ты ничего не расхлебываешь. Верни. — Продолжала шипеть она, и кулаки сжимались.

— А кто тебя потом на себе таскает, потому что выйти куда-то больно?! Кто тебе еду, как дворецкий, поедает в постель, не расскажешь?! Кто тебе ноги лечит после вот этого вот?!!! — Он сжал в руках туфель, и потряс им в воздухе. — Ты себя не обслуживаешь. Раз так, то будь добра не добавлять мне проблем своими детскими выходками. Прими, наконец, реальность, что ты ничерта не можешь ходить на каблуках, и лежишь потом, стонешь. Плачешься. — Голос становился ироничным.

В коридоре послышался звук тяжелой, хлесткой пощечины. Она тяжело дышала. С ужасом, болью, гневом, обидой смотрела на высокий мужской силуэт, и глаза в темноте блестели от слез. Штайнер вытаращился, затем со злобой сжал зубы. Первая пощечина за двадцать восемь лет. И от кого?

— Ты мерзкий. — Тихо сказала Эмма. — Мерзкий. Верни сейчас, или я ухожу. Не знаю, куда. Не знаю, зачем, лишь бы не с тобой, и я лучше сдохну, чем вернусь. — В зрачках не было ни капли сомнений, Нейтан прищурился, и лязгнул челюстями. Он медленно опустил руку, девушка вырвала туфли из его ладоней, и прижала к себе, словно то было самым дорогим, что у нее оставалось. — Мне ничего от тебя не нужно. Не приноси мне еду. Не опекай меня. Не предлагай мне помощь. Твоя забота уже в печенках сидит. — Голос срывался. — Если тебе так надо кого-нибудь опекать — иди, позаботься о Белите.

— Белита сама о себе может позаботиться. — Иронично ответил Штайнер. Казалось, его лицо во тьме расползалось в незнакомый, злобный оскал, а руки сжимались, словно он едва держал себя в руках. Едва, и всеми силами давил желание схватить за шиворот свою «младшую сестру». — И ничего-то тебе не нужно, и я внезапно стал мерзким. — Нейт прищурился. — Заскоки как у гребанного подростка. Разошлись и разошлись, нет, все равно начинаются сцены. Не нужно ей ничего, да уж, конечно. — Мужчина закатил глаза, и тут же их сузил. — Тебе нужно было, чтобы я тебя трахнул. Всегда. Плевать при этом, какое у меня настроение. Плевать даже на то, что я никогда не лез к тебе сам. Или ты этого хотела? — Он медленно стал подходить ближе. — Конечно ты хотела. Ты слюни на меня пускала.

Губы дрожали. Все вокруг темнело, плавилось, а внутри все опускалось. Стальные руки схватили её за пояс, и потащили наверх. Послышался хриплый стон, Эмма хватала ртом воздух. Ком в горле сдавливал, говорить не получалось. Шок. Страх. Он смеет… говорить об этом? Он вообще в себе?

…кто это?

Схватил её в подмышку, словно ребенка. От ужаса звенело в ушах, Фастер едва переставляла ноги, спотыкаясь о ступени.

«Как бы вы не были сильны духом, это вас не спасет тогда, когда мерой будет физическая сила. Вас спасет только готовность дать сдачи, зная все физические способности своего тела.»

Он остановился возле двери её комнаты. С силой её открыл, и втолкнул туда девушку, которая едва стояла на ногах. Тремор бил тело, сглотнуть ком не получалось. Слезы капали на светлый паркет.

Она сжала ремешки туфель в руках. Затем, не помня себя, ринулась вперед, и замахнулась. Каблучки щелкнули друг о друга, и следом послышался глухой звук удара. Он резко выдохнул, ощущая, как по левой щеке расползалось покраснение в виде бокового изгиба подошвы.

— Так было, пока я тебя любила. — Сдавленным, дрожащим голосом сказала Эмма. — Сейчас я пересплю с тобой только под угрозой мировой войны. И то, если это спасет небо от бомб. Ты мерзкий.

Он резко вышел, и послышался хлопок двери чудовищной силы. Затем быстро удаляющиеся шаги. Фастер не могла отдышаться, затем рухнула на пол, схватилась за лицо и разрыдалась. Высокий, статный, теплый… сейчас отволок её в комнату, словно провинившегося подростка. Еще и посмеялся над чувствами, которые она так долго берегла внутри. Берегла для него. И только… для него. Мечтала только о нем, чтобы потом услышать… это?