Высота в милю (ЛП) - Томфорд Лиз

Конечно, я говорю о собаках из «Возрастные собаки Чикаго».

Это спасательный центр в нескольких минутах ходьбы отсюда, где пожилые собаки ждут, когда их примут в любящий дом, где они смогут прожить остаток своих дней. Я начала работать там волонтером на следующий день после переезда в Чикаго. Я занималась чем-то подобным в Северной Каролине, когда училась в колледже, и это стало чем-то вроде моего страстного проекта.

Если бы я могла жить, заботясь об этих животных и даря им любовь, которую никто другой не даст, я бы так и сделала. Но, к сожалению, это некоммерческая организация, едва выживающая за счет незначительных пожертвований. Поэтому те из нас, кто работает волонтерами, делают это потому, что любят животных.

И я понимаю их.

Не обязательно быть пожилым. То есть, мне всего двадцать шесть, но мысль о том, что я не могу быть чьим-то первым выбором, угнетает. Я это понимаю.

От этих собак отказываются ради щенков, их оставляют доживать остаток своей короткой жизни в приюте. Не собираюсь драматизировать ситуацию и говорить, что меня бросает каждый встречный мужчина, потому что это не так. Но после тех слов Бретта я слишком хорошо помню, каково это — быть запасным вариантом. Поэтому я в первую очередь выбираю их, этих милых пожилых собак, которым просто нужен теплый дом и кто-то, кто будет их любить.

И если бы у моего брата-близнеца не было аллергии на собак, у меня была бы полная квартира таких собак.

Перебирая каналы в поисках чего-нибудь приличного для просмотра, я натыкаюсь на игру «Рапторов». До конца последнего периода остается всего две минуты, и они выигрывают у соперника со счетом 4:2. Кажется, что это легкая победа для них.

Их стадион забит до отказа, как это бывает, когда я лично наблюдаю за игрой Райана.

Я мало что знаю о хоккее, но, полагаю, теперь нужно хотя бы попытаться понять игру, раз уж с этим связана моя работа, поэтому я смотрю последние две минуты. И в эти последние минуты я узнаю только то, что есть такая штука, которая называется «айсинг»⁴, как на торте. Но я понятия не имею, что это значит. Хотя, они называют это слово дважды.

Они делают что-то вроде объявления лучших игроков игры, и вот Эван Зандерс становится одним из них, что, видимо, хорошо.

— Как ты себя чувствуешь сегодня, Зандерс? — спрашивает один из дикторов.

Парень приподнимает майку, чтобы вытереть пот со лба, прежде чем его карие глаза встречаются с камерой, и он улыбается своей фирменной мегаваттной улыбкой. Она привлекательная, самодовольная и все такое.

— Чувствую себя отлично. Хорошая победа.

— Поздравляю с тем, что тебя назвали лучшим игроком сегодняшней игры. Будешь праздновать с кем-то особенным сегодня?

Я смотрела много профессиональных игр, но никогда не слышала подобного вопроса, хотя, судя по тому, что я узнала о репутации Зандерса, большинство СМИ, похоже, волнует только то, с кем парень ведет себя как мудак или в кого вставляет свой член.

Его губы раздвигаются в ухмылке, когда он смотрит прямо в камеру.

— С парочкой особенных людей.

Фу. Гадость. Я поднимаю пульт и выключаю телевизор.

Схватив ноутбук, углубляюсь в расследование на уровне ФБР, которым уже занималась Инди. Если я собираюсь застрять в самолете с этими парнями, то должна выяснить, кто они, черт возьми, такие.

Первым всплывает имя Рио. О зеленоглазом защитнике не так много информации, но он явно командный весельчак. Не так много его фотографий, на которых парень не улыбается своей дурацкой улыбкой и не носит в руках свой олдскульный бумбокс.

О других ребятах из команды я не нахожу почти ничего, кроме того, где они учились в колледже, их родных стран и нескольких фотографий, всплывших в результате поиска в Google, на которых они изображены со своими девушками или друзьями.

Капитан команды — это совсем другая история. Когда нажимаю на имя Илая Мэддисона, появляется бесконечный список сайтов. Его бывший университет, команды, за которые он играл раньше, и, что самое примечательное, благотворительная организация, основателем которой он является. Название звучит знакомо — «Активные умы Чикаго».

Когда все части соединяются, я понимаю, что гала-вечер, на который я иду с Райаном — это благотворительный вечер организации Мэддисона, поддерживающей детей и подростков, страдающих психическими заболеваниями.

В интернете также есть множество фотографий Мэддисона и его семьи. Его жена выглядит смутно знакомой, но я не могу точно вспомнить почему, хотя ее рыжие волосы выделяются на фоне остальных, и я почти уверена, что видела эту женщину раньше.

Есть также бесконечное количество фотографий Мэддисона с дочерью, включая ролик, на котором она бомбардирует пресс-конференцию в прошлом году, который облетел весь интернет.

Очевидно, что Мэддисон — семейный человек в команде.

Противоположность этому — Эван Зандерс. О Зандерсе есть примерно столько же информации, сколько и о Мэддисон. Однако в поиске Google Зандерс не представлен как семьянин. Зато есть бесчисленные фотографии, на которых он покидает арену с разными девушками, причем на двух снимках нет одной и той же женщины. А под этими фотографиями — многочисленные заголовки, в том числе:

«Эван Зандерс из «Чикаго Рэпторс» кутил в клубе до четырех утра».

«Одиннадцатый номер, изгнан с площадки за драку. Грозит штраф».

«Эван Зандерс. Главный плохой парень Чикаго».

Господи. Не слишком ли много клише?

Невольно я закатываю глаза, находя именно то, что и предполагала, прежде чем закрыть ноутбук и бросить его обратно на диван.

Встав, быстро собираю свои кудри в пучок, накидываю безразмерную толстовку и влезаю в свои поношенные кроссовки. Прежде чем выйти за дверь, беру пакет с собачьими лакомствами с консольного столика и бросаю быстрый взгляд в зеркало.

Я выгляжу ужасно.

Спортивные штаны в пятнах, ткань истончилась от чрезмерной носки. Мои волосы не поддаются укрощению. На мне совсем нет макияжа, и велика вероятность, что у меня на подбородке засохшая горчица от съеденного ранее хот-дога. Но собак это не волнует, и меня тоже.

Схватив телефон, сумочку и ключи, я выхожу из квартиры и проскальзываю в лифт.

Мне не терпится увидеть всех своих пушистых друзей, которых я не видела уже несколько дней. В этом и заключается особенность этих пожилых собак — ты не знаешь, сколько времени у тебя будет с ними. Ты просто должен дать им столько любви, сколько сможешь, потому что не знаешь, сколько им еще осталось на Земле.

В одиночестве я спускаюсь на лифте на этаж вестибюля, пока из динамиков льется низкий гул скрипичных струн и заполняет металлическую коробку. Как я уже говорила, квартира моего брата — чертовски дорогая, и живут здесь только очень богатые люди. Я уверена, что у доброго швейцара случается мини-сердечный приступ всякий раз, когда он видит, как я вхожу или выхожу в мешковатых штанах, футболках безразмерного размера и грязных кроссовках. Хотя он всегда вежлив и никогда не произносит ни слова.

Лифт останавливается на первом этаже, и как только двери открываются, я выхожу и тут же натыкаюсь на что-то твердое.

— Господи, — выдыхает кто-то, поддерживая меня твердой рукой. — Ты в порядке?

Моя голова немного кружится от вибрации, вызванной ударом о мускулистую грудь, но я вижу совершенно ясно.

Мой взгляд скользит по телу незнакомца, отмечая контраст между моими грязными кроссовками и его блестящими парадными туфлями. У него толстые ноги, но брюки от костюма идеально подогнаны под его мощные бедра. Его чистая белая рубашка практически прозрачна, демонстрируя его татуированную кожу, и когда мой взгляд падает на золотую цепочку на его шее, я понимаю, с кем столкнулась.

Мое тело, благодаря теплу, разливающемуся по мне от неожиданного контакта, тоже понимает.

Поднимаю взгляд чуть выше, и карие радужки смотрят на меня в ответ, а на губах парня появляется самая озорная ухмылка.

— Стиви, — говорит Зандерс. — Ты следишь за мной?