Любовь – это путешествие - О'
– Адди, – шепчу я.
– М-м-м?
– Ты изумительна.
Она прижимается губами к моей ключице, вызывая сладостную дрожь. «Растянуть удовольствие», – напоминаю я себе, хотя уже готов передумать.
– Вот я… – Жадно целую ее в паузе. – Провожу лето, не в силах определиться. Пытаюсь разобраться, кто я… – Напряженно сглатываю. От собственных слов к горлу подступает паника, грудь сдавливает тревогой, в ушах громыхает отцовский голос. Сосредоточиваюсь на Адди, ее гладких мокрых волосах. Адди, мое спасение. – А вот ты идеальна во всем.
– Чепуха. Никто не идеален, уж точно не я. Так что не надо, – просит она, сдавленно смеясь и целуя меня в шею.
– Что не надо?
– Превращать меня в феечку мечты.
– Кого-кого? – Я отклоняюсь назад, чтобы видеть ее лицо, нечеткое в темноте.
– Такой типаж из фильмов. Чудаковатая девчонка, которая помогает главному герою найти себя. Но ее собственная история никого не волнует.
Хмурюсь: Адди часто переиначивает мои комплименты во что-то обидное.
– Смысл был другой…
– Я знаю, чего хочу и где буду жить, но это не значит, что я все решила. Я тоже многое пытаюсь понять. Меня еще ждет практика в школе, и кто знает, что будет, когда закончится лето…
Покачав головой, притягиваю ее поближе.
– Ты справишься на все сто и будешь чудесным учителем. У тебя настоящий дар. – Приподнимаю ее и целую. – Меня ты многому научила.
Она улыбается против воли и обхватывает ногами мою талию.
– А вдруг меня не будут воспринимать всерьез?
– Почему это?
Она покусывает губу, мешкая с ответом, и откидывает влажные пряди с моего лица.
– Не знаю. Но со мной такое часто случается.
В глазах мелькает болезненная уязвимость, столь редкая для нее. Адди пристально наблюдает за мной – подозреваю, ждет реакции.
– Наверное, у меня на лбу написано: «Низкий потенциал», и другие это чувствуют.
– У тебя?! – изумляюсь я.
Отвернувшись, она издает хриплый смешок.
– Понимаешь… Я всю жизнь была середнячком – и в талантах, и в оценках. Разве что рост подвел.
Это да, она и правда крошка. Обнять ее можно одной рукой, а чтобы поцеловать меня, ей приходится тянуться. Очень мило, между прочим.
– Адди Гилберт! – серьезно говорю я. – Слушай внимательно.
– Итак?
Наши губы почти соприкасаются.
– Ты необыкновенная, – шепчу я.
– Да ну тебя! – Она уплывает, а я бросаюсь вслед.
– Нет! Этот комплимент ты выслушаешь, пусть даже он будет стоить тебе жизни!
– И не начинай! – Она вновь ускользает от меня.
– Повторяю: ты совершенно необыкновенная! Такая собранная – и это в двадцать один год! Любого поставишь на место, даже меня, а ведь перед моим обаянием устоять невозможно.
Ринувшись за ней, успеваю схватить ее за лодыжку, однако Адди вырывается, подняв тучу брызг.
– Ты заботишься о других, – продолжаю я. – Следишь, чтобы Терри много не пил – думаешь, я не заметил? А когда Виктор потянул спину, ты помогала ему с прополкой сорняков.
– Перестань, – отмахивается Адди. – У твоего Терри скоро печень не выдержит, дураку ясно. А Виктору я помогала еще до того, как он повредил спину. Подумаешь, подвиг.
– И работаешь ты ответственно, – закатив глаза, не сдаюсь я. – Из жильцов только мы с дядей, а ты за всем следишь, каждую мелочь замечаешь.
– Вау, принесла свежее полотенце и разобралась с дверцей холодильника! И где моя медаль? – Адди дельфинчиком ныряет в воду и снова уплывает.
– Адди, дело не в этих пустяках, а в целой картине. Ты разбираешься в жизни, в самых важных ее частях. Вот я всегда говорю – нужно искать радость, смысл, наслаждаться мгновением… Так я и поступаю, да почти все мы…
– Ну да, те из нас, у кого есть время на поиск смысла жизни.
– Тоже верно, но… Ты принимаешь жизнь такой, какая она есть. Никто из моих знакомых так не умеет.
– Все твои знакомые учатся в Оксфорде, – напоминает Адди. – Ясно же, что они слишком много думают.
– Ты хоть один комплимент способна принять?
Наконец, она подплывает ко мне.
– Скажи, что сегодня я прекрасно выгляжу.
– Ты сегодня прекрасно выглядишь.
– Не считается, я тебе подска…
Хватаю ее и щекочу, она с визгом отпихивает меня и заливается радостным смехом. Гонюсь за ней до самого бортика. Раскинув руки, она устраивается в углу, опять обвив меня ногами. Прекрасна, как видение. Тяжело дыша, мы замираем. Адди запускает пальцы мне в волосы.
– Ты мне нравишься, Дилан, – шепотом признается она. – Хотя это против правил.
– Нет никаких правил, – быстро возражаю я с колотящимся сердцем.
– Конечно, есть. Пройдет пара месяцев, и ты начнешь бегать за очередной блондинкой из Атланты. С твоей-то романтичностью, красноречием, стихами… – Запрокинув голову, она глядит на звезды. – Чувствую, ты разобьешь мне сердце, Дилан Эббот.
Нахмурившись, прижимаю ее к себе.
– Нет. Этого… раньше я… у нас все по-другому. Я никогда не разобью тебе сердце, Адди.
Она горько усмехается.
– Все джентльмены так говорят девушкам, живущим в комнате для прислуги, да?
Ладно, надо признать, мне страшно.
Мы чересчур спешим, сразу ясно. Прошло всего восемь дней! Естественно, пока что я для него королева – мы спим вместе каждую ночь и не настолько хорошо друг друга знаем, чтобы он заметил мои недостатки.
Не стоило мне говорить, что я середнячок. Надо быть загадочнее, пусть он меня добивается! Вот Деб так и поступает, и мужчины ей проходу не дают. К ее же раздражению.
Но Дилан такой милый. Его глаза – сонные, желтовато-зеленые. То, как он смотрит на меня. И вот я в него влюбляюсь – самое глупое, что может сделать девушка, увлекшись в отпуске парнем.
Утро провожу подальше от виллы. Нам нужны продукты, и я задерживаюсь в супермаркете. Потом заезжаю в деревенское кафе и болтаю с владельцем на ломаном французском, уплетая слойку с шоколадом. Он смеется моим шуткам, и я уверенно расправляю плечи. Вот! Мне не нужен Дилан. Это было мое лето и до его приезда, и посмотрите, оно прекрасно.
Планирую вернуться сразу в квартиру, но Дилан сидит на каменной балюстраде террасы, примерно в метре надо мной. Что-то бормочет про «ореол серебряный». Не удержавшись, поднимаю на него глаза, и меня накрывает волной чувств.
– Прекрасно! – окликает он с высоты. – Я совсем заждался. Кому петь серенады, если нет объекта?
– Объекта!
– Фигура речи, – поспешно объясняет он, и я смеюсь. – Объекта обожания, то бишь!
– Стихотворение пишешь?
Он никогда не показывает мне своих стихов, зато охотно читает отрывки из писателей шестнадцатого века. Я в них ничего не чувствую. Где Дилан видит «невероятную глубину», я вижу лишь многословие.
– Писал, но только потому, что отвлекся. Читал Филипа Сидни. – Он машет потрепанной книгой в бумажной обложке. – Сэра Филипа Сидни, прошу прощения. Придворного, дипломата, поэта.
– Парень, небось, давно умер?
– Давненько. В тысяча пятьсот восемьдесят шестом.
– То есть очень давно.
Дилан сбрасывает с ног коричневые шлепанцы.
– Прочти мне что-нибудь, – прошу я. Все-таки хочу понять ее, поэзию эту.
– «Мне милый отдал сердце, я – ему…», – начинает Дилан.
– «Милый»?
– Слова женщины, не Филипа. Он не признается в любви мужчине, наверняка был убежденным гомофобом, как и любой богач шестнадцатого века. Давай садись ко мне. Хочу обнять тебя.
Невольно улыбаюсь.
– «Филип»! Вы что, друзья? – передразниваю я, поднимаясь на террасу.
– Фил. Филистер, – с каменным лицом подхватывает Дилан.
Хихикнув, забираюсь на балюстраду.
– Ладно, что дальше? Он отдал тебе сердце, ты – ему?..
Дилан обнимает меня одной рукой, а я забираю у него бутылку пива.
– «Мне милый отдал сердце, я – ему. Обмен был прост, условия такие: я берегу его, он – верен моему. И нет на свете сделки справедливей».
Это я могу понять. Наверное. Любовь как сделку. Вроде как, страшно отдавать свое сердце, но если другой подарит свое в ответ – что ж, тогда можно. Как на войне, когда оба противника опускают оружие.
