Диана Килина - #Сталкер
Пару раз видела Руслана в барах. Всегда с друзьями, ни разу с женщиной. Мне плевать, пусть делает что хочет. Он бросал на меня короткие взгляды, если замечал в обществе нового кавалера (что происходило каждый раз), укоризненно качал головой и сжимал губы. Один раз зажал в дамском туалете, но я ударила его по лицу и оттолкнула, послав с душой: «Иди на ***».
Ругалась матом, да. Много и смачно, полюбилось. Вставляла для связки слов, заливисто смеялась пошлым шуткам и щипкам за попу. Сальные прикосновения к груди не вызывали отвращения – привыкла. Хотели, чтобы раскрепостилась? Получите—распишитесь.
Время летело быстро, пришла осень, бархатистая и тёплая – начало сентября. Именно тогда я снова столкнулась с ним.
17
Я всё отдам
За продолжение пути,
Оставлю позади
Свою беспечную свободу.
Би—2 «Серебро»В тот вечер, как обычно, сидела в баре. Мужики слетались, как пчёлы на мёд, ну, или мухи на дерьмо. Немудрено – на лице отпечаток бессонных ночей, но глаза блестят похотью. Кто такую упустит – лёгкая добыча.
Мне хотелось секса – безумного, жаркого, безудержного. Беда в том, что «безумно», «жарко», «безудержно» было только в первый раз, а потом появлялась скука. Искала, сама не знала, чего. А может и знала – в недрах души, где сидела, сжавшись, боль от предательства. Как назло, и в этот раз никто приличный на глаза не попался – все были слишком простыми или замороченными. Угощали выпивкой, говорили комплименты – чушь несусветная. Слушать это не было сил, меня не волновало больше какие у меня глаза – серые или голубые, большие или маленькие, красивые ли волосы – плевать. Просто разденьте меня, подарите крупицу кайфа и проваливайте из моей жизни вон.
Ушла из бара расстроенная – опять придётся трогать себя под одеялом и засыпать неудовлетворённой. Громко стучали по асфальту высокие каблуки, слишком короткая юбка задиралась, приоткрывая ямочки ягодиц – но какая мне разница. Хотите смотреть – смотрите, а лучше сделайте что—нибудь, чтобы унять этот тлеющий жар внутри.
Проходила по тёмному переулку, мимо гаражей, фонарь не горел. Сердце гулко забилось в груди, услышала в собственных ушах. Сзади что—то зашуршало, я пошатнулась. За руку сильно схватили, прижали стене спиной.
В нос ударил омерзительный запах алкоголя и дешёвых сигарет.
– Кто тут у нас, – прокаркал липкий мужской голос, – Такая красивая и одна.
Я завизжала, пытаясь ударить его по лицу, но он схватил запястья и скрутил их над головой. Больно тряхнул – ударилась затылком о кирпичную стену, слёзы брызнули из глаз.
– Не рыпайся, сука, не то прирежу, – в темноте сверкнуло холодное лезвие, его тут же прижали к моей шее.
Начал задирать и без того неприлично короткое платье, дёрнул вырез – раскрыл декольте. Бюстгальтер треснул под нетерпеливыми руками, когда он опустил чашечку и начал с силой сминать мою грудь.
– Хороша, – промычал, снова одарив своим амбре изо рта.
В темноте не видела его лица – представился толстым и лысым – стандартный образ злодея в мультиках и кинофильмах. Почувствовала себя беспомощной, неживой, руки обмякли. Пусть делает что хочет, только бы быстро. Больнее мне уже не сделаешь, а с отвращением к себе справиться, пожалуй, можно.
Он что—то пыхтел, разрывая трусики, я не обращала внимания. Закрыла глаза – абстрагировалась. Представила рядом с собой другого мужчину – высокого, крепкого, нежного. Грудь защемило от тоски – до сих пор жду, глупая.
Лезвие больно резануло по коже, насильник упал на землю. Я вскрикнула, увидев вторую фигуру и замолчала, когда услышала глухие удары по человеческому телу. Глаза начали привыкать к темноте – снова закричала, то ли от радости, то ли от ужаса.
Пришёл.
Вернулся!
Руслан остановился, услышав мои всхлипы, обхватил сильными руками и прижал к груди.
– Не плачь, девочка, – сказал мягко, как когда—то, – Ничего не случилось, только не плачь.
Я взревела, вцепившись в его рубашку пальцами. Затряслась всем телом, ноги подкосились. Подхватил, удержал, не дал упасть. Понёс куда—то в темноту, а потом вышел под фонарь – я зажмурилась от неожиданного света, когда он поставил меня на ноги и прислонил к столбу.
– Ублюдок, порезал, – прошипел он, прикоснувшись пальцами к моей шее, – Убью.
Дёрнулся назад, но я перехватила за руку.
– Не надо, – едва дыша произнесла и снова разрыдалась, – Домой. Домой хочу.
Сжал челюсти, но не ушёл. Прикрыл порванное платье, спрятал грудь обратно в лифчик, снова подхватил на руки. Обняла за шею руками, вдохнула его запах, проливая слёзы на гладковыбритую шею.
Донёс на руках, быстро и широко шагая. От дома никогда не уходила далеко, вот и сегодня была в своём районе. Поставил у подъезда, выхватил сумочку и вытащил ключи. Открыл дверь, я вошла внутрь на дрожащих ногах, побежала наверх, скинув туфли. У квартиры встала – ключи у него остались. Поднялся быстро, молча открыл замок и втолкнул внутрь.
Застыл на пороге, глядя на меня, не моргая. Лицо разгладилось, когда я попыталась прикрыться, улыбнулся.
– Чай? – предложил, зная, что иногда пью сбор успокоительных, если не могу уснуть.
Кивнула, юркнула в ванную, встала прямо в одежде под душ – смыть с себя грязь и чужие потные руки. Стояла долго, давясь рыданиями и размазывая косметику по лицу. Как вышла смутно помню, просто стянула с себя испорченную одежду, обернулась полотенцем и пошла на кухню, даже не посмотрев на своё отражение.
– Спасибо, – сдавленно проговорила, обхватив протянутую чашку ладонями, – Не знаю, как ты там оказался, но спасибо.
– Не за что. Больше не ходи по ночам одна, разодетая, как шлюха.
В словах злость, неприкрытая и грубая. Я вскинула голову, прошипела:
– Не твоё дело, как я хожу и с кем.
Он прищурился, толкнул на стул – горячий чай расплескался по рукам. Вскрикнула от боли и от его слов.
Устало вздохнул, присев передо мной на корточки. Брови сошлись на переносице, посмотрел хмуро.
– Что же ты с собой делаешь? Зачем? Для чего?
– Я живу так, как я хочу и мне никто не указ, – снова злобный тон, вскинула голову, – Тем более ты. Чем ты лучше? Ты хоть знаешь, как больно мне было? Осознаёшь, что ты со мной сделал? Как унизил?
– Осознаю. И я просил прощения за это, – взгляд тёмный, ни тени раскаяния.
Просто констатация факта: «Виноват. Прощения просил».
Скотина.
– А я не буду прощать, – выплюнула, – Таких как ты ещё в утробе давить надо. Чтобы дышалось легче. Ненавижу тебя, всю оставшуюся жизнь ненавидеть буду.
