Альмудена Грандес - Любовь в ритме танго
— Такая национальность… Паф! Прощай.
— Конечно, ты ведь козел, — сказала я, смеясь. — Как ты мог поступить так с бедной девушкой?
— Сделать что? Она сделала со мной то же самое. Я хорошо обошелся с ней. Лучше, чем с другой. В моей стране женщины не такие. Испанки совсем другие. Здесь быть мужчиной намного труднее. Женщины отдают больше, с большей страстью, но они ревнуют, они собственницы…
— Но притягательные.
— Да, притягательные. Они хотят знать, где ты ходишь, всегда, где ты живешь. Они отдают все, но и требуют все. Они говорят, что убьют себя, всегда говорят, что тебя убьют, а потом себя убьют. Я предпочитаю болгарок, с ними легче, они всегда довольны. Ты зарабатываешь деньги, даешь ей, хорошо с ней обходишься, и все.
— Это юг, Христо.
— Я знаю.
— Юг, здесь войны почти всегда гражданские.
Я никогда не знала заранее, когда мы увидимся. Я не имела привычки устанавливать местонахождение Христо, да у него, казалось, и не было такого постоянного места, он мне почти никогда не звонил, но сердился ужасно, если приходил, а меня не было дома. Христо был веселым, умным, энергичным и по-своему жутко великодушным и щедрым. Когда у него были деньги, он приглашал меня в дорогущие места, делал мне невероятные подарки. Когда денег не было, он просил их у меня, словно это в порядке вещей, и, когда так случалось, я давала ему взаймы, а он возвращал их мне точно через несколько дней с букетом цветов или коробкой конфет, с какой-нибудь особенной деталью, всегда интересной. Всегда, когда мы встречались, заканчивалось все в постели, много раз мы начинали там и не шли никуда. Позже в его поведении стали проявляться все признаки синдрома западного современного мужчины. Он демонстрировал уверенность в себе, не боялся говорить о том, что чувствовал, никогда не казался усталым, у него никогда не отсутствовало желание, он стал обходиться со мной снисходительно, иронически, например, говорил: «А теперь я буду тебя трахать, потому что это то, чего ты хочешь», что меня очень веселило, больше всего потому, что наши отношения внешне были скорее враждебными. Христо был тем, кто меня искал и кто посвящал меня в свою жизнь. Он был тем, кто просил поддержки, но при этом он был тем, у кого из нас двоих, казалось, дела идут лучше.
В пятницу Христо пришел ко мне очень нервным, в неусловленный час — почти в два ночи. Сказал, что был на празднике, — к нему приехали земляки.
— Это был только мужской праздник, но то, как он прошел, мне не понравилось. Там был один испанец, — уточнил он.
— Я не удивляюсь, Христо, — сказала я, догадываясь, что это был за праздник, — судя по вещам, которые на тебе.
— Я не понимаю.
— Пойдем, посмотришь на себя в зеркало.
Я повела его за руку до ванной, включила свет, подвела к зеркалу. Той ночью он вышел из дома со всем своим имуществом: полдюжины золотых цепочек висело на шее, два браслета на правом запястье, «Ролекс» и еще один браслет на левом, кольца на шести пальцах.
— Что происходит?
— Ради Бога! — сказала я. — Разве ты не видишь? Ты похож на любовницу моего деда… — я отдавала себе отчет в том, что так он никогда не поймет меня, а потому постаралась пояснить понятнее. — Здесь мужчины не носят украшений, никаких украшений. Это не по-мужски. Понимаешь? Настоящие мужчины не носят золото. Золото — это дело женщин.
— Да, — произнес он. — Я это знаю.
— И что?
— Я не могу оставить себе деньги. Если у меня найдут деньги, меня вышлют, а в Болгарии испанские деньги идут плохо. Золото идет намного лучше.
— Но тебя не вышлют, Христо! Тебя — нет. Если бы ты был палестинцем или кем-то таким, это другое дело, но вас не станут высылать.
— Я не знаю.
Я посмотрела на него, он покачал головой. В этот момент он неохотно признался, что торгует всеми этими вещами, всем, кроме наркотиков, единственного товара, который кажется ему невероятно опасным в его положении.
— Ладно, послушай, мы поступим иначе. Ты веришь мне? — Он кивнул. — Ну, тогда, если ты немного успокоишься, продолжай покупать золото, но не носи на себе, потому что ходить в таком виде по улице — значит провоцировать людей. Мы купим сейф с одним ключом, который будет у тебя, но сейф этот будет стоять здесь, в моем доме. Ты сможешь открывать его всегда, когда захочешь, чтобы проверить содержимое, я никогда не выгоню тебя, а, если тебя вышлют, ты заберешь его, идет?
— А если на это не будет времени?
— Тогда я сяду в самолет и привезу тебе его в Софию, — он посмотрел на меня странно и стал серьезным. — Я тебе клянусь, Христо.
— Сыном?
— Сыном. Я тебе клянусь своим сыном.
— Ты бы сделала это для меня?
— Конечно, да, какие глупости.
— Я оплачу твой билет.
— Это мелочи.
— Ты серьезно приедешь в Софию?
— Серьезно.
Христо смотрел на меня, словно никогда не мог ожидать подобной жертвы, и начал очень медленно снимать украшения, чтобы оставить их в моих ладонях. Он поверил моим слова.
— Это я могу оставить себе? — спросил он, указывая на самое большое кольцо. — Мне оно очень нравится.
— Конечно, можешь, и часы тоже, — сказала я, но поняла, что это был не тот вопрос, который мог задать настоящий мужчина.
Я унесла его ценности в мою комнату и оставила их в ящике около стола. Он подошел ко мне сзади и бросил на кровать, прежде чем я успела подготовиться к этому.
— Хочешь меня? — спросил он.
— Да, — ответила я и поцеловала его в губы, — конечно, я тебя хочу.
— Но я тебе не нужен, правда?
Я очень удивилась, когда услышала эти слова, проговоренные так безупречно, что стала подозревать, что он их заранее приготовил, но, несмотря на это, сказала ему правду.
— Нет, Христо. Ты мне не нужен. Но мне нравится быть с тобой, это важ…
— Я знал, — грубо перебил он. — Ты никогда не говоришь, что убьешь меня, когда я ухожу.
У меня было ощущение, что ему стало грустно, я разозлилась, когда стала понимать, что он был настолько глуп, что влюбился в меня. Пока я отчаянно искала слова, он заговорил с экспрессией на незнакомом языке, размахивая в воздухе правой рукой, и мне даже показалось, что он заплакал.
— Пушкин, — только и сказал он.
Потом он навалился на меня и овладел так быстро, словно кто-то шептал ему на ухо, что ему осталось жить меньше десяти минут.
* * *На следующий день он казался прежним: не поднимался с постели, пока я не ушла в ванную, не вымылась и не оделась. Позавтракали мы вместе, и тут он сообщил, что ночью говорил по-русски, потому что прежде изучал этот язык. Я подумала, что он больше не вернется к этой теме, но на улице, когда мы прощались, Христо поцеловал меня и спросил о своем золоте.
