Зацепить 13-го - Уолш Хлоя

— Я никому его не выдам.

Я судорожно вдохнула, зажмурилась, приникла к его уху и прошептала:

— Мой отец.

Я ждала ответных слов Джонни.

Он молчал.

Открыв глаза и взглянув на него, я поняла причину.

Джонни спал.

67. План «Б»

Болело все.

Яйца.

Ноги.

Член.

Голова.

Казалось, меня переехал товарный поезд.

Что-то давило мне на грудь.

Что-то было не так.

И откуда запах кокоса?

А потом я вспомнил.

Все кончено.

Вся моя напряженная работа.

Все годы суровых, безжалостных тренировок оказались напрасными.

Потому что мое тело меня подставило.

И теперь я сломлен.

Дернувшись, я открыл глаза, чувствуя, что паникую и вообще на грани нервного срыва.

Какое-то время я смотрел в потолок, просто наблюдая, как сердце захлестывает опустошение, словно разрушительная приливная волна.

Сделав несколько глубоких вдохов, я попытался сесть, но тут же снова плюхнулся на спину, заметив щуплую фигурку, свернувшуюся калачиком рядом со мной.

Охренеть.

— Шаннон!

Она что-то промычала.

— Шаннон, — повторил я, слегка толкая ее. — Просыпайся.

Тихо зевая, она выползла из-под моей руки.

— Ты проснулся, — улыбаясь, сказала она.

Я настороженно кивнул.

— Ты помнишь, где находишься?

Я снова кивнул.

— А матч помнишь?

— Я помню, почему я здесь оказался, — прохрипел я, чувствуя жуткую сухость в горле. — Но не помню, почему здесь ты.

Шаннон посмотрела на меня, округлила глаза и быстро слезла с кровати.

— Ты хотел, чтобы я осталась с тобой, — тихим голосом объяснила она, сцепляя руки в замок.

— Я хотел? — нахмурился я.

Этого я не помнил.

Один туман.

Шаннон кивнула:

— Да. Рано утром мы с Гибси приехали тебя проведать. Было шесть часов утра, но ты, наверное, думаешь, что это прошлый вечер…

— И как долго? — перебил ее я.

Я был не в том настроении, чтобы слушать подробности.

— Что? — спросила она, недоуменно глядя на меня.

— Как долго я находился в отрубе?

Она взглянула на часы.

— Сейчас без четверти двенадцать. Значит, почти шесть часов.

— Нет, — замотал головой я и зарычал от досады. — Сколько всего времени прошло?

— Я тебя не понимаю, — призналась она.

— Сколько времени прошло после травмы? — прошипел я, впиваясь в одеяло.

Отчаяние и опустошение — других ощущений внутри не было.

— Джонни, это не имеет значения.

— Нет, Шаннон, имеет. — Голос мой надломился. — Для меня имеет.

Она просто смотрела на меня большими глазами, полными страха, тревоги и сочувствия.

Невыносимо.

Во всяком случае, сейчас.

Я не хотел, чтобы она видела, как я разваливаюсь на куски.

Я с этим не справлюсь.

— Можешь передать мне эту штуку? — спросил я, указывая на планшет, прикрепленный к передней стенке кровати. — Я должен посмотреть, что они там написали.

Шаннон теребила губу, нервно поглядывая на планшет.

— Джонни, может, лучше дождаться прихода врача и…

— Я должен посмотреть, — выдавил я. — Собственными глазами.

Шаннон вздрогнула, а мне стало еще паршивее.

— Ну пожалуйста, — тяжело вздыхая, попросил я. — Дай мне планшет.

Она молча сняла и подала его мне.

— Спасибо.

Шаннон опустила голову и шмыгнула носом. А может, всхлипнула.

Черт.

Черт!

— Можешь позвать моего отца? — попросил я, отчаянно стараясь не дать волю эмоциям.

Она посмотрела на меня — такая одинокая и сокрушенная.

— Если ты так хочешь…

Я кивнул, удержавшись, чтобы не застонать.

— Да, я так хочу.

— А к-как насчет твоей мамы?

— Нет, только отца, — предупредил я. — Только его.

— Ну хорошо, — прошептала Шаннон, неуверенно глядя на дверь палаты.

Я затаил дыхание, отчаянно стараясь не сорваться при ней.

— Так я пойду, — сказала она, но ее слова были больше похожи на вопрос.

Я сухо кивнул, борясь с желанием умолять ее остаться, обнять меня и дать обещания, которые никто из нас не сможет сдержать.

Она не могла ничего исправить в моем нынешнем состоянии, и я боялся потерять больше, чем уже потерял.

Я знал, какая она хрупкая, и не хотел ее пугать. А если она останется, именно это и случится.

Если я это сделаю, если она увидит мою неприглядную сторону, увидит слабость во мне, я потеряю и ее.

А ее я никак не мог потерять.

С колотящимся сердцем я смотрел, как она открыла дверь и замерла на пороге.

— Пока, Джонни, — прошептала она, в последний раз взглянув на меня.

Я сглотнул и еле выдавил:

— Пока, Шаннон.

Я дождался, пока за ней закроется дверь, сдернул одеяло и стал оценивать ущерб.

Боже мой.

Я упал головой на подушку и вцепился зубами в кулак, чтобы не разреветься.

Минут через тридцать в палату вошел отец. Он был один.

— Доброе, жеребец, — с усмешкой произнес он.

— Привет, пап, — едва выдавил я.

Мои щеки были мокрыми от слез.

Увидев мое лицо, отец сразу перестал улыбаться.

Он поставил пластиковый стаканчик на тумбочку, присел на краешек кровати и притянул меня к себе.

— Джонни, — вздохнул он, — сынок, не держи все внутри.

Я ревел, как маленький испуганный ребенок, уткнувшись в отцовское плечо.

— Что они говорят? — спросил я, когда ко мне вернулась способность произносить слова.

— Шесть недель минимум, — честно ответил он.

Я всегда уважал его за честность.

— Пап, все пропало, — покачал я головой, едва сдерживаясь, чтобы не зарычать от отчаяния. — Летняя кампания… Молодежная лига… для меня все кончено!

— Не кончено, — заверил меня отец. — На волоске, но не невозможно.

— На волоске, — повторил я. Сердце билось так отчаянно, что я боялся, как бы оно не выскочило наружу. — Дерьмо!

— Не забывай, кто ты. — Он встал и помог мне сесть на край кровати. — Ты мой сын, — добавил он, опуская мои ноги на пол. — И ты — боец.

Я свесил голову на грудь.

— Какой из меня боец…

— Ты был бойцом с того дня, как появился на свет, — возразил он. Отец приподнял мне подбородок и заставил смотреть в его синие глаза. — Ты никогда не пасовал перед трудностями. Я не помню, чтобы ты позволял чему-то вставать у тебя на пути, и шесть недель не причина делать это сейчас.

— А если у меня ничего не получится? — прохрипел я, озвучив мой главный страх. — Если к тому времени я не приду в форму?

— Значит, не получится, — спокойно ответил он.

— Пап, я не могу… — мотнул головою я и судорожно всхлипнул.

— Если этим летом у тебя ничего не получится, значит так тому и быть, — повторил отец. — Но ты по-прежнему останешься Джонни Каваной. Достойным учеником. Хорошим человеком. И по-прежнему лучшим из моих решений.

Миллионный раз в жизни я смотрел на человека, который вырастил меня, и думал: «Стану ли я когда-нибудь таким же сильным, как ты?»

Я смотрел, как отец пододвигает стул и садится напротив меня.

— А теперь, сынок, давай реально взглянем на вещи, — предложил он, ослабляя узел галстука.

Дождался, блин.

— Реально? — переспросил я.

Отец кивнул:

— Допустим, ты не попадешь в Молодежную лигу в июне…

— Пап, я не могу…

— Выслушай меня, пожалуйста, — невозмутимым тоном попросил он.

Я угрюмо кивнул.

— Допустим, ты не сможешь сделать это в июне, — продолжал отец, описывая вслух самый страшный из моих кошмаров. — Это убийственно. Мы с мамой тебя понимаем. Возможно, ты так не думаешь, но мы привели тебя в этот мир, и в каждый болезненный момент твоей жизни, на каждом препятствии, которое ты преодолевал, Джонни, мы были рядом. Мы были рядом с тобой и все чувствовали. Твою боль, досаду, страхи. Все это отражалось и на нас. Мы радовались твоим достижениям и переживали твои неудачи, как свои собственные. Джонни, ты — это все, что у нас есть. Только ты. Вот так.