Альмудена Грандес - Любовь в ритме танго
— Какое варварство! — воскликнула я и бросилась к картине.
— Да, — сказала Рейна за моей спиной, — по правде говоря, это то, на что мы обречены, мы все встречаем случайно. Что ты делаешь?
Я решительно встала ногами на новый стул, обитый нелепой желтой тканью, и сняла Родриго.
— Я забираю эту картину. Она моя.
— Но ты не можешь сделать этого, я полагала…
Я сняла картину и рассмеялась: пара новых дырок и облупившаяся стена. Порядок и мой муж никогда не уживались вместе.
— Этот портрет мой, Рейна, мне его отдал дедушка, — я посмотрела на нее, и она опустила голову, — ты унаследовала пианино, вспомни, ты единственная, кто умел играть на нем, кроме того, забирая его, я делаю вам большое одолжение. Тебе же нужно пространство, чтобы поместить «Гран Виа» Антонио Лопеса. Это единственная деталь, которой здесь не хватает.
— Сантьяго сказал мне, что эта картина тебе не нравится, и я подумала, что, в конце концов, прежде она была в доме у мамы…
— Это ложь, Рейна, — я прислонила картину к стене, вернула стул на место и подошла к ней со сцепленными руками, мои ногти впились в ладони, чтобы не дать выплеснуться моему негодованию. — Эта картина не была в доме мамы, она была именно в моей комнате, и Сантьяго не мог сказать, нравится она мне или не нравится, это неправда. Я спрашиваю, кому из вас двоих пришла идея сделать это, и почему я должна уйти отсюда, а вы останетесь здесь?
— Ты первая ушла, — она смотрела на меня испуганно, зрачки расширились от страха. — Мы подумали, что у тебя другие планы.
— У меня они есть, — солгала я, — конечно, они у меня есть. Где портрет бабушки?
Она прошла по коридору до моей бывшей спальни. Около стены стояли чемоданы, наполненные вещами.
— Моя одежда, я полагаю, — Рейна кивнула. — А мои вещи? Ты засунула их в грязные мешки, и вы отнесли их на помойку?
— Нет, все здесь, в бюро… Я думала, ты меня поблагодаришь, что я все тебе отдаю.
Через полчаса я снова была перед дверью. В левой руке я несла портрет Родриго, старую шкатулку для драгоценностей и серый картонный футляр с двумя земляными орехами, в правой руке был портрет бабушки. Рядом шел Хайме и ворчал, потому что предпочел бы остаться со своей кузиной.
— Завтра утром или позже, или послезавтра я приду забрать одежду, книги и личные вещи.
— Ты не возьмешь больше ничего? — спросила Рейна, провожая меня до двери.
— Нет, — ответила я. — Это все, что я возьму.
Я спокойно дошла до лифта, нажала на кнопку и, пока ждала, повернулась, чтобы еще раз посмотреть на нее. Тут я сказала кое-что, хотя знала, что она никогда не сможет понять меня.
— Это, — я указала на свое малое имущество, которое держала в руках, — все, чем я являюсь.
* * *Надстройка составляла не более ста метров, террасу ограничивала по обеим сторонам легкая каменная балюстрада, но даже и без них дом мог быть прекрасным.
— Тебе нравится?
Я кивнула и продолжала идти — руки соединены за спиной, на меня напала глубокая тоска, от которой есть только одно лекарство — хороший сон. Я снова вышла в коридор и осмотрела все комнаты, одну за другой: три спальни, две ванных, одна прекрасная кухня с освещением под потолком и большой кабинет, гостиная, полукруглая, разделенная на три части двумя старинными колоннами, которые, без сомнения, являются оригинальными. Все в цветах, и Мадрид лежал у моих ног.
— Я не могу остаться в этом доме, Кити. Мне очень хотется, но не могу.
Жена моего отца посмотрела на меня испуганным и в то же время недоверчивым взглядом.
— Почему?
— Это невероятно дорого, а я живу на зарплату преподавателя английского, это невозможно, я не буду жить в таком доме.
— Но тебе не нужно платить ни песеты!
— Я знаю, но в любом случае это смешно, я… Я не знаю, как это объяснить, но я не могу остаться здесь.
— Но они не поймут. Ни один из этих двоих. Им это покажется обидным, и мне тоже, я тебя просто не понимаю.
Когда прошлым вечером я без предупреждения нагрянула к ним в гости, мой отец неумело попытался скрыть неудовольствие, а Кити, напротив, как гостеприимная хозяйка помогла нам устроиться, постоянно повторяя, что мы можем оставаться столько времени, сколько захотим, и встала на мою сторону, стараясь убедить меня, что прекрасно понимает, почему я не хочу возвращаться в дом матери. Более того, я никак не ожидала, что на другое утро, после завтрака, она скажет мне, что нашла нам квартиру, и мы можем ее посмотреть.
— Я не могу позволить потратить столько денег, тем более не принадлежащих мне, — я пыталась объяснить свой отказ. — Я буду чувствовать себя ужасно, если соглашусь.
Кити рассмеялась в ответ, ее изогнутые брови были очень густыми.
— Но, Малена, ради Бога! Будто они считают свои деньги! У них столько всего, что их тошнит, поверь мне… Ты думаешь, это единственная квартира, которая принадлежит им? Они двадцать лет строили дома и в каждом оставляли одну или две квартиры за собой, в каждом здании, которое строили, они хозяева половины Мадрида, серьезно. Порфирио купил самолет, ты не знала? Им поручили строить отель в Тунисе, и они купили самолет, чтобы быстро перемещаться туда и обратно, это невероятно. Когда Мигелито сказал, что хочет эту машинку на день рожденья, не было даже никакого разговора…
— Он любит его, точно.
— Конечно, не поверишь, хотя правда, они почти не видятся. Но как Сусанна его любит, она проводит целый день с детьми…
— А Мигель?
— О! Ну, я полагаю, что у него дела идут еще лучше, потому что он хочет жениться.
— В небесах?
— Да, но не говори никому, потому что официально еще не объявлено. У него есть невеста двадцати двух лет, на двадцать лет моложе его, — она правильно поняла выражение моего лица и обменялась со мной понимающим взглядом. — Хорошо, но в любом случае она красивая, к тому же не дура, это несомненно, и очень счастлива, по-сумасшедшему, в конце концов… очень юная. И кроме всего прочего, он увлечен ею, серьезно. Они ездили на неделю в Нью-Йорк, чтобы побыть вдвоем, ты можешь поверить? А после возвращения он совсем голову потерял, в общем, все идет хорошо, ты увидишь.
Кити сделала длинную паузу, а я попыталась вспомнить, кто из них двоих был последним ее женихом, но не смогла. Легкая тень меланхолии на мгновение пробежала по ее лицу, и она снова улыбнулась мне.
— Все хорошо, идем. Дом, в котором мы жили, также принадлежал ему, я провела там бесконечно много лет, пока твой отец не переселился ко мне. Для них это нормально, у них от этого не убавится, можешь быть уверена. У них все схвачено, даже прокуроры, ты даже представить себе не можешь…
