Элизабет Адлер - Достояние леди
ГЛАВА 43
Мэриленд
– Так мы и зажили все вместе – с Розой, Рэчел и тремя мальчишками – в доме на Лексингтон-Роуд, – рассказывала Мисси Кэлу. – Вместо того, чтобы сидеть над квартальными планами и финансовыми отчетами, Зев проводил почти все время с детьми, которые стали ему как родные. Он ходил в школу на родительские собрания, проверял их дневники, искал для ребят самых хороших тренеров по теннису и плаванию, ходил с ними на бейсбольные матчи. И так постепенно студия «Мэджик» все больше и больше переходила в руки Джеки Джерома. Поначалу Джеки делал вид, что не решается предпринимать никаких важных шагов, не посоветовавшись с С. 3., но вскоре всем нам стало ясно, что это была лишь маскировка – он все равно поступал по-своему. Зев появлялся на студии два-три раза в неделю: он подписывал документы, просматривал отснятый материал, сидел на официальных совещаниях. При этом ему не было известно, что втайне от него Джеки проводит другие совещания.
После того тяжелейшего приступа болезни, вызванного встречей с Соловским, Азали перестала отзываться на это имя. Теперь она была только Эйвой Адэр. Какое-то время нам даже казалось, что все ее проблемы отпали вместе со старым именем. Она снималась в фильме за фильмом, и как-то раз даже Зев сделал Джеки выговор за то, что он нещадно эксплуатировал жену. Само собой разумеется, что на новые сюжеты у него фантазии не хватало – менялись только названия, декорации и актеры.
– Эйве нужен новый стиль, новый образ, – сказал Зев Джеки после просмотра очередной киноэпопеи с ее участием. – Она может показать зрителям больше, чем свою красоту…
Но Джеки лишь пожал плечами.
– Зрителям нужны именно такие фильмы, С. 3., зачем создавать себе лишние проблемы?
Когда Зев рассказал об этом разговоре Азали, она лишь улыбнулась: мол, Джеки лучше знает, что нужно для успеха. И тут же бросилась на репетицию какого-то благотворительного концерта.
После войны в кино произошла самая настоящая революция – даже к мюзиклам стали предъявлять новые требования. Когда последний фильм Джеки с треском провалился и студия понесла значительные убытки, Зев вызвал Джеки к себе в кабинет и потребовал объяснений. Джеки как ни в чем не бывало ухмыльнулся и сказал, что во всем виновата Эйва – она, мол, отказывается слушать режиссера и продолжает играть по-старому.
Джеки и Азали жили в роскошном доме на Крезент-Драйв; Джеки любил устраивать званые обеды. Иногда мы заходили к ним в гости, и с каждым разом мне становилось очевиднее, что положение Азали в семье постепенно меняется. Когда они только что познакомились, всем было ясно, что Джером Азали не пара: она была голливудской звездой, к тому же – падчерицей самого С. 3. Эбрамса, а он – неказистым, бедным, в общем-то, бездарным молодым сценаристом. Теперь все поменялось местами. Джеки стал одним из королей Голливуда. Он постоянно что-то говорил, поучал других, не терпел возражений; носил теперь только самые дорогие итальянские костюмы, курил лучшие сигары. А Эйва Адэр постепенно отходила в тень – у нее была репутация женщины, страдающей психической болезнью, к тому же в Голливуде появилось новое поколение звезд и «звездочек», которые ни перед чем не останавливались для достижения своих честолюбивых целей, так что бедная Азали вскоре почти совсем потеряла популярность. Что же касается молодых «звездочек», то Джеки очень любил приглашать их к себе в гости.
Он стал обращаться с ней грубо и бесцеремонно: прерывал на середине фразы, демонстративно смотрел в другую сторону, вел себя так, словно жены вообще не было в комнате. До Зева стали доходить слухи, что Джером часто не ночует дома; бедной Азали он говорил, что допоздна засиживается у друзей за партией в покер.
Так прошло еще несколько лет. Мы с Зевом жили так же счастливо, как в первый год после свадьбы. Мне хотелось верить, что война заставила русских думать о более серьезных вещах, чем наследники князя Иванова, и почти забыла об агентах Кремля.
Весной 1950 года мы с Зевом решили попутешествовать по Европе. Мы побывали в Лондоне, Париже, Риме. Оксфорд оказался совсем не таким, как я его запомнила по детским годам. Из всей старинной застройки нетронутыми остались лишь здания университета. Но я все-таки разыскала наш старый дом: профессор, который жил в нашей квартире, любезно согласился впустить нас. К моей великой радости, почти все осталось здесь по-старому—даже любимый папин стул стоял на том же месте. Когда я рассказала профессору, как папа, сидя на этом стуле, сажал меня к себе на колени, он улыбнулся и сказал, что стул по праву принадлежит мне. Я отвезла этот стул в Америку. Это ведь единственное, что напоминает мне об отце: могила его – в России, дом давно принадлежит другим людям, никаких других вещей не осталось. Вот и появился в нашем доме совершенно неожиданно этот стул как напоминание о давно ушедших временах…
Мы возвратились в Калифорнию в отличном настроении. Зев хорошо отдохнул, к нему вернулись творческие силы. В годы войны, когда стало известно об ужасах концлагерей, он стал переводить крупные суммы на помощь жертвам фашизма, активно участвовал в деятельности различных международных гуманитарных организаций. Теперь он решил возвратиться к занятиям кинобизнесом. Он собирался вернуться к руководству студией «Мэджик».
Едва мы успели вступить на порог дома, раздался телефонный звонок. Я сняла трубку.
– Матушка, – послышался голос в трубке. – Здравствуй, это я, Азали. – Впервые за двенадцать лет она назвала себя этим именем, и мне стало не по себе: я предчувствовала беду.
Мы сразу же поехали к ней. Азали сидела на диване, поджав ноги и сжимая в руках носовой платок. Она была бледна и, судя по всему, чем-то страшно испугана.
Она посмотрела на Зева с таким видом, словно это был призрак.
– Странно, – проговорила она, – ты ведь совсем не похож на больного.
– Конечно, – отвечал Зев. – Я ведь совершенно здоров. Скажу больше: никогда в жизни я еще не чувствовал себя так хорошо, как сейчас.
– Слава Богу! – с облегчением вздохнула Азали. – После всего, что наговорил Джеки, я боялась, что ты при смерти.
Зев сел на диван возле нее и, обняв Азали за плечи, спросил:
– Ну, и что же он такое наговорил?
– Что ты давно состарился, что твое время давно прошло, что давно пора в корне перестроить «Мэджик». Он говорил, что ты сильно сдал за последние месяцы, что у тебя какая-то загадочная болезнь, о которой никто не хочет говорить. Я подслушала этот разговор во время игры в покер, несколько недель тому назад. Это была не совсем обычная партия в покер – были приглашены солидные люди… денежные люди… – Азали смотрела на Зева, выглядевшего в этот миг помолодевшим лет на двадцать, и на лице ее отразился ужас. – Я поняла, что ему нужно, поняла, зачем он всем говорит, что ты болен… Он хочет прибрать к рукам «Мэджик»!