Дениза Робинс - Ты больше меня не люби
Вот тогда все и решилось…
– Давай поженимся, Элизабет, – разом выпалил он, точно бросившись в глубокий омут.
Позже, когда они, взявшись за руки, вернулись в отель, леди Мартин кинулась к ним в радостном возбуждении. Потом было много поцелуев, поздравлений, тостов, шампанского… Потом Элизабет вернулась в Лондон, а он, продолжая службу в Анкаре, очень скучал по ней.
Что же с ним произошло? Все началось после того, как он встретил в поезде Ромни Лоуэлла и проникся состраданием к старому больному умирающему человеку. Он оказался по уши втянутым в это дело. Затем эта ночь, Айрис. Все смешалось в душе у Стивена, его захлестнула волна эмоций, на которые, как ему казалось, но был неспособен. И теперь он уже не испытывал желания жениться на Элизабет.
– Черт побери! – сказал он вслух.
Он не хотел причинять боль Элизабет и тем более не хотел оставаться во власти этого нелепого наваждения. Чем раньше он закончит свои дела в Маленьком Дворце и освободится от чар Айрис Лоуэлл, тем лучше.
Письмо Элизабет так и не было написано. Но когда Стивен, окончив завтрак, спустился на нижнюю террасу и, закурив сигарету, стал дожидаться, чтобы кто-нибудь к нему вышел, он уже не находился в смятенном состоянии духа, он уже знал, что ему нужно делать, и был спокоен и уверен в себе, как всегда. Однако кроме садовников и слуг вокруг не было видно никаких признаков жизни.
В полдень он все еще стоял в одиночестве на террасе и нервно курил. Где, черт возьми, эта девчонка? Сколько можно спать? Мисс Морган, по крайней мере, больна, но у Айрис нет привычки спать так долго! Он только теряет из-за нее время. Он даже не может сесть написать деловые письма, не говоря уже о личных. Ему еще нужно каким-то образом составить письмо сестре Ромни Лоуэлла.
Не выдержав ожидания, Стивен вызвал главного слугу. Появился Махдулис и, приветливо улыбаясь, низко ему поклонился. Стивен коротко сообщил ему, что он хотел бы видеть мисс Лоуэлл.
Лицо Махдулиса приняло испуганное выражение.
– Ее высочество еще не спускалась из своих покоев.
– Тогда сообщите ее высочеству, что я жду здесь уже битых два часа, – резким тоном произнес Стивен.
Махдулис, совсем перепуганный, снова поклонился и поспешно вышел.
Опять последовало нескончаемое ожидание, и наконец на залитой солнцем террасе появилась Айрис, одетая в белоснежное платье, в котором она выглядела свежей и невинной, как только что распустившаяся лилия. Она подошла к нему, грациозно ступая своими легкими ножками, и он опять разозлился на себя за то, что при виде этих бездонных глаз у него чаще забилось сердце.
– Ах, Стивен, как я могу загладить свою вину? – Ее лицо озарилось виноватой улыбкой. – Я вчера так устала, а сегодня рано утром проснулась и долго думала об отце… – Она вздохнула. – А потом о вас, Стивен, о том, ради чего вы сюда приехали, и я опять не могла заснуть. Потом, чтобы отвлечься, я раскрыла книгу по философии. Время летело незаметно, я и не думала, что может быть так поздно.
Он отвернулся, от возмущения не зная, что ответить.
Эта девчонка сведет его с ума! Читать все утро книжки по философии, а потом выйти к нему с ангельской улыбкой на невинном личике! Он не знал, чего ему сейчас хочется больше – схватить ее и целовать эти дразнящие губы, пока она не начнет умолять о пощаде, или холодно сообщить ей, что он крайне недоволен ее легкомысленным поведением.
– Не хотите ли вы посвятить остаток утра осмотру раскопок? Вы можете взять с собой историю Изиды и ее храмов, составленную моим отцом, – услышал он нежный голос за своей спиной.
Он резко обернулся к ней.
– Нет, Айрис, – суровым тоном произнес он. – У нас нет на это времени.
Она удивленно посмотрела на него.
– Но, Стивен, еще рано. Мы будем обедать не раньше двух.
– Возможно, – сухо сказал он. – Но обед тут совершенно ни при чем. У меня есть дело, ради которого я приехал сюда. Мы должны безотлагательно написать письмо в Лондон вашей тетушке.
Айрис окаменела, а Стивен был потрясен – он никогда не видел, чтобы женщина стояла настолько неподвижно, даже если бы она прилагала к этому все усилия. Айрис бессознательно приняла позу какой-то античной статуи: тонкие, изящные руки вытянуты и прижаты к бокам, точеная головка с тяжелой косой, уложенной кольцами, высоко поднята. Она заговорила не сразу. Она словно боролась с обуревавшими ее чувствами, сдерживая инстинктивное желание выразить резкий протест.
– Давайте не будем говорить о тетушке, которую я в глаза не видела, Стивен, – сказала она ровным голосом.
– Простите, моя дорогая, но нам придется о ней говорить. Давайте пройдем в какую-нибудь комнату, где мы сможем прочитать кое-какие бумаги, подписанные вашим отцом. Прежде чем ему стало совсем плохо, он успел составить документ, согласно которому ваша тетя назначается вашим опекуном, а мисс Морган и я – исполнителями его последней воли.
Щеки девушки слегка порозовели, брови ее нахмурились. Слова Стивена явно причинили ей боль. Его по-прежнему удивляло, что она сдерживает себя. Она была совершенно непохожа на ту высокомерную, экспрессивную, своенравную Айрис, которую он видел вчера. Однако приветливое дружеское выражение ее лица, с которым она спустилась к нему несколько минут назад, сменилось маской отстраненности и безразличия. Судя по всему, она была готова капитулировать.
– Ну что ж, – сказала она. – Пойдемте в кабинет моего отца и там поговорим.
С чувством облегчения Стивен пошел следом за ней. Но все надежды на легкую победу тут же рухнули, едва он услышал ее следующую фразу.
– О Господи! Терять впустую такое замечательное утро!
– Вздор! – резко произнес Стивен. – Вы забываете, для чего я сюда приехал.
Айрис лишь пожала плечами. Они очутились в просторной прохладной комнате, все стены которой были заняты стеллажами с книгами. У высокого окна с полосатыми шторами стоял массивный письменный стол, а на нем ваза со свежими розами, множество книг, журналов и стопка листов, исписанных мелким почерком.
– Мой отец успел приступить к истории Тридцатой династии, – сказала Айрис с печалью. – Я помогала ему. Трудно поверить, Стивен, что он уже никогда не вернется, чтобы завершить этот грандиозный труд.
Стивен сочувственно кивнул, но ничего не сказал. Ему не хотелось давать волю жалости. Это было бы слишком легко – пожалеть ее и позволить ей и дальше вести жизнь избалованного ребенка, которому всячески потакают и выполняют все его капризы. И Стивен прекрасно понимал, что если проявит слабость, то только выставит себя дураком, к чему он был близок прошлой ночью. Нет, он не позволит ей себя разжалобить.
Айрис молча указала на большую картину, написанную маслом, висевшую над высоким камином. Взгляд Стивена последовал за ее изящной рукой и в восхищении остановился на изумительной картине. Это был портрет женщины, полулежавшей на низком диване в грациозно-ленивой позе, характерной для красавиц прошлого. Великолепные светлые волосы женщины и нежный цвет лица дополняли богатые краски картины. Свободный покрой ее светло-зеленого одеяния напомнил Стивену тогу, в которой Айрис была вчера вечером. Стивен сразу догадался, что на полотне изображена Элен, ее мать; она полностью соответствовала описанию, приведенному в записях Лоуэлла-паши.
