Дмитрий Щеглов - Жиголо
Щелкнул замок и на пороге появился Федор. Лицо его блаженно улыбалось. В его руках Виктория увидела два наполненных доверху пакета.
– Будем гулять до утра! Я взял бутылку коньяка, два шампанского и всякой закуски. Икра правда не черная, а красная. Ты как насчет красной?
Обычно в номере у Виктории начинались кувырки, после того как она возвращалась из буфета. Он ее доносил до кровати и начинал раздевать, будто они не виделись год и два месяца. Отдаваясь ему, она восклицала, что по такому случаю готова через каждый час снова спускаться в буфет.
Ненасытными были оба. Федор думал, что и сейчас она его встретит подобным образом. Ритуал отработан. Он или она прямо с порога начинали раздевать друг друга. Но Виктория задумчиво курила. Федор догадался, что эта недоверчивая, эта мнительная женщина проверила его карманы, заглянула под кровать, в чемодан, во все углы и что-то нашла. Что ее может беспокоить? Раскладывая на кухне продукты, Федор вспомнил. Он еще в первый день встречи с нею подумал, что надо бы выбросить билет, он ведь ей сказал, что приехал только вчера. Билет увидала и подумала, что он сюда баб косяками таскал. Или за ресторан надулась? Догадалась! Правильно говорят, ни на минуту женщин нельзя одних оставлять.
Федор сделал вид, что не замечает скверного настроения гостьи, и стал выставлять на стол тарелки и фужеры.
– Ты мне поможешь?
– Помогу! – ответила Виктория. Она в корне поменяла свои планы. Никакого предложения, как задумывалось ранее, а всего лишь у них будет прощальная, незабываемая ночь.
Когда общими усилиями стол был накрыт, и рюмки с коньяком должны были созвониться, Федор задержал ее руку.
– Подожди!
Он сходил в прихожую, достал из чемодана книгу Блока и положил ее на стол.
– Уверяю, Викуша, ты никогда не угадаешь, за кого я предложу поднять эту божественную влагу в хрустальном бокале. Пусть теснит мое сердце грусть, но в стесненном сердце замирает радость. Я хочу выпить бокал этого жидкого огня, за ту, которая была для меня несбыточной мечтой, а стала светлой и прекрасной явью. Любовь моя! Кипит моя душа, и кровь кипит. Ты, Вика, стала для меня, и солнце жгучее, и уголь антрацит. Я пью за вас двоих божественный напиток, два золотых бруска, я переплавил в новый слиток. За тебя, Викуша.
Федор торжественно раскрыл книгу и положил перед Викторией фотографию девицы, в которой с большой натяжкой можно было увидеть ночную гостью.
– Это она? – спросила Виктория.
– Она!
Женщины, есть женщины. Пока своего не получит не успокоится. Виктория пригубила бокал с коньяком и стала перелистывать книгу стихов Блока. Якобы, невзначай, она наткнулась на железнодорожный билет и стала его между делом изучать. Затем быстро спросила:
– Федя, помнишь, ты мне говорил, что ты в тот же день приехал, что и я, а билет за прошлый месяц. Значит, ты мне солгал?
Федор возвел руки к небу.
– Я так и знал, что у тебя только одно на уме! Ты уже столько раз пытала меня на эту тему… Да, я приехал раньше, но уверяю тебя, ни одна женщина, кроме, старушки хозяйки, не переступала порог этой квартиры. Тебе, не к кому меня ревновать. Я расскажу сейчас, а ты мне не поверишь. И вообще, почему я должен перед тобой оправдываться?
Федор сделал вид, что хочет обидеться.
Виктория его остановила.
– Если сможешь правдоподобно оправдаться, то уверяю тебя, не пожалеешь.
Чего скрывать, за недельные труды, за то, что он доказывал ей, что она единственный свет в его окошке, Федор ожидал тяжеловесного презента.
– Хорошо, я покажу, чем занимался весь этот месяц, только ты отвернись.
Виктория отвернулась. А Федор вышел в холл, сбросил с себя дешевый, китайский хлопок, и облачился в персиковый костюм, в белые туфли из мягкой кожи, в сорочку в пышным жабо, на голове появилась белая шляпа, а в руках гнутая трость.
Концом трости он осторожно постучал в полуоткрытую дверь, ведущую в единственную комнату, и нарисовался на ее пороге.
– Смею ли обеспокоить? Виктория Петровна, здесь собирается почивать?
Перед Викторией стоял высокий, стройный, молодой мужчина, с чистым лицом и пронзительными глазами. Денди! Джентльмен. Мачо! Все три сравнения легким облачком отразились на ее челе.
– Собиралась! А сейчас в раздумье!
Федор стоял в проеме двери.
– Ваш покорный слуга весь этот месяц до встречи с вами, одевался подобным образом и как форменный идиот, как павлин в гордом одиночестве фланировал по городу. Вы можете достопочтенная Виктория Петровна этому поверить?
Виктория улыбнулась.
– С трудом. Но объясни мне Федор, зачем?
Федор перекинул трость на руку и сказал.
– Эти ежедневные прогулки не поддаются никакому объяснению. Это клиника. Спросите, что полегче.
– Спрашиваю, Федя! Ты так ни с одной женщиной и не познакомился?
Федор отрицательно покачал головой.
– Были поползновения со стороны слабого пола, но мне некогда было. Я спешил в ремонтную мастерскую забирать Альфа-Ромео! Поэтому вынужден был отклонить несколько заманчивых предложений посетить элитный бар или дорогой ресторан. Сами понимаете, Альфа-Ромео скоростная машина, а если я еще буду под шафе… Дамы входили в мое положение и очень сожалели. Я вежливо откланивался. Ах, вы бы видели, как красиво я их покидал и гордо нес голову. Виктория Петровна, что до встречи с вами, на женщин я смотрел свысока!
А в тот день, когда я встретился с тобой, я переоделся. Знала бы ты, как после месяца этого идиотизма я хотел женщину. Я тебя видел нагой, у меня мурашки на теле высыпали. А если еще представить, что ты была похожа на нее, – Федор показал на фотографию, – твоя участь была решена. Так что можешь ревновать меня к себе самой, но не к тем продавщицам из дорогих бутиков, в которые я, владелец Альфа-Ромео, входил. И мой бумажник не соответствовал придуманному мной образу. Имидж, как сейчас говорят, боялся уронить. Девки сами падали мне в руки, только моя машина была в ремонте. Я вежливо прощался разочаровывая девиц.
– Вот теперь я верю тебе! – смеясь, сказала Виктория. Они выпили. Лад и мир установившийся у любовников придает совершенно иное очарование ночи. Ночь истекает дурманящими запахами олеандра. Под окном молчаливыми стражами стоят зеленые кипарисы. Завистница луна льет на льнущие друг к другу тела влюбленных свой далекий, холодный свет.
– Скажи, негодник, что я самая красивая женщина на свете. – просит Виктория. В лунном свете Федор раздевает свою гостью и заливается соловьем.
– Хмельней твоей красы не пил я зелья. Что женщины земли, когда твоя нога попрала шар земной. Ты видишь эти линии? Божественный изгиб, нежнейшее творенье. Нога царицы! Белый мрамор! Уста твои – сладчайший мед. Какая сладость, Вика, ты! А грудь твоя, мне кажется, сейчас забрызжет соком. О, женщина, любимая моя. У ног твоих я. Раб я твой! И паж. Исполню я любое приказанье. Ты только молви слово. О, милая! Позволь, мне называть тебя сладчайшей.
