Вера и Марина Воробей - Останься со мной!
Еще вчера она съездила к Жениной маме и забрала у нее кассету. К ее искренней радости, его песни ее не разочаровали. Теперь она сможет показать кассету музыкальному редактору и режиссеру программы. В том, что они одобрят ее выбор, Люся была почти уверена. И тогда уже можно думать о студийной записи и съемках клипа. Черепашке казалось, что песня «Я – курок!» была на кассете самой яркой не только потому, что пел ее сам Женя… Все острее ощущала она ревность. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Беспокоил Люсю и тот факт, что Женя, передав ей кассету, на том, казалось, и успокоился.
Она ждала его звонка и в сотый раз «прокручивала» в уме слова, которыми выразит свое мнение о его песнях. Ей так хотелось обрадовать Женю, а он почему-то не звонил. И потом, она вовсе не была уверена, что он обрадуется, услышав, что ей понравились его песни. Вполне возможно, что ее мнение вообще его не интересует… Слишком уж Женя был не похож на тех музыкантов, с которыми ей приходилось общаться в программе «Уроки рока», в рубрике «Рок-прорыв», посвященной творчеству начинающих и пока неизвестных музыкантов. Похоже, Маша была права, когда говорила, что Женю совершенно не волнует то, что сейчас принято называть «раскруткой».
С самим Женей они эту тему пока не обсуждали. Может ли быть такое, что свои песни он пишет исключительно для себя и для самых близких друзей? При этом он наверняка знает, что его группа интереснее и самобытнее тех же «Грачей» и соответственно имеет полное право, чтобы ее услышала и узнала публика. А ему, получается, никакая публика не нужна… Чем объяснить такое безразличие к собственному творчеству? Или это вовсе не безразличие, а что-то другое, с чем Черепашке просто еще не доводилось сталкиваться? Ведь обычно бывает наоборот: начинающие музыканты поголовно считают себя непризнанными гениями и не останавливаются ни перед чем, добиваясь признания, популярности и славы. Все они спят и видят себя звездами. И «русская красавица» Маша – ярчайший тому пример.
«Кстати, я же собиралась ей позвонить!» – вспомнила о своих вчерашних намерениях Люся. Отбросив в сторону сомнения, она подошла к столику, на котором стоял телефонный аппарат.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась Черепашка, услышав в трубке знакомый голос.
– Здрасьте, – ответила трубка. Видимо, Маша ее не узнала.
– Это Люся…
– Какая еще Люся? – неприветливо поинтересовались на том конце провода.
И тут Люся сообразила, что совершила ошибку. Ведь Маша, наверное, не помнит ее имени.
– Это ви-джей Черепашка, – поспешно поправилась она.
– Черепашка! – обрадовалась Маша. – Так бы сразу и говорила! Ну что, послушала диск? – взяла быка за рога девушка.
– Да, послушала.
– Ну и как тебе?
– Да никак, – сказала Люся и удивилась собственной резкости. Обычно в подобных случаях она очень тщательно подбирала слова.
– Что ты имеешь в виду? – в голосе Маши появились растерянные нотки. – Тебе что, не понравилось?
– Нечему там нравиться. Совершенно безликие мелодии, аранжировки и тексты. Единственное, что заслуживает внимания, – это твой вокал… Словом, я бы тебе посоветовала подумать о другом коллективе. Тем более тебе не привыкать, – добавила Черепашка, все более поражаясь себе.
Маша громко дышала в трубку. Очевидно, услышанное стало для нее ударом. Самоуверенная девушка не сомневалась в положительном результате. Воспользовавшись возникшей паузой, Черепашка вдруг спросила:
– А ты была у Жени в больнице?
– При чем тут Женя?! —взорвалась Маша. – Не была и не собираюсь! Слушай, Черепашка, а ты случайно ничего не путаешь? У тебя же, наверное, куча дисков? Ты уверена, что прослушала именно тот, что я тебе дала?
– У тебя слишком самобытный голос, Маша. Его просто невозможно перепутать ни с каким другим… И потом, никакой кучи дисков у меня нет. Впрочем, я могу и ошибаться. – Всего лишь на миг Люсе стало жаль Машу. Впрочем, ответ на главный вопрос, тот, который волновал и мучил ее целых два дня, она услышала: Маша не была у Жени в больнице. – Я могу ошибаться, – повторила Люся на этот раз в своей обычной мягкой и даже несколько извиняющейся манере. – Может быть, группа «Грачи прилетели» заслуживает внимания, но лично мне нравится другая музыка… Я ведь говорила тебе, что ничего не решаю. Я отдам твой диск музыкальному редактору, возможно, он услышит там то, чего не услышала я.
Люся была на сто процентов уверена, что музыкальный редактор ничего там не услышит, но ей не хотелось заканчивать разговор на такой безрадостной ноте.
– Ты просто завидуешь мне! – неожиданно громко выкрикнула Маша. Так громко и неожиданно, что Люся даже вздрогнула. – Вы все мне завидуете! Ну ничего! Ты еще пожалеешь о своих словах! Сильно пожалеешь! – Это было похоже на начало истерики, и Люся действительно пожалела, что позвонила ей. Маша продолжала орать, в ее таком глубоком и необыкновенном голосе появились визгливые резкие нотки, которые делали его совершенно неузнаваемым. – Ты еще своим внукам будешь рассказывать, что была со мной знакома! – звенело в трубке так громко, что Люся отвела ее в сторону. – На брюхе приползешь и будешь прощения у меня просить! Но фиг я тебя прощу! Понятно?! Тоже мне звезда! Да таких звезд…
Люся никогда не бросала трубку посреди разговора, но сейчас у нее не было выбора. Маша продолжала кричать даже после того, как в трубке зазвучали короткие гудки. Она находилась в таком состоянии, что не сразу сообразила, что на том конце провода ее уже никто не слышит.
– Мам, скажи, ну почему я такая невезучая? – После разговора с Машей Люся просто не могла оставаться в своей комнате. Слезы подступили к самому горлу, но она изо всех сил сдерживала их. Сердце стучало болезненно и гулко. А ведь что такого она сказала Маше? Правду. Возможно, форма была резковатой, но все же не настолько, чтобы вызвать такую бурю эмоций! И как он мог ее полюбить? С трудом верится, что с Женей Маша вела себя по-другому. Наверняка закатывала ему истерики и похлеще! Но сердцу, как говорится, не прикажешь…
– Ты-то – и невезучая?! – удивленно округлила глаза Елена Юрьевна.
Вообще-то она чувствовала, что в последние дни с Черепашкой происходит что-то неладное, и была рада возможности поговорить с дочерью по душам. Лелик полностью одобрила поступок Люси, сказав, что на ее месте поступила бы точно так же. «Кому я нужна? Скромный редактор программы! Моя участь – всю жизнь оставаться за кадром…» – шутливо поддразнила она дочь, а потом, резко сменив тон, сказала совершенно серьезно, глядя ей прямо в глаза:
– Я тобой горжусь… В самом деле, – добавила она, увидев, как поморщилась от ее слов Черепашка: слишком уж пафосно они прозвучали. – Я бы точно растерялась. Только вот… – Елена Юрьевна замялась в нерешительности.
