Фред Стюарт - Остров Эллис
На самом верху лестницы стояли два врача и внимательно рассматривали проходивших мимо них иммигрантов, стараясь выявить либо очевидное заболевание, либо покалеченных людей, которым на пальто мелом поставят отметку для дальнейшего более детального осмотра.
Эта система, хотя, возможно, и несколько жестокая, стала необходимой из-за огромного количества людей, проходивших иммиграционный контроль. В среднем, медицинский осмотр продолжался не более двух минут. Несовершенство его заключалось в том, что многое тут зависело от субъективного подхода: если инспектор замечал сгорбленную спину или отсутствующее выражение лица, он мог тут же завернуть иммигранта, сославшись на обнаруженный у него туберкулез или слабоумие.
Но все-таки инспекторы были гуманны: ведь восемьдесят процентов иммигрантов проходили иммиграционный контроль. А большинство из оставшихся двадцати процентов вернулись в Европу с убеждением, что им было отказано только потому, что инспектор в тот день был простужен, или находился в состоянии похмелья, или просто у него было плохое настроение. В этом и заключалось несовершенство системы, выливавшееся в море слез на Эллис Айленде.
Когда Марко добрался до самого верха лестницы, он пролез в отдельный отсек.
— Вы говорите по-английски? — спросил первый врач.
— Да.
— Откройте рот.
Марко повиновался. Врач осмотрел его зубы.
— Сколько будет дважды два?
— Четыре.
— Проходите.
Решив, что это было просто, Марко подошел ко второй команде инспекторов.
— Говорите по-английски?
— Немного, — ответил Яков.
— Я заметил, Вы слегка прихрамываете. У вас что-то не в порядке с ногой?
— Нет.
Его прошиб пот: рана от казачьей пули уже давно затянулась, но временами она немного побаливала, и он невольно старался беречь ногу. Изо всех дней именно сегодня она болела больше всего.
Врач сделал какую-то пометку на его пальто.
— Что это значит? — спросил Яков.
— Что Вашу ногу следует осмотреть. Сколько будет три и три?
— Шесть. Но с моей ногой все в порядке!
— Ее должны осмотреть. Проходите.
— Но ничего…
— Проходите.
Яков подчинился. Вот он и попал в калеки. Неужели его могут завернуть обратно? Он не болел ни одного дня в своей жизни, если не считать морской болезни на пароходе.
«О, Господи, не могут же они отправить меня обратно в Россию! Не могут?!
Через двадцать минут после осмотра глаз с помощью дорожного крючка, который, действительно, причинял боль, Якова послали в одну из комнат Инспекции, расположенных по обеим сторонам Главного зала. По дороге он миновал высокий проволочный забор, за которым содержались те иммигранты, которых пока по разным причинам задержали или окончательно определили к депортации. Многие женщины плакали, и все они выглядели такими несчастными, что Яков окончательно упал духом.
«О, Господи, — подумал он, — только не отправляй меня обратно! Пожалуйста».
Он вошел в небольшую, безукоризненно чистую комнату, заполненную медицинским оборудованием. Симпатичный молодой светловолосый доктор посмотрел на пометку мелом на его пальто.
— Со мной все в порядке, — выпалил Яков. — Вы же видите. Я здоров!
— Успокойтесь…
— Как я могу успокоиться? Я не могу вернуться в Россию. Они убьют меня!
Доктор с удивлением посмотрел на него, и Яков сообразил, что ему лучше помолчать.
— Почему?
— Они убивают всех евреев, — ответил он сразу. — Русские ненавидят евреев.
— Да, я слышал об этом. Спустите, пожалуйста, штаны, — сказал врач.
— Что?
— Ваши штаны. Спустите их.
Нервничая, Яков повиновался. Врач наклонился, чтобы осмотреть пулевую рану.
— Что это? — Спросил он.
— В меня попали из ружья. Несчастный случай на охоте, — ответил Яков.
Врач испытующе посмотрел на него.
— На охоте? Рану лечил врач?
— Нет. То есть. Да! С ней все в порядке. Честно! Никаких проблем! Я здоров и буду хорошим американцем. Вы же видите, — проговорил он.
Врач выпрямился.
— Ну, хорошо. Натяните штаны. А что было на самом деле? — спросил он.
Яков быстро надел штаны.
— Я говорю правду. Несчастный случай на охоте в России. Я здоров. Смотрите! Потрогайте мускулы. Силен! Здоров! Видите? — быстро произнес он.
Яков был настолько во власти дурных предчувствий, что доктор Карл Траверс чуть не рассмеялся.
— Да, да. Я считаю вас здоровым, — сказал он. — И добро пожаловать в Америку. Но хочу направить Вас на дезинфекцию, чтобы избавить от вшей.
Он сделал какую-то пометку мелом на его пальто.
— Идите обратно в приемную.
Яков смотрел на него.
— Вы хотите сказать, что я прошел?
— Совершенно верно. Но у меня странное чувство, что охотились именно на вас. Тем не менее, вы прошли, — сказал Траверс.
Яков выскочил из комнаты, не веря своим ушам.
Джорджи застонала, когда врач поднес одежный крючок к ее правому глазу.
— Расслабьтесь, — мягко проговорил он. — Я не сделаю вам больно.
— Расслабиться? Когда вы, может, собираетесь выдрать мне глаза?
— Я не сделаю вам больно.
Она вся была напряжена. Одежным крючком он поднял веко до отказа вверх. Это причинило ей боль и напугало ее. Затем все повторилось с левым глазом.
Когда он закончил, он сделал пометку мелом на ее рукаве и указал на комнату, из которой выскочил Яков.
— Вам следует показаться доктору Траверсу.
— А в чем дело? — спросила Джорджи.
— Боюсь, у вас трахома.
Джорджи взглянула на стоявшую за ней Бриджит, и опять обратилась к врачу:
— А что такое трахома?
— Вам все объяснит доктор Траверс. Проходите, пожалуйста, — сказал он.
— Бриди, ты пойдешь со мной?
— Ну, конечно, дорогая. А пока не волнуйся.
— Проходите, пожалуйста.
Пятью минутами позже доктор Траверс закончил обследование ее глаз.
— Боюсь, у меня плохие новости для вас, мисс…
— О'Доннелл. Джорджина О'Доннелл. Доктор, что такое трахома? Я никогда о ней даже не слышала.
— Это болезнь глаз, одна из форм конъюнктивита. Если ее не лечить, она может привести к слепоте.
Джорджи прижала обе руки ко рту.
— Слепоте? — прошептала она.
— К сожалению, это одна из тех болезней, при которых иммигрант автоматически получает отказ. Боюсь, вы не сможете попасть в Америку.
— О, Боже, милостивый!
Она залилась слезами. Бриджит, поспешив к ней, сжала ее в объятиях.
