Тереза Медейрос - Поцелуй, чтобы вспомнить
— Но вы все равно ждали меня.
Она встретилась с ним глазами.
— Я ждала бы тебя сколько угодно, хоть вечность.
Его лицо на мгновение исказилось замешательством. Словно это крошечное ядрышко правды было еще менее привлекательно, чем вся ее ложь. Он протянул руку к ее лицу, и она осознала, что сделала ошибку, оказавшись в пределах его досягаемости. Она сомневалась, что сможет отодвинуться сейчас, когда постельное белье жгло ее, словно огнем.
Его пальцы были всего в дюйме от ее щеки, когда он неожиданно издал вопль.
Желтый с полосками котенок, сплошные уши и неуклюжие лапки, взбирался по его правому бедру, и его коготки глубоко вонзались в одеяло с каждым ударом лапы. С громадным облегчением Лаура сгребла крошечного зверька в руки и покачала на ладони его толстенький и пушистый животик. — Он такой кроха, должно быть, моя сестра его не заметила.
— Уберите его отсюда, пожалуйста, — сквозь зубы процедил Стерлинг. — Я не выношу этих бестий.
Потершись щекой об пушистый мех, Лаура подняла на него сияющие глаза.
— Боюсь, память тебя снова подводит. Ты обожаешь котят.
Его глаза широко раскрылись.
— Правда?
Она кивнула. Его лицо отразило ужас, когда она посадила извивающегося котенка ему на грудь. Мужчина и кошка какое-то время смотрели друг на друга с одинаковым недоверием, потом, в конце концов, котенок зевнул, потянулся и уютно свернулся мурлыкающей кучкой у него на груди.
Незнакомец покачал головой.
— Предполагаю, что дальше вы мне скажете, что я обожаю эту невыносимую девчонку, которая ценит кошек гораздо выше меня.
Лаура тщательно выбирала слова.
— Несмотря на отдельные столкновения желаний, вы с Лотти всегда обожали друг друга.
Закрыв глаза, он отвернулся от нее, словно ни один человек не смог бы вынести последнее открытие. Лаура осторожно покрыла его одеялом до самой груди, как раз до того места, где дремал котенок.
— Для одного дня, у тебя было больше, чем достаточно, впечатлений. Тебе нужно беречь силы.
Она уже повернулась, чтобы уйти, как он вдруг поймал ее за запястье. Его большой палец прошелся по чувствительной коже ее руки движением, опасно близким к нежности.
— Лаура?
Она втянула в себя воздух.
— Сэр?
— А я обожаю и вас также?
Ее единственной защитой против волны желания, спровоцированного его словами, было расставить все точки над i для них обоих. Сморщив нос в озорной улыбке, она сказала:
— Конечно, ты меня обожаешь. Разве ты смог бы устоять?
Лаура выскользнула из-под его руки и сбежала из комнаты, надеясь, что не слишком рано поздравляет себя с отличной находчивостью.
— Она лжет сквозь свои прелестные белые зубки.
Поскольку около его постели уже никто не дежурил, незнакомцу пришлось адресовать свое циничное наблюдение золотистому пушистому шарику, лежащему у него на груди. Котенок проснулся и сонно посмотрел на него.
Незнакомец потянулся к бархатистому треугольнику между ушей этого создания. Несмотря на собственное внутреннее сопротивление, это движение показалось ему странно знакомым, как будто в прошлом он делал его сотни раз.
— Я знаю, что она лжет, но как мне это доказать, если я не помню, что происходило на самом деле?
Глаза котенка стали медленно закрываться, он широко зевнул розовой пастью.
— Ты не мог яснее показать, что тебе неинтересны мои слова, не так ли? Ты просто потакаешь мне, притворяясь, что слушаешь. — Проигнорировав оскорбленное мяуканье, он поднял котенка над головой и глянул в низ живота. — Кошка, — объявил он, возмущенно качая головой. — Я должен был сразу догадаться.
Шлепком по заду он послал котенка к изножью кровати, а затем сел и свесил ноги с постели. Волна головокружения захлестнула его, комната закружилась у него перед глазами. Он схватился за пульсирующий лоб. Боль была бы куда меньше, если бы пушечное ядро начисто снесло ему голову.
Когда боль стала утихать, он осторожно оглядел спальню. По общему впечатлению, здесь веяло увядшим аристократизмом — потрепанным, но вполне приветливым. Стены были обиты не шелком, а обоями бледно-розового цвета, который, как он подозревал, когда-то был просто розовым. Большую часть деревянного пола покрывал истертый ковер. Вся мебель состояла из кресла, высокого комода красного дерева с ящиками, туалетного столика, умывальника, на котором стояли фарфоровая чаша и кувшин, и какой-то стол, вероятно, оставшийся после замены мебели в гостиной. Даже свежий слой воска, любовно нанесенного на него, не мог скрыть тот факт, что основная часть цвета уже стерлась от времени и многочисленных полировок.
Глубоко вдохнув апельсиновый аромат, витавший в воздухе, он почувствовал новую волну головокружения. Он закрыл глаза и подождал, пока она пройдет. Он не мог винить Лауру во лжи только в одном — он знал это место. Он знал рифленые бело-золотые столбики, подпиравшие балдахин и разбитое каменное основание камина. Он знал тени, собравшиеся под угловыми фронтонами, и лучи утреннего солнца, проникавшие через стекла высоких окон. В этом было нечто очень правильное, и он не мог этого отрицать. Все в этой комнате выглядело знакомым.
Все, кроме него самого.
Он медленно встал и убедился, что одеялу на талии не грозит соскользнуть на пол. Туалетный столик с парчовым табуретом и овальным зеркалом казался очень далеким, чуть ли не в ста лигах, и ему не хотелось, чтобы его застали врасплох неожиданные гости. Каждый шаг отдавался в его голове мгновенной вспышкой головной боли. К тому времени, когда он добрался до стола и с облегчением опустился на табурет, его руки дрожали, а кожа была липкой от пота.
Он ухватился за край стола, дожидаясь, пока пройдет дрожь. Он еще не был готов посмотреть на себя в зеркало и поэтому стал изучать поверхность туалетного столика. От него оставалось впечатление очаровательного беспорядка, казалось, что леди только что закончила свой туалет и в любой момент может войти в комнату. Упаковка булавок лежит открытой, их жемчужные головки присыпаны тонким слоем рисового порошка. На серебряной щетке для волос застряло несколько нитей рыжих волос с вкраплением седины. Он приподнял пробку флакончика с духами. Опьяняющий апельсиновый аромат наполнил его невыразимым чувством потери.
Из лакированной шкатулки свисал золотой медальон, инкрустированный перламутром. Он взял его в руки и повозился с тонкой застежкой. Внутри изящного овала лежал локон тоненьких белокурых волос ребенка. Он подумал, что кто-то бережно хранил и лелеял этот образец невинности. Защелкнув медальон, он уронил его обратно в шкатулку.
