Диана Чемберлен - Любимые дети, или Моя чужая семья
В церкви провели электричество, и Джейми установил в кабинетике маленький холодильник и плитку, чтобы я смогла подогревать питание для Мэгги. Кроме того, там стояли старомодная колыбель и коляска. Я проводила с Мэгги все дни. Читала и училась вязать в те минуты, когда не ухаживала за ней, не кормила и не меняла пеленки. И не верила себе, что могу проводить столько времени в этом прекрасном простом здании. Меня постоянно тянуло к панорамным окнам. И я выискивала взглядом дельфинов в море и пеликанов в небе. Можно сказать, что у меня наконец-то был пляжный домик.
Когда погода позволяла, я укладывала Мэгги в коляску и отправлялась на прогулку. Толкала коляску как раз мимо Си-Тендер, быстро поняв, что навещать Лорел смысла нет. Никто нас с Мэгги там не ждал.
По воскресеньям я сидела в церкви рядом с Джейми и держала Мэгги на коленях. В первый раз Джейми коротко объяснил тридцати с лишним прихожанам, что я помогаю ему и Лорел с Мэгги. Но летом то и дело приходили новые люди. Я гадала, уж не принимают ли меня за жену Джейми.
Меня неизменно поражало ощущение того, как Мэгги тает в моих руках, когда слышит голос отца, У него был совершенно гипнотический голос, успокаивавший не только Мэгги и меня, но и остальных прихожан. При нашествии туристов в церкви бывали заняты почти все пятьдесят мест. Люди один за другим вставали, чтобы рассказать, где познали Бога. Но я вставала редко – слишком обуревали эмоции. Всего через два месяца меня наполняла такая болезненная радость, что я знала: если попытаюсь заговорить, мгновенно потеряю самообладание. Бог – бог Джейми был со мной почти каждую минуту каждого дня. У меня появилась цель. В своих руках я держала крохотную жизнь. Я сумела помочь Джейми, когда он в этом нуждался. Даже дома, готовя обед, или гладя мундир Стива, или убирая наш маленький домик, я ловила себя на том, что постоянно улыбаюсь. Во мне было столько радости, что не оставалось места для скорби по Сэму или грусти из-за брака без любви.
Несколько месяцев спустя Джейми сказал, что, по его мнению, Лорел нуждается в друге.
– У нее нет подруг с маленькими детьми, – пояснил он. – У вас нет ребенка. Но вы такая нежная, славная и добрая.
Он отвел глаза. Словно сказал больше, чем намеревался.
– У нее депрессия. Она не заботится о себе. Ну, вы знаете. Гигиена. Уход за собой.
– Может, ей нужна помощь, которую не в силах обеспечить подруга? – мягко предположила я.
По правде сказать, мне было неприятно находиться в обществе Лорел, и я, по возможности, избегала ее. В ней ничего не осталось от той молодой, счастливой, жизнерадостной женщины.
– Возможно, вы правы, – вздохнул Джейми. Голос у него был уставшим. – Ее доктор считает, что ей необходимо новое лекарство прозак, но нам не нравится, что ей придется принимать лекарство. По-моему, она всего лишь нуждается в подруге.
Он выглядел таким растерянным. Я бы сделала все, только чтобы на его лицо вновь вернулась улыбка.
– Я навещу ее. Когда вы возьмете Мэгги, – пообещала я. – И, может быть, мы сумеем поговорить по душам.
Когда я говорила это, все представлялось возможным, но оказалось, что я понятия не имела, как далеко все зашло у Лорел. Она была неспособна «говорить по душам». Ни с кем.
Я навестила ее под предлогом необходимости отнести курицу, запеченную с рисом. Я нашла Лорел лежавшей на диване под тонким одеялом. Она смотрела повтор фильма «Я мечтаю о Дженни». Воздух в коттедже был затхлым, несмотря на открытые окна.
– Я принесла тебе запеканку на ужин, – сообщила я, войдя в незапертую дверь, и сразу направилась на кухню. – Положу ее в холодильник, договорились? На пару дней должно хватить.
– Где малышка? – спросила Лорел.
– С Джейми. Он занимается какими-то документами в часовне. Я решила занести запеканку и поздороваться.
Лорел сморщила нос. Словно мой приход был последним, чего она ожидала.
«Плохо дело», – подумала я. Кто-то должен достучаться до нее. Она мучает мужа, не говоря уже о ребенке.
Я села в качалку у дивана:
– Как ты?
– Хорошо, – буркнула Лорел, не отрывая глаз от телевизора.
Я подалась к ней:
– Серьезно, Лорел. Как ты себя чувствуешь?
– Усталой, – вздохнула она.
– Джейми сказал, что твой доктор предложил прозак.
Я подумала, что зря Джейми отвергает антидепрессанты.
– Не твое дело, – прошипела Лорел.
Она права? Возможно. Но я присматриваю за ее ребенком. Так что каким-то образом это и мое дело.
– У меня в Мичигане была хорошая подруга, которая принимала прозак. Не представляешь, какое чудо он сотворил.
– У меня нет депрессии, – возразила Лорел. – Я просто устала. Ты бы тоже устала, если бы пришлось целую ночь возиться с орущим младенцем.
– Но ты медсестра. Должна знать, что депрессия может стать болезнью. Джейми сказал, что тебе все безразлично. Даже Мэгги.
Я волновалась, что зашла слишком далеко.
– Ты так радовалась, когда забеременела. Я была в церкви, когда ты объявила о своей беременности. Думаю, твое полное безразличие к ней и есть признак депрессии.
Лорел подняла голову:
– Я хочу, чтобы ты ушла.
Я все испортила. Все делала неправильно. Не хватало еще, чтобы Джейми стало еще хуже.
Но меня несло:
– Ты несправедлива к Джейми. Можно подумать, он – одинокий отец. Он прекрасно обращается с Мэгги. Но тебя она даже не узнает.
Я повернулась на скрип входной двери.
В гостиную вошел молодой парень, и я не сразу вспомнила, что с ними живет Маркус. Брат Джейми. Тот называл Маркуса мятежником. Но выглядел он безвредным. Худой, загорелый, со спутанными волосами. В майке и зеленых шортах.
– Ты, должно быть, Маркус?
Я встала.
– Я – Сара Уэстон.
– Нянька.
Он явно был пьян, а еще даже не полдень. От него несло спиртным.
– Верно. Я хотела навестить Лорел.
– Она пришла сказать мне, что я дерьмовая мать и дерьмовая жена, – объявила Лорел.
– Лорел! – ахнула я. – Я вовсе не это хотела сказать. Прости, если…
– Я прогнала ее, но она не уходит, – пожаловалась Лорел.
Я почувствовала, как загорелись щеки.
– Если она этого хочет, вам лучше уйти, – сказал Маркус.
– Хорошо.
Я подняла руки, словно сдаваясь.
– Простите. Я не хотела вас расстраивать.
Джейми, сидевший в церковном кабинетике, поднял глаза от маленького деревянного стола.
– Как все прошло? – прошептал он, чтобы не разбудить спавшую в колыбели Мэгги.
К своему стыду, я заплакала.
– Я все испортила.
Я опустилась на второй и последний стул в кабинете.
– Она вышвырнула меня, и я ее не осуждаю.
– Почему? Что случилось?
Я рассказала ему о разговоре, роясь в своей сумке с пеленками – да-да, я привыкла думать о сумке как своей, – в поисках бумажной салфетки. Вытащила ее и промокнула глаза.
