Татьяна Веденская - Муж объелся груш
– Алло, – как ни в чем не бывало пробормотал он своим сухим голосом.
– Денис? – совсем по-другому отреагировала я. – Ты какого же лешего дома?
– Маша? Ты где? – еще больше заинтриговал меня он.
– Я? В клинике. В чертовой клинике, твою мать! С ребенком в пяти одеялах! А ты что же, дома? Что ты, на хрен, делаешь – дома?!
– Я… у меня машина не завелась. Мороз же, «Жигули» не заводятся, – пояснил он после некоторого раздумья.
– Что? – только и смогла выжать из себя я, стоя перед стойкой регистратуры с открытым ртом.
– Знаешь что, я тебе пытался дозвониться.
– И что? Ты знал, что мы едем. Взял бы такси!
– Знаешь, я не буду перед тобой оправдываться, – возмутился он. – Ты все это затеяла. Не надо было тащить ребенка в такой мороз. Что ты за мать?! – начал было он, но тут, надо признать, чаша моя переполнилась, и я повесила трубку.
– Выяснили все? – с любопытством уточнила регистраторша. От этого у нее даже глаза как-то засияли поярче. Интересная у нее все-таки работа.
– Он не придет.
– Понятно.
– Да, понятно. – Я, потупившись, поплелась к лавочке.
– Эй, девушка. Да вы не расстраивайтесь, такое часто случается. Мужики через одного не приходят. Сами, по доброй воле, приходят только те, кто хочет разобраться. А многие вообще не желают ничего знать.
– Это, кажется, наш случай, – понуро кивнула я.
Регистраторша, осмотрев меня повнимательней, вышла из своей будки и взяла меня за руку.
– Знаете, можно же и по-другому. Можно сделать экспертизу так, чтобы ему никуда ехать было не надо. Достаточно взять у него волосы или, скажем, ногти. Хотите, я дам вам набор для сбора биоматериала? Так будет проще.
– Да нет, спасибо. Лучше уж без этого, – отмахнулась я, представив, как я прихожу к Денису и требую у него ногти.
– Зря вы. Это надо сделать обязательно, тогда и с алиментами будет легче разбираться. А чего, лучше, чтобы он отвертелся? Пусть уж помогает, верно?
– Не знаю. Спасибо, я подумаю. У меня такое чувство, что я уже установила отцовство, – пожала плечами я, начиная натягивать на Соньку ее тужурки, носки и прочие валенки с ушанками.
Ребенок оказывал упорное сопротивление, стаскивая все, что я только что на нее нацепила. Я сжала зубы и молча продолжала надевать снятое. Когда она попыталась вывернуться из куртки и упала на пол, я подтащила ее за руку обратно, приблизила к себе, посмотрела ей в глаза и сказала:
– Чего ты кочевряжишься? Быстро одевайся, и пошли. Папе своему ты не нужна, так что никого у тебя, кроме меня, нет!
– Ма-ам? – переспросила Сонька, глядя на меня своими большими и такими совершенно моими голубыми глазами. Я моментально устыдилась, втряхнула ее в куртку, поцеловала в нос и потащила прочь из этого ужасного места. Холод гнал меня, щипал, кусал за голые руки, я забыла надеть перчатки, но мне было все равно. Как я добралась до дому, не помню. Пока мои ноги тащились по обледеневшему городу, пока ехали на метро, пока толкались на остановках, я думала только об одном – о том, что я больше ни за что не хочу ничего даже близко знать о человеке по имени Денис Жданов. И как же хорошо, что при замужестве я не меняла фамилию. И что я теперь вообще не желаю иметь с ним ничего общего. И чувство это было столь же ярким, сколь и новым для меня. Мне хотелось, чтобы он просто исчез и больше никогда не появлялся в моей жизни. Пока мы с Сонькой пересекали отмороженный город, у меня внутри что-то опрокинулось или, может быть, перевернулось, но перевернулось совсем, напрочь, без шансов на восстановление. Я больше не любила его. Разве можно вот так сразу, в одну секунду перестать любить? Получается, что можно. Стоит только часок-другой пробежаться по морозу, стоит подумать одну-две умные мысли, и все – там, где была любовь, остается пепел. И еще немножечко слез, куда же без них.
– Ну как дела? – взволнованно спросила мама, встречая нас в коридоре. – Сделали анализ?
– Ага, – кивнула я, хищно улыбаясь.
– А ты телефон забыла. Он там звонил, кажется.
– А я знаю, – еще более хищно ответила я и прошла в комнату. Телефон лежал, как я и предполагала, у меня на столе. Я взяла его в руки, открыла крышечку, посмотрела журнал вызовов. Кто бы сомневался! Денис звонил мне, когда я уехала из клиники. Уже после этого нашего разговора. Вот ведь… так, Маша, спокойно. Успокойся, пожалуйста, этот человек тебе больше никто.
– Машунь, а когда результаты будут известны? Через две недели? Я почему спрашиваю, ведь в феврале двадцать восемь дней, это не будет влиять? – интересовалась мама, с подозрением глядя на меня. Еще бы, я явно была не в себе, но в тот момент этого даже не понимала.
– Скажи, мам, а на домашний телефон никто не звонил, пока меня не было?
– Звонил. Папа звонил, спрашивал, как ты.
– И все?
– Все. Ну… то есть Нинке звонили, из садика. У них там холодно, половины группы нет, просили Вениамина забрать.
– А еще?
– Все, – растерянно развела руками мама.
– Отлично! – хлопнула в ладоши я. – Значит, все правильно.
– Что правильно? Так что с анализами?
– А, с анализами. Они очень успешные. Нам их прямо сразу сделали, при нас.
– Как это? Что ты несешь? – вытаращилась мама. Выражение ее лица становилось все более и более подозрительным.
– А так. Согласно проведенной экспертизе, Сонька – моя дочь, и это установлено достаточно точно. А вот отца у нее вообще нет.
– Маша! – воскликнула мама.
– Да что Маша? Нет его больше, и все. И никогда при мне больше не упоминайте о его существовании. Сирота Сонька. Сирота!
– Да что случилось? – всплеснула руками мама. Тут я уже не смогла держаться и разревелась. Я рассказала ей про рефрижератор с пингвинами, про регистраторшу, про то, как Денис на ходу врал мне.
– Он, наверное, вообще проспал. Забыл. Или специально не пошел. Я его ненавижу!
– Я так тебя понимаю, – кивала мама, накапывая мне валидола. Или чего там, валерьянки, наверное.
– А про ногти – это чтобы я их у него состригла?! Да не нужны мне эти алименты, не нужно мне ничего. Я хотела, чтобы нормальная семья. Чтобы папа и мама, чтобы праздники вместе. Не хочу, не хочу! – билась я.
– Ах, детонька. Ладно, ладно, – приговаривала мама.
– Слушай, мам. А правда, купите мне с папой эту карту в этот клуб.
– В какой клуб? – опешила она.
– Ну, в Люськин. Можно? Мне вдруг захотелось чем-то заниматься.
– Ладно, купим. Только Ниночка будет опять ворчать, но ничего. Перетерпит.
– Ладно, мам, я полежу. Посплю, ладно?
– Конечно. О чем ты, конечно, поспи. А карточку купим, не переживай, – убаюкивающим голосом заверила меня она и закрыла дверь, уведя Соню к себе. Я закрыла глаза. Специфический запах капель немного резал нос, но голова кружилась и от холода, и от пережитых этих дурацких волнений. Я уснула, отбросив хоть на время мысли о том, что же теперь будет и как же мне жить дальше. Во сне было тепло и уютно, так что не хотелось оттуда уходить.
