Мой дикий (СИ) - Истомина Аня

– Рэм! – Алиса выходит следом за мной на лестничную клетку. Оборачиваюсь. – Береги себя,.. пожалуйста.

– Прорвемся, лапуль. – улыбаюсь своей коронной улыбкой и посылаю короткий воздушный поцелуй, а затем быстро ухожу вниз. На душе паршиво. Впервые задумываюсь, что хотел бы что-то изменить в своей жизни…

20. Рэм

– Да еду я, – рявкаю в трубку. – Что вы, выпускники детского сада, что справиться не можете без меня несколько часов?

– Рэм Алиевич, тут пиздец. – голос начбеза напряжен. – Изъятие аппаратуры. Офис опечатали, сотрудники задержаны на сорок восемь часов. Охрана под арестом.

– Юра, Артем, Мир? – уточняю, сжимая руль. Раз опечатали, значит, что-то нарыли. Или написали, что нарыли. Какие замотивированные!

– В ментовке.

– Да блядь, – прикуриваю. – Артем может что-то пиздануть по незнанию.

– Отсидит – узнает, – хмыкает начбез.

– Я тебе язык вырву, блядь. “Отсидит”. Покаркай еще.

– Пардоньте. С операми был тот кент, который к вам приходил на днях.

– Посол?

– Угу.

– Надо было сразу эту тварь завалить, как вышел, – морщусь. Не думал, что так лихо в оборот возьмут. Готовился к тому, что отжать попробуют сначала при помощи грубой силы. А они сразу через ментов пошли. – Через десять минут буду.

Сбрасываю начбеза и звоню дружочку из “красных”. Он берет трубку не сразу.

– Чем обязан? – хрипит еле слышно.

– Хотел узнать, друг ли ты мне.

– В смысле? Рэм, ты бухой?

– У меня на казино облава. Всех сотрудников за жабры взяли. Менты как у себя дома хозяйничают. Явно не один день готовились. И ты, хочешь сказать, не знал?

– Да я в больнице валяюсь! – возмущается мой давний, заклятый ментовской дружочек с генеральскими погонами. – Мне череп вчера раскроили в подворотне, между прочим. А ты, тоже мне друг, даже не в курсе. И Васька сняли с должности, якобы за превышение.

– Твою мать, – шиплю, прикуривая новую сигарету. – Хороши, черти. Ладно, будь здоров. Заеду, как смогу.

Притормаживаю на обочине. Набираю номер и слушаю длинные гудки. Наконец, они сменяются тишиной.

– Вечер в хату, – усмехаюсь, не дожидаясь ответа, но я знаю, что на том конце провода меня прекрасно слышат. – Оправдываются самые худшие подозрения. Копают не под меня. Убирают ваших помощников. Красных сняли, взялись за блатных. Вечером сходка. Будем решать, что делать.

– Тебе нужно залечь на дно. Не отсвечивай.

– Я не могу. Они моих пацанов прессуют.

– Шестерки всегда под раздачу попадают. Не лезь. Голову снимут.

Рычу в воздух.

– А если ослушаешься – я сниму.

– Кто роет?

– В одиночку не справишься.

– Я просто хочу знать, кто. Вдруг я с ними дела имею.

– Если за моей спиной не крысятничаешь, то не имеешь.

Закатываю глаза. Твою ж мать. Конечно, он будет подозревать кого-то из своих. И я могу быть в их числе.

– Вытащу я твоих ребят. А пока немного посидят в СИЗО для профилактики. Целее будут. А ты – исчезни, я сказал. Я позвоню.

Зло сминаю пачку сигарет. Вот так я совсем не привык. Если бы отсиживался в то время, как другие под раздачу попадают, не был бы тем, кем стал. Но сейчас я связан по рукам.

Перезваниваю начбезу.

– Всех распустить, оставить только охрану. С ментами потом разберемся. Я не приеду. Ребятам скажи, пусть не кипешуют.

– Принял.

И я тоже теперь никому не могу доверять. Начбез – Кирюха – мои глаза, уши, руки. Но и ему сейчас не расскажешь ничего. Потому что у всех есть цена. Главное – знать подход.

Выруливаю и неспеша выезжаю из города. В голове то и дело всплывают варианты развития событий и способы их решения. И на фоне этого мрачного круговорота то и дело мелькает сегодняшний день. Ловлю себя на том, что облизываю губы, когда в памяти проносятся воспоминания о сладком поцелуе с Алисой. Прикуриваю, стараясь отогнать эти слишком контрастные чувства. Не время сейчас.

Из какого только дерьма я ни выбирался. И здесь справлюсь. Сложнее, что я – промежуточное звено. То есть, тут даже мотива не просчитаешь. Его нет. Просто убирают всех на пути к цели.

Спустя двадцать минут въезжаю в соседний город и торможу у магазина. Беру сигарет, несколько бутылок дорогого вискаря и паркуюсь у панельной девятиэтажки. Здесь находится “малина” – безопасная квартира для решения важных, конфиденциальных вопросов. О ней знает всего несколько человек.

До встречи еще несколько часов и я, взяв пару бутылок виски, иду внутрь и заваливаюсь на диван, разглядываю обшарпанный потолок. Ремонта здесь не было, наверное, лет тридцать. Мы только мебель завезли, чтобы не сидеть на клоповниках. А все остальное не трогали. Первый этаж. Пусть с улицы выглядит так, что тут уныние и разруха. Здесь даже запах… тлена какого-то. И безысходности.

Чувствую, как проваливаюсь в сон. Снится Алиса. И вообще, во сне все какое-то яркое, неестественное.

Просыпаюсь от воя сирен. Едва могу разлепить глаза. Голова спросонья кружится и подташнивает. Встаю с дивана с трудом – тело как ватное, не слушается. Жутко хочется пить. Тянусь к бутылке с виски, делаю пару глотков и встаю. За окном – всполохи. Подхожу, отодвигаю штору. Из груди вырывается смешок. Моя машина полыхает, объятая ярким пламенем. Рядом занимаются соседние.

Трясу головой, пытаясь прийти в себя. В горле першит. Отхожу от окна, закрывая штору. Нужно уходить. Предельно ясно, что этот спектакль в мою честь.

Что ж так хуево-то?

Иду в темноте на кухню, чтобы попить воды. Тянусь за чашкой и вдруг слышу тихое, но отчетливое шипение. Опускаю руку и прислушиваюсь. Шипит у плиты. Газ.

Продали, значит, иуды.

Подхожу к плите. Ручки не трогаю. Перекрываю вентиль на трубе. Аккуратно отступаю назад. Нужно выбираться, но чуйка подсказывает, что через парадный вход опасно. Враги знают, что если меня не добить – потом же хуже будет.

Квартира угловая, на первом этаже, окна выходят на две стороны дома. Взяли такую для того, чтобы в случае облавы можно было уйти дворами.

Сознание путается. На ощупь, осторожно, направляюсь в дальнюю комнату. Мне срочно нужно на воздух. Открываю дверь и делаю шаг на балкон, жадно втягивая носом свежесть ночи. Вдруг слышу щелчок и металлический лязг, будто железный шар упал и покатился по полу.

– Ебать, – выдыхаю, подаваясь обратно.

Граната.

21. Алиса

Всю ночь я не могла заснуть. Злата весь оставшийся вечер щебетала о Рэме и мои мысли невольно возвращались к нему: к тому, как он возился с моим ребенком, как жадно целовал на прощание… К его словам, что эхом отдавались в моей голове. “Не семейный я. Нельзя мне нормальную семью…”

Уложив Злату спать, я приняла душ и легла почитать книгу, но вместо того, чтобы погрузиться в историю, я просто бездумно пробегала глазами по строчкам, не улавливая сути текста.

“Может, меня завтра убьют и мы больше никогда не увидимся…”

Со вздохом откладываю книгу и просто смотрю в потолок. В темноте блики света с улицы то и дело рисуют на нем причудливые узоры. Как я могла допустить, чтобы все мои мысли занял человек, с которым у нас и близко не может быть ничего общего? Он бандит. БАНДИТ!

По нему видно, что такой, который и убить может. Скорее всего, на его руках не один десяток пропавших людей. А я… изнываю от возбуждения, вспоминая его губы, ласкавшие мои, сильные руки, сжимавшие меня в объятиях, да и, что уж греха таить, его внушительный прибор, упиравшийся мне в бедро. Все тело ломит от нереализованного желания.

Да если бы Злата не проснулась, мы бы не остановились. И, возможно, это сигнал свыше, чтобы я не связывалась с ним, даже близко к себе не подпускала. Сколько случаев, когда вот такие вот ухажеры потом убивают свои семьи? Насилуют падчериц?

Поворачиваюсь на живот и пытаюсь заснуть, выкинуть все из головы, но глаза открываются сами собой и сверлят стену.