Измена (не) моя любовь (СИ) - Эдельвейс Анна

У врача Софи совершенно спокойно дала себя осмотреть. Врач похвалил, с удивлением проговорил:

— Софи, ты ведёшь себя как настоящая леди.

— Да, она всегда такая! — я решила поддержать свою компаньонку. На меня признательно взглянули умные неласковые глазки собаки.

— Ну не скажите, — врач ощупывал лапки Софи, собираясь влить ложку дёгтя в наши с ней медовые отношения: — Чаще Софи — это была маленькая разбойница из сказки, готовая почесать кинжалом шею северному оленю.

Врач перевёл на меня взгляд из под очков:

— Скажите, что то изменилось в рационе, в режиме Софи?

Я в это время рассматривала странные надписи мелом на доске за спиной доктора:

— Доктор, а что значат цифры мелом на доске?

Это цена за приём?

— Это число спасённых собак из лап нерадивых нянек. У вашей собаки растяжение.

— София, бедняга, как же так. — я в волнении уставилась на врача: — Она вчера бегала по ступенькам и всё было хорошо.

— Софи — по ступенькам? — Врач завис вращая глазами и переводя взгляд с меня на собаку.

— Ну да. Теперь она настоящая леди и ходит по своим делам в кустики. Научилась прыгать по ступенькам.

— В этом вся причина. Для такого веса и лежачего образа жизни её неокрепшие мышцы просто не справились с нагрузкой. Небольшое растяжение. Наложим тугую повязку. И будете делать всё, что вам назначу. Ну, не вам, а пациентке.

Уже сидя в машине я успокаивала собаку:

— Софи, не переживай, моя хорошая — ласково касалась тёплых ушек губами: — Ты будешь первая собака-пират, если тебе выпишут костыли. Приедем домой, я налью тебе рому. Все пираты пьют ром!

Софи особо не восторжествовала от моих обещаний, стала возиться на коленях. Я с ужасом посмотрела на перемотанные эластичным бинтом лапки, спохватилась:

— Ой, как бы нам в аптеку ехать не пришлось. Где-то тут был рецепт.

Достала сложенный лист, развернула:

— Софи, вот я сразу заподозрила, что твой врач мексиканский бандит. Косматый, кудрявый и пишет крестиками-палочками.

Я вертела в руках бумажку от врача, пытаясь прочитать что он там написал. Обратилась к собаке:

— Почему все медики пишут рецепты или заключения на абракадабре?

Матвей мельком посмотрел в листок:

— Может, это на арабском?

— Ага, ещё бы патроны туда завернул, бандит с большой дороги, засевший в ветклинике и передающий шифровки в аптеку.

— Ну и фантазии у вас, Маша.

— Кстати, рецепт на арабском звучал бы так: я выдала фразу на арабском. Матвей с удивлением посмотрел на меня: вы говорите на двух иностранных языках? Вы правда собачья нянька?

— О, я ещё близнец по гороскопу и это не все мои тайны.

Я перехватила мужской взгляд. Матвей смотрел на меня как то странно, по особенному. Мы сидели рядом, (зачем я села впереди!), чувствовала его энергию, его интерес ко мне. Слышала тонкий запах туалетной воды, что то цитрусовое, морское, прохладное.

Я сделала вид, что смотрю на собаку, а сама из под опущенных ресниц зависла нам его руках. Большие ладони, широкие запястья, высунувшиеся из подтянутых рукавов руки до локтя, перетянутые шнурами вен. Мощные, сексуальные, залипательные. Божечки, да он весь супер-Атлант. На его плечах только небо держать.

Отвернулась к окну. Ну я и дура! Какие руки, какие мужчины. Мне бы дождаться выздоровления Вадима Адамовича и открывать военную кампанию за свои права. А я тут сижу с псинкой, смотрю голодной кошкой на красивого мужика и млею.

Ну да, вот он, женский голод. Замужем была, а ласки, обнимашек и не помню. Странно, почему мой муж не обнимал меня… Зато, наверное, Мамба сейчас купается во о всём этом. Стоило мне вспомнить о них, сердце затарахтело прядильным станком. Дыхание прорвалось хрипом, я закашлялась.

— Чего то вы бледная, Маша. Вон придорожное…эээ как назвать не знаю. Заведение какое то. Возможно кафе. Со многообещающим названием ' Осетровое'.

Я выглянула в окно, на самом деле что то уныло-непризентабельное ютилось в придорожной лесополосе. Пара машин, пустырь, скамейки — так, ничего особенного.

— Странное оно какое-то. Может там есть кофе, который я вам обещала? — я удивлённо смотрела на строение из досок и палок.

— С вами, девушка, я готов влезть в любую кроличью нору. Выбор, конечно, странный, но чего не сделаешь ради красивой девушки.

Матвей плавно свернул, пытаясь вместить широкую морду внедорожника в парковочный закуток. Наперерез машине бросилась собака, зашлась лаем.

— О, дежурный осётр прибежал, — оптимистично констатировал Матвей,: — Оставляйте свою Ми-Ми в машине.

— Её Софи зовут. — сама не знаю, зачем сказала. Матвей отлично знал, как зовут мою собаку. Он просто дразнил меня из вредности. Что и подтвердилось тут же:

— Му-Му, Софи…. Какая разница. Пойдёмте-ка, Маша, выпьем кофе. Уж кофе то, наверное там есть?

Кофе в «Осетровой», где ближайшее море с осетрами было в тысяче километров?

Сюр какой-то. Если бы я знала куда мы приехали.

Глава 19

Пить кофе в кафешке с названием «Осетровое», где ближайшее море с осетрами было в тысяче километров?

Сюр какой то. Если бы я знала куда мы приехали.

Переступив порог придорожной кафешки я сразу пожалела, что вошла. Маленькая, полутёмная грязненькая комната, пара столов, колченогие стулья. Подозрительная компания в углу. Матвей говорил у бара с буфетчицей (или кто она?), я присела за ближайший столик.

— Возьму телефон и вернусь, — Матвей наклонился к самому уху, я почувствовала, он коснулся моих волос. Надеялась, нечаянно.

Пока я переживала панический приступ симпатии от мужчины, со спины раздалось:

— Привет, красотка. Познакомимся?

У меня ледяным душем рванули мурашки по спине. От страха перехватило дыхание. Я шарила глазами по полупустому залу кафе, краем глаза видела вдавившуюся в стену буфетчицу и срочно сбежавшую от кассы девчонку в жёлтой кофте. Успело пронестись в голове:«какая нелепая на ней кофта». В следующую секунду моё плечо больно сжали сильные пальцы:

— Ты чё такая невежливая?

Почему их трое? Их всегда трое. Уроды сбиваются в стаю и тогда их подлость зашкаливает, они чувствуют себя непобедимыми. Гады, твари, ублюдки. Как жаль что я не умела дать в морду так, чтоб убить с одного удара. Чтоб другим неповадно было. Я вся сжалась изнутри, меня затопило страхом.

Смотрела в рожу того, что склонился ко мне и дышал перегаром. Примитивное, мрачное лицо с мелкими чертами, серая, болезненная кожа, белёсые губы. Почему то я рассматривала его так внимательно, будто собиралась писать его портрет. От него воняло как от псины после дождя. Чем то несвежим, лежалым табаком, грязной одеждой.

Носатый напротив смачно плюнул, прямо на пол, отпустил какую-то скабрезность. Тоже мне, Сирано де Бержерак, прям обхохочешься. Страх на заднем плане поскуливал: «А вдруг Матвей не вернётся. Божечки, что же делать». Меня тряхнули:

— Как зовут, дерзкая?

Я, вместо того, чтоб молчать, от страха решила стать стойкой, гордой партизанкой, выплюнула ему в морду, резко скинув с плеча руку:

— Ты такой маленький. Тебя на карусели то пускают?

— Так ты познакомиться не против?

— Я против. — я даже не заметила откуда появился Матвей.

— Это почему это? — тот, что нависал надо мной повернул голову, не меняя позы.

— Потому, что тебе не понравится больничная овсянка. — голос Матвея чугунными шарами прокатился над столиком, заставив всю троицу повернуться к нему разом. Он протянул мне пиджак: — На, накинь, дорогая.

— Ты кто такой? — тот, что повыше нагло вертел связку ключей в руке, демонстрируя кастет надетый поверх пальцев.

— Идите, детишки домой. За пиво заплатите. — Матвей смотрел исподлобья, опустив руки.

— Как страшно, бля, раскомандовался. Успеется… Дадим тебе пиз*ы и заплатим.

— Не успеете.

Я так понимаю, целью этих скотов было самоутвердиться за счёт того, что их трое, а Матвей один. План был бестолковым по всем позициям. А идея скорее безмозглая, чем бесстрашная. Только об этом три урода узнали ровно через секунду.