Джорджия Ле Карр - Раненный зверь (ЛП)
Он смотрит на меня с благодарностью.
— Спасибо за предупреждение, это многое значит для меня, — потом он ухмыляется. — Но это лишние. Я хотел ссать на этого ублюдка. Он маленький придурок, упивающийся властью. В школе, по-видимому, он был одним из тех мальчиков, которые специально вступали в банду, чтобы пугать тех, кто меньше и слабее.
Это поразительно, можно провести недели и месяцы с человеком и остаться совершенно слепым к его истинной сущности. Дом же одним предложением описал полностью сущность Роба.Яне видела ничего этого, потому что искренне верила, что мы работаем ради общего блага, но теперь я так не уверена.
Получается, что Роб и я бандиты? Мы угрожаем простым, трудолюбивым людям, которые отложили что-то на старость под матрас, не желая зависеть от своих детей, покупающим им самое необходимое, как я своим бедным родителям, а мы угрожаем им лишением свободы и заставляем платить. Имеем доступ к их банковским счетам и требуем с них их же кровные деньги. Мы делаем это потому, что обладаем правом, властью.А транснациональным корпорациям, богачам, имеющим «старые деньги» семьи, которые лежат в неприкасаемых целевых фондах, мы позволяем уйти от оплаты налогов или же заплатить просто смехотворную суммы.
Да. Думаю, в этом и состоит горькая правда— мы на самом деле бессовестные бандиты.
Все эти мысли последнее время очень беспокоят меня, но я не делюсь ими с Домом. Я слегка пожимаю плечами и говорю:
— Просто попроси Найджела быть осторожным. Роб может быть очень мстительным.
— Ты слышала о тех отчаянных бухгалтерах в транснациональных корпорациях?
Я навостряю уши.
— Нуууу, да...
— Мы переманили Найджелау них. Интересно посмотреть, как Роб столкнется с Найджелом. Интересно, хотя бы с той точки зрения, стоит ли мой бухгалтер той огромной зарплаты, которую я ему плачу.
Я не успеваю ему ответить, поскольку у моей двери маячит парковщик. К моему удивлению, он ничего не высказывает Дому, как другим водителям. Вместо этого, дрожащим от волнения голосом спрашивает:
— И как быстро может ехать такая красота?
— Я никогда не гнал больше ста пятидесяти миль в час, — говорит Дом.
Человек восхищенно качает головой, и его глаза с умилением осматривают плавные изгибы автомобиля.
— Она прекрасна, парень. Я бы обменял свою жену на такую машину.
Дом смеется, целует подушечки пальцей и запускает двигатель. Парковщик наблюдает за нами с мечтательным выражением на лице.
— Куда мы едем?—повышая голос спрашиваю я, пытаясь перекрыть шум.
— Ко мне домой, — отвечает он.
* * *
Мы заезжаем в подземный гараж в шикарном доме в Челси, идем в лифт, пахнущий дезинфекцией. Мы оба смотрим на свое отражение в блестящей двери, пока молча поднимаемся наверх. На этаже всего две квартиры, его одна из них. Как только он открывает дверь, я с восхищением говорю: «Вау». Стены стеклянные и вид захватывает дух.
— Боже мой! Ты можешь обозревать окрестности через реку на много миль.
Он бросает ключи в металлический контейнер, в виде листьев на серванте, пока я оглядываюсь по сторонам. Эту квартиру можно запросто представлять в дизайнерских журналах. Ни пятнышка, ни царапинки или потертости,нигде, роскошная мебель, подобранная по цвету, одно или два ярких пятна, натертый пол просто блестит, и ваза с фруктами заканчивает весь интерьер на журнальном столике.
— Неужели здесь кто-то живет?
Он странно на меня смотрит.
— Я здесь живу.
— Ну, тогда у тебя должно быть офигенная уборщица.
— Я скажу Марии, как ты про нее выразилась, — с ухмылкой говорит он.
Я глуповато в ответ улыбаюсь.
— Пошли. Я покажу тебе балкон, — говорит он, и мы пересекаем обширное пустое пространство. Наши шаги эхом отдаются в ультра-современной квартире. Он открывает высокие стеклянные двери, и я выхожу наружу.
— Восхитительно, — восклицаю я, глядя на город, купающийся в лучах вечернего солнца.
— Да, не так ли? Когда уже живешь здесь, начинаешь забывать, какой прекрасный вид отсюда открывается.
— Ты такой счастливый, — искренне говорю я.
Его лицо становится непроницаемым.
— Пока еще слишком рано так говорить, — загадочно отвечает он.
— Нет, ты действительно счастливее тех детей, которые живут на мусорных свалках на Филиппинах, и рабов в Китае и Индии, и всех бомжей в Лондоне.
Он смотрит на меня возвышаясь сверху вниз и молчит.Потом убирает пальцем локон моих волос, который ветер бросил мне в лицо, и пробегает вниз по щеке, и я с трудом противостою желанию потереться о его руку, как щенок. Слава Богу, он убирает руку, прежде чем я совершу то, о чем буду вечно жалеть.
— Иногда можно быть более счастливом на свалке, чем во дворце, — говорит он.
— Ты на самом деле веришь в это?
— Я не верю в это, я знаю это. Я вырос в семье, которая была очень бедной, но мы были безумно счастливы. Чертовски счастливы.
Я смотрю ему в глаза. В солнечном свете его глаза, похожи на голубые кристаллы с серебром, зрачки кажутся слишком большими для человека.
— Люди не понимают, что проделывает с ними их состояние. Богатство делает их более насытившимися. Ты покупаешь дом, наполняешь его самым лучшим, потом покупаешь еще один, заполняешь его тоже самым лучшим.Покупаешь яхту, потом самолет, покупаешь виноградник, а затем покупаешь яхту и самолет, но уже побольше. Затем начинаешь коллекционировать роскошные автомобили. И ты никогда не окажешься в том месте, где подумаешь: «Хватит. Зачем еще зарабатывать? Я не потрачу все это за всю свою жизнь, даже если очень постараюсь. Я просто перестану работать, буду отдыхать и наслаждаться всем, что у меня есть». Нет, ты все время будешь подталкивать себя расширять бизнес. Вот почему миллиардеры в свои восемьдесят вкалывают по восемнадцать часов в день.
Я вспоминаю своих родителей. Они бедные, не богатые, но они счастливы в своем маленьком мире, за пределами обыденности. И кроме моей обиды на людей, которые не платят налоги, мне нравится и я люблю свою маленькую, как спичечная коробка,квартирку и свою маленькую жизнь.
— Ты голодна? — спрашивает он вдруг, выдергивая меня из мыслей.
— Ужасно, — признаюсь я.
Он смеется.
— Хорошо. Здесь будет полно еды, причем разной.
Его смех отражается у меня в груди.
— Что у нас имеется? Как насчет, еда на вынос? — интересуется он.
— Я не против.
Его представление о еде на вынос и мое, как два противоположных мира. В моем представлении — это маленькая пицца пепперони с чесночным хлебом, или курица бирьяни и лепешка, или четверть жареной утки и специальная жареная лапша из одного места в радиусе пяти миль с бесплатной доставкой. Его еда на вынос — обед из трех блюд из одного его ресторана.
