Сесиль фон Зигесар - Другие так не умеют
Руфус заглянул в комнату, даже не думая о том, что Дженни вообще-то уже было не пять лет и она вполне могла быть голой или что-нибудь в этом роде. Его непослушные волосы были собраны в хвост с помощью ярко-синего пластикового кулька, в котором по утрам доставляли «Нью-Йорк тайме».
— Может, вам вызвать такси, девчонки? — спросил он с радостной заботливостью.
Дженни видела, что папе до смерти хочется пойти с ними на концерт Дэна, но сегодня у него был ежемесячный семинар для писателей-анархистов — единственное, к чему он относился столь же серьезно, сколь и к воспитанию детей, хотя пока что ему не удалось опубликовать ни строчки из написанного.
— Нет, пап, мы справимся. — Дженни слащаво улыбнулась, как бы предлагая осмелиться и сказать какую-нибудь гадость про ее сексуальные золотые сандалии. — Готова? — спросила она у Элизы.
Элиза нанесла на свои и без того блестящие губы очередной слой столь любимого Дженни блеска для губ «МАК Лед».
— Готова, — отозвалась она.
— Вы выглядите так… — Руфус подергал свою косматую бороду в поисках надлежащего прилагательного. — Взросло, — наконец сказал он.
Ага, только нас никто не спутает с моделями, которые встречаются с рок-звездами, подумала Дженни, глядя на свое отражение в зеркале. Элиза явно переборщила с блеском для губ, а Дженни очень жалела, что ее сандалии «Коре» были какими-то совсем уж плоскими — при ее-то росточке! В конце концов, она же шла на концерт не для того, чтобы посмотреть на Дэна. Она хотела познакомиться с Дамианом Полком и остальными членами группы; и еще она хотела произвести впечатление.
Дженни приподнялась на носочки, а затем опустилась обратно в сандалии.
— Хорошо хоть мы в списке приглашенных, — вздохнула она, — а то б нас точно не впустили.
На самом деле с такой грудью ее пустили бы куда угодно. Но пусть она лучше сама это поймет.
— Какого черта? — поинтересовалась Ванесса. Она не могла понять, как можно было не замечать, их столько лет. Она вывернула голову и снова вгляделась в свое отражение в зеркале над раковиной. Да, так и есть: на затылке за ухом у нее притаились четыре большие коричневые родинки, будто какое-то дурацкое созвездие. Она напоминала девушку из рекламы «Клирасила», которая паникует из-за того, что у нее прямо перед свиданием выскочил прыщик. Но прыщики — это временно. В отличие от родинок. Какая здравомыслящая особа стала бы ходить лысой с такими-то родинками на затылке?
Ванесса рывком выдвинула ящик из-под раковины, пытаясь найти тонирующую мазилку телесного цвета, которую ее сестра Руби, наносила под глаза после бессонных ночей. Она нашла тюбик какой-то дряни под названием «Пикабу», розовее ее естественного цвета кожи, но в принципе сойдет. Она выдавила немного мази на родинки, втерла ее и посмотрела на результат. Теперь казалось, что у нее сыпь от ядовитого плюща — или что у нее просто ядовитая шея. Она хотела было заклеить все это добро пластырем, но у нее не было пластыря достаточной ширины, чтобы скрыть все четыре родинки, да и вообще пластырь только привлек бы внимание к проблемному участку. Она смыла тональный крем и принялась рыться в ящике, отчаянно надеясь найти что-нибудь, что отвлечет Беверли от жутких дефектов на ее затылке.
Как будто мало было того, что после очередного пирсинга у нее до сих пор не зажила верхняя губа. Беверли хватило такта не упоминать об этом, но теперь им предстояло сблизиться, и он вполне мог поинтересоваться, не болит ли эта гнойная язва вокруг серебряного D-образного колечка.
А с чего это Беверли вообще будет рассматривать: ее затылок? Они всего лишь идут вместе на концерт «Рэйвс» — просто потусоваться, чтобы выяснить, смогут ли они ужиться как соседи, а не как любовники, разглядывающие друг другу затылки. И вообще, Беверли — художник. Может, он решит, что ее родинки — клевая тема.
В глубине битком набитого ящика для косметики валялся пробник духов под названием «Уверенность». Название больше подошло бы тампонам или тесту на беременность, но Ванесса все равно открутила черную крышечку флакона и нанесла чуть-чуть духов на запястья и виски. Аромат «Уверенности» был сильным и интимным — может быть, он отвлечет Беверли, и тот не заметит отвратительное образование у нее на затылке. Может, Духи даже окажут магическое воздействие. Она зайдет в клуб, где выступают Дэн и «Рэйвс»; Дэн посинеет от желания, сожаления и безумной ревности; а Беверли тут же примет окончательно решение поселиться с ней. В качестве друга, само собой.
Само собой.
ХРЕНОВО, КОГДА НАСТРОЕНИЕ НЕ ПОДХОДИТ ПОД ПРИКИД
— Ты точно в порядке, чувак? — второй раз спросил Дамиан через запертую дверь туалетной кабинки.
— Да, — отозвался Дэн с другой стороны, изо всех сил надеясь, что Дамиан и остальные члены группы сочтут это его обычным пред концертным состоянием и вернутся к игре в покер и поглощению «Столичной» или чем они там занимаются за кулисами.
— Ну как скажешь. До скорого, — ответил Дамиан. — Клевые шнурки, — добавил он, выходя из туалета.
Сидя на крышке унитаза, Дэн горестно рассматривал свои новые кеды и абсурдно широкие штанины, почти закрывающие их. Вчера он забрел в «555 Соул» на Бродвее в Сохо и позволил продавцу уговорить себя полностью сменить сценический наряд. Широкая желто-черная футболка, маразматически просторные и мешковатые серые штаны с массой затяжных шнурков, пластмассовых фитюлек и карманов, черные тряпичные кеды «Конверс» с желтыми шнурками и кепка цвета хаки в стиле дальнобойщиков с изображением желтого дорожного знака «Уступи дорогу». Кепка держала его непослушные косматые волосы под контролем и открывала выбритый затылок, придавая ему более угрожающий вид, чем он смел надеяться. Если честно, то в новом прикиде он смахивал на укороченного и похудевшего Эминема. Что было совсем не то, чего он добивался.
Никто из членов группы не прокомментировал его новый прикид, когда он появился, но с другой стороны, он просто не дал им времени. Один вид длиннющей очереди перед клубом и сцены, заставленной инструментами и микрофонами, тут же вызвал у него нервный приступ тошноты, и он поспешно ретировался в туалет. С тех пор он не выходил из кабинки.
Ах, был бы у него какой-нибудь талисман на удачу, типа серебряной ременной пряжки ручной работы или ожерелья из акульих зубов (он подозревал, что нечто подобное есть у всех знаменитых рокеров)! Тогда б он надел свое счастливое что-то-там, нервозность бы покинула его, и он выступал бы страстно и развязно, сводя толпу с ума. А так он сидел на крышке унитаза в мужском туалете, кричаще оформленном в ярко-зеленой гамме, и курил свои счастливые «Кэмелы» (штук сорок уже), чувствуя себя все хуже и хуже.
