Адриана Триджани - Королева Великого времени
— Проще говоря, я тебе нравлюсь не так сильно, как ты мне?
— Верно.
Франко обходит стол и приближается ко мне. Я отступаю, думая, что смогу выйти в открытую дверь, но упираюсь спиной в стену.
— Когда-нибудь ты полюбишь меня.
Он подходит вплотную. Я упираюсь руками ему в грудь и отталкиваю его.
— Меня ваша самоуверенность не впечатляет, мистер Цоллерано.
— Значит, еще впечатлит.
Я выбегаю в соседний цех, где грузчики заканчивают свою работу. Прохожу между рядами вешалок, перевожу дыхание. Успокоившись, выглядываю из-за угла: Франко не видно. Должно быть, ушел. Мне становится легче. Я иду к автомату с напитками, беру бутылку содовой, открываю крышку и пью.
— А мне можно глоточек? — в дверях стоит Ренато Ланзара. — Мне сказали, что ты сегодня допоздна. Поздравляю, начальник цеха! — Он подходит ко мне и целует в щеку. — Видел Четти. Она сказала, что ты меня ждала.
— Нет, она не говорила! — Вот я задам Четти, как только она мне попадется.
— Да-да, сказала, что ты скучала по мне каждый день, а она утешала тебя, когда ты проливала целые океаны слез.
— Да я ни разу не плакала! — Господи, как бы мне хотелось сказать ему, что я скучала.
— Странно, а Четти мне по-другому рассказывала, — поддразнивает он и вручает сверток в полосатой оберточной бумаге с бантом. — На, открой.
У меня в руках оказывается шелковый платок с моими инициалами с краю.
— Какая прелесть! Спасибо! — Я гляжу на него и не удерживаюсь, чтобы не подразнить его в ответ: — А ты, конечно, тоже рыдал обо мне круглые сутки?
— Еще бы!
И тут, так же как тогда, на чертовом колесе, он стал целовать меня. Послышался скрип половиц. Мы с Ренато обернулись.
— Простите.
Франко посмотрел на меня с каменным выражением лица, отвернулся и вышел. Но, как ни странно, я не почувствовала себя неловко, наоборот, меня наполняла гордость оттого, что он увидел, как Ренато меня поцеловал. Теперь сам убедился, кого я люблю.
Малышка Ассунта у нас красавица: глазки светло-карие и густые черные волосы. Елена от нее просто без ума, и девочка относится к ней как к матери. Елена старательно заботится о доме Алессандро: моет, убирает, стирает, готовит. Кажется, она нашла свое место в жизни. Никогда прежде не видела ее такой счастливой.
Все свободное от работы время я провожу с Ренато. Мне нравится, как на нас смотрят, когда после ужина мы прогуливаемся по летней Гарибальди-авеню. Ренато знает все тропинки в округе. Мы с ним гуляли по лесу в Поконосе и катались на лодке по реке Делавэр. Он уже окончил колледж и провел год за границей, но все еще не решил, что будет делать дальше. Школе в Розето требуется учитель литературы, но он сказал, что не хочет преподавать.
Сегодня мы поехали на озеро Минеи, неподалеку от Розето. Ренато достает рюкзак из багажника отцовской машины.
— У меня есть для тебя подарок. Ведь чтобы читать, не обязательно ходить в колледж. — Он целует меня и начинает доставать из рюкзака книги: — Начнем с «Ада» Данте, потом прочитаем греческие пьесы: Еврипида, Эсхила, Сократа.
— Я не люблю пьесы.
— Быть не может. — Он снова целует меня. — Куда делась фермерская дочка, готовая умереть ради знаний?
— Пошла работать на фабрику, — едко отвечаю я. — И после рабочего дня она приходит страшно усталая.
Ренато открывает «Ад» Данте.
— Тебе понравится. Тут про веру.
— Думаешь, я обрету веру, если прочитаю?
— Кто знает? — Он передает мне раскрытую книгу.
— Когда-то я хотела знать все, но теперь жизнь стала слишком сложной.
— Так сделай ее проще. Кто это сказал: «Простота, простота, простота?»
— Генри Дэвид Торо в «Уолдене».
— Правильно.
Из Ренато все-таки вышел бы отличный преподаватель. Иногда он говорит совершенно учительским тоном.
— А еще он сказал: «Бойтесь любого начинания, требующего новой одежды». Я вспоминаю его слова каждый раз, когда с фабрики уезжает грузовик, полный наших блузок.
Ренато смеется. Я прячу лицо у него на плече.
— Ты не простая начальница цеха.
— Ага… я еще и твоя девушка. — Я поднимаю на него глаза. — Но ты ведь однажды уедешь? — Ренато крепче прижимает меня к себе, но ничего не отвечает. — Ладно, не хочешь говорить, тогда я скажу: я решила тебя бросить задолго до того, как ты бросишь меня. Я научилась не бояться трудностей и смело с ними бороться. Это умение, которое передается на фабрике от одного начальника цеха к другому вот уже много-много лет, с тех пор как была сшита первая блузка.
Ренато смеется. Для меня во всем мире нет звука приятнее, чем его смех. Когда я с ним, и мы счастливы, и кажется, что в мире нет ничего невозможного, — именно в эти моменты я больше всего боюсь его потерять. Меня пронизывает страх, от которого невозможно избавиться даже в этот солнечный летний день.
Я возвращаюсь домой вечером после работы. Меня встречает Елена:
— Нелла, у меня плохие новости. Сегодня умер отец Ренато.
— Я же видела его только вчера! — не могу я поверить своим ушам.
— Он умер мгновенно от инфаркта.
Не раздумывая отправляюсь в дом Ренато на Гарибальди-авеню. На крыльце собрались люди. Я здороваюсь и прохожу внутрь. Меня потрясает чистота в доме. Мать Ренато умерла много лет назад, и у него нет ни братьев, ни сестер, так что долгие годы они жили с отцом вдвоем, и тем не менее все кастрюли начищены, а на подоконниках стоят горшки с цветами. Ренато оказался в кухне.
— Ренато, это такое горе, что твой отец…
Он обнимает меня:
— Я был с ним. — У него в глазах стоят слезы. — Я благодарю Бога, что успел проститься.
Почти весь город собрался на похороны Николы Ланзары. Ренато произнес панегирик, такой трогательный, что даже те, кто при жизни не слишком хорошо знал старшего Ланзару, почувствовали себя ближе к нему. Я вместе с Ренато провела ночь у гроба его отца и сидела рядом с ним на похоронах.
Пока Ренато прощался на крыльце со своими родственниками из Филадельфии, я убрала со стола посуду. Соседи помогли приготовить обед, а Ренато вел себя как настоящий джентльмен и так ухаживал за своими гостями, как будто они были приглашены на пир, а не на похороны.
— Хватит хлопотать, отдохни, — говорит Ренато, входя в кухню.
— Зачем? Я с удовольствием все уберу.
Я подхожу к нему, обнимаю, и он начинает плакать. Он плачет все горше, а я все крепче его к себе прижимаю.
— Мне уже его не хватает, — говорит Ренато. — Я очень его любил.
— Я знаю. И он это знал.
— Теперь я остался совсем один. — Ренато отворачивается.
