Софи Кинселла - Брачная ночь
– Что ж, попробую догадаться, в чем дело, – говорю я мягко. – Ты наконец понял, что я права. Это было очень нелегко, но ты все-таки осознал сложность и двусмысленность собственного положения. Ты, наверное, спросил себя, что ты тут делаешь и какого черта ты с маниакальным упорством разыскиваешь Бена, чтобы отдать ему на подпись важные документы, тогда как сам Бен только и делает, что предает все, что тебе дорого. Возможно, эта мысль помогла тебе взглянуть на собственную жизнь под иным углом, и ты решил, что должен что-то в ней изменить… – Я некоторое время молчу, потом добавляю: – Хотя, возможно, ты просто жалеешь, что не захватил с собой плавки.
И снова мы долго молчим. На щеке Лоркана дергается мускул, и я исполняюсь недобрых предчувствий. Не слишком ли далеко я зашла? В конце концов, мужчины не любят, когда им говорят правду, предпочитая доходить до всего «собственным умом».
– Ну да, кое-что ты угадала верно, – признает он наконец. – Кое-что, но не все… – Он делает шаг вперед, и набежавшая волна разбивается о его колени солеными брызгами. – Я еще никогда не встречал человека, который бы так хорошо меня понимал, понимал, что со мной происходит. И никогда общение с другим человеком не требовало от меня столь значительных душевных усилий. Ты была права насчет Бена, и вообще насчет всего. Ты была права даже насчет моего фото на сайте… Я специально зашел в Интернет, чтобы взглянуть на него еще раз, и знаешь, что я понял? Этот снимок и впрямь не слишком удачный. Он как будто говорит каждому, кто его увидит: «Ну, и кто ты такой? Что тебе здесь нужно? У меня нет времени заниматься ерундой!»
Тут я невольно улыбаюсь: Лоркан-таки признал мою правоту, но до полной капитуляции еще далеко. Это я тоже хорошо понимаю.
– И еще в одном ты права, – добавляет Лоркан, и выражение его лица становится жестче. – «Дюпри Сандерс» действительно мне не принадлежит. Пусть мне иногда и хочется, чтобы это было не так, однако факт остается фактом, и с этим ничего не поделаешь. Это фирма Бена, и если он хочет ее продать – пусть продает. Это его дело. Правда, Жернаков свернет производство уже через полгода, а может быть, и раньше, но… что будет, то будет. В конце концов, ничто не может существовать вечно.
– Разве тебе не будет обидно, если это случится? – не выдерживаю я. – Ведь ты так много вложил в развитие фирмы, ты с ней до некоторой степени сроднился…
– Может быть, – серьезно соглашается он. – И даже – скорее всего. Сначала мне, конечно, будет очень горько, но и горечь со временем выветривается, а обида – ослабевает. Я верю в это, потому что ничего другого мне просто не остается. Нам обоим приходится в это верить, не так ли?
Он глядит мне в глаза, и я ощущаю, как меня охватывает сочувствие к этому человеку. Ведь если хорошо понимаешь кого-то, невольно начинаешь ему сопереживать, что, впрочем, не всегда легко с эмоциональной точки зрения.
– И только в одном ты ошиблась, – говорит Лоркан неожиданно бодрым тоном. – Я рад, что не захватил с собой плавки.
С этими словами он снимает пиджак и швыряет его на берег. Пиджак, разумеется, не долетает, он падает в воду и качается на волнах, разбросав рукава. Еще немного, и он пойдет ко дну, однако Ной с радостным визгом уже бросается ему на выручку, а поскольку у берега совсем неглубоко, я не сомневаюсь, что спасательная операция пройдет успешно. И действительно, не проходит и пары минут, как пиджак уже спасен. Ной поднимает его на вытянутых руках.
– Вот! Поймал! – говорит он с гордостью, и я начинаю подозревать, что это была не спасательная, а охотничья операция. Что-то вроде охоты на китов или, может быть, даже на гигантских электрических скатов.
Между тем Лоркан снимает сначала один ботинок, потом другой. Их он также бросает вслед пиджаку, но поскольку руки у Ноя заняты, он действует уже не так успешно.
– Дядя Лоркан, они утонули! Твои ботинки утонули! – кричит сын.
– Что же ты стоишь? – отзываюсь я. – Ныряй скорее! Если ты настоящий Супермен, ты еще успеешь их спасти. Вытаскивай их на берег; когда будет время, мы сделаем им искусственное дыхание.
– Почему не сразу? – заинтересованно спрашивает сын. Я все-таки сумела озадачить его своим «искусственным дыханием».
– Потому что сейчас мы с дядей Лорканом будем купаться в трусиках, – говорю я и хихикаю.
– В трусиках, в трусиках! – радостно вопит Ной.
– Ага. – Лоркан подмигивает ему. – Ничего другого нам просто не остается, не так ли, малыш?
28. Лотти
Я смотрю на берег, но вижу только крошечные фигурки купальщиков, пляшущие в волнах. Солнце опустилось уже достаточно низко, и на песок пляжа ложатся длинные тени. Визжат и смеются дети, обнимаются парочки, взлетает над сеткой волейбольный мяч. И чем дольше я смотрю, тем сильнее мне хочется быть одним из этих простых людей с их простыми радостями, которые могут спокойно наслаждаться отдыхом, не испытывая необходимости что-то срочно сделать со своей жизнью. Увы, свалившиеся на меня проблемы не дают мне покоя – я просто не могу не думать о том, как быть. Мой скоропостижный брак, эгоистичный и эгоцентричный муж-бабник, а также последствия еще нескольких поспешно принятых решений – вот с чем мне приходится иметь дело. Я хорошо понимаю, насколько сложны свалившиеся на меня проблемы, вот только как их решать, я не имею ни малейшего представления.
Роскошную красавицу-яхту я возненавидела едва ли не с той самой минуты, когда мы поднялись на борт. Уж поверьте мне на́ слово – нет ничего ужаснее, чем яхта миллиардера. Вокруг слишком много светлого полированного дерева, белой кожи и хрусталя, так что постоянно боишься что-нибудь поцарапать, испачкать или разбить, и поэтому я чувствую излишнюю скованность, которая, в свою очередь, порождает неуверенность и чувство унижения. Очень неприятно, знаете ли, ощущать себя в положении бедной родственницы, которую пригласили на прием к Рокфеллерам. Кроме того, взгляд, которым при знакомстве окинул меня Жернаков, яснее ясного говорил, что я вряд ли подойду ему в качестве очередной по счету жены, поэтому мне с самого начала пришлось довольствоваться обществом двух «спутниц» олигарха – длинноногих блондинок с такими большими силиконовыми грудями и накачанными ботоксом губами, что обе напомнили мне надувные детские игрушки. Лично я никогда не испытывала никакого предубеждения к блондинкам, однако сейчас я начинаю склоняться к мысли, что широко распространенное мнение об ограниченности их интеллектуальных возможностей не лишено оснований. Не исключено, правда, что все дело в языковом барьере, поскольку обе дамы – русские и не слишком хорошо владеют английским языком. Как бы там ни было, за все время я не услышала от них ничего умнее вопроса о том, компакт-пудрой какого модного дизайнера я пользуюсь.
