Ирина Лазарева - Звезды над озером
Мне стоит огромного труда уговорить Женю уйти. Он скрипит зубами и рвется в бой, но мне удается его убедить, пустив в ход всю женскую хитрость, на какую я способна.
Я огибаю площадь и иду по тенистой улице Абовяна к кинотеатру «Москва», как предписал мне Даниил. Скоро вижу и его самого. Прежде всего бросается в глаза до отвращения знакомая, нахально ухмыляющаяся физиономия.
— Зайдем, — делает он приглашающий жест в сторону кинотеатра. — Здесь можно уютно посидеть на первом этаже в тишине и прохладе. Проблемы легче решать в спокойной обстановке.
Не то у меня состояние, чтобы ему возражать, главное сейчас докопаться до сути данного свидания.
— Что будешь пить? — продолжает преувеличенно любезничать Даниил, усаживаясь за стол. — Заказывай все, что пожелаешь. Мне хочется сделать для тебя что-нибудь приятное по старой памяти.
— И поэтому ты украл тетради моей бабушки? Уважил не только меня, но и старого человека. У тебя вообще совесть имеется — хотя бы в виде рудимента?
— А зачем она мне? С совестью нынче жить совсем неудобно, себе во вред. И вот что, Катюха, давай обойдемся без пафосных фраз. Ты сама поначалу со своим избранником не церемонилась, покуда с ним не свалялась, и тогда между вами сразу возникло большое и светлое. — Последние слова он произносит с гнусной издевкой. Мне хочется его убить, но приходится терпеть. А тот, чувствуя себя хозяином положения, продолжает: — И помыслы твои стали чисты, цели возвышенны. Ты, кажется, прониклась идеей написать романтическое эссе о войне. Восславить героев, так сказать, воспеть справедливую борьбу советского народа против немецко-фашистских захватчиков!..
— Не кривляйся. Именно это я и сделаю. Тебе мое эссе помешает жить?
— Упаси бог! Пиши что хочешь. Сейчас все в ход идет, в том числе игра на патриотизме и славном прошлом наших предков.
— Ты говори за себя. У меня есть записи бабушки, невыдуманные рассказы, то, что она пережила в годы войны. Для нее война началась в девятнадцать лет. Тебе незачем читать ее записи, ты в них ничего не поймешь, для этого надо быть другим человеком. Что ты мне пытаешься доказать? Твой цинизм отвратителен! Это сейчас вы посмеиваетесь и все обесцениваете, а бросить бы вас в ту мясорубку, вмиг бы обделались, забились бы в щели, как тараканы, либо сами оказались предательскими гнидами. Аналитики хреновы! Я буду писать о конкретных людях, так, как все было на самом деле. Верни мне дневники!
Данька насмешливо кривится:
— Разве я сказал, что они у меня? Мне просто хотелось тебя увидеть, посидеть вот так, по-дружески, поговорить о работе, если угодно.
— О чем? — обалдеваю я.
— Меня заинтересовала военная тема. Опыта у тебя пока маловато, а материал, судя по твоим рассказам, богатый. Я предлагаю писать вместе большой цикл статей, создать обширное документальное полотно в нескольких номерах. Что скажешь?
Язык у меня, по правде сказать, отнимается, что в данную минуту наиболее правильная реакция. Лучше смолчать и обдумать скрытый смысл Данькиного предложения. Но тут он сам выдает фразу, которая все ставит на свои места.
Пока я таращусь на его впалые щеки с модной небритостью, обрамленные спутанными патлами, — он наверняка так и остался в уверенности, что имеет вид раскрепощенного художника, — Даниил придвигается ко мне, обнимает рукой за плечи и лезет своей щетиной мне в лицо.
— Вернись ко мне, — говорит он таким тоном, словно решил меня облагодетельствовать. На самом деле это маска. Как я понимаю, до просьбы он не опустится.
Я совершаю прыжок в сторону верхом на стуле, как на бодливой корове. Сидящие вокруг молодые люди смотрят в нашу сторону. Здесь не принято выставлять напоказ свои отношения, это вам не Питер или Москва, где народ ко всему привык и мало на что реагирует.
— Ты одолел тысячи километров, чтобы сказать мне это? — перехожу на яростный шепот. — Лучше объясни честно, зачем ты сюда приперся!
— Я приперся сюда за тобой, — вдруг переходит он на серьезный тон, и тут я пугаюсь не на шутку: гораздо спокойнее, когда он ерничает. — Хочу признаться: я терпеливо пережидал нашу размолвку, пока не увидел тебя с этим типом. Я надеялся, ты перебесишься, поиграешь в независимость, потом дурь пройдет и мы помиримся. Просто хотел дать тебе время. Но ты использовала его не по назначению.
Вот как! Значит, все это время я была подопытным кроликом, причем глупее, чем самый глупый кроль. Прыгала себе, щипала травку, не подозревая о нежных чувствах бывшего возлюбленного.
Впрочем, никогда не наблюдала их наличия. Даниил относится к категории мужчин, которые признают отношения по принципу «женщина вокруг меня». На мою беду, в самом начале нашего знакомства он сколотил рок-группу и ощущал себя никак не ниже Мэттью Беллами из Muse, ожидая немедленной заслуженной славы, но она, злодейка, все не приходила.
Два года я терпела его капризы, истерики, творческие искания, депрессии и маргинальные выходки. Мне надо было понимать его, поддерживать, служить жилеткой для слез и соплей, утиркой для пьяной блевотины, при всем том восторгаться его самобытной индивидуальностью. Кончилось тем, что я треснула дверью, сопроводив свой уход весьма грубыми выражениями. Любовь зла, но я еще злее. Пусть кто-нибудь другой оценит эту сложную натуру, а мне собственная жизнь дорога.
С карьерой рок-звезды Даниил все-таки покончил, не добился ничего на поприще музыки и образумился, но, как сейчас выясняется, меня он не оставил в прошлой жизни.
— Даня, ты в своем уме? У тебя, оказывается, роковая любовь? Хорошо, допустим, тогда к чему этот маскарад с «Валерой», дневники бабушки, разве не мог ты поговорить со мной дома?
— А я пытался, вспомни, но ты фыркала и язвила на каждое мое слово, не шла на серьезный разговор. Зато сейчас выслушаешь, деваться тебе некуда.
Он прав, чтоб мне сгореть! Я постоянно избегала его — поначалу из опасения, что всколыхнутся еще не до конца остывшие чувства, а позже — по той простой причине, что он стал мне совершенно неинтересен, если не считать раздражения: он служил напоминанием моей глупости.
Пока меня одолевают сожаления о собственной недальновидности, Данька вынимает из кармана бумажник, открывает его и будто в задумчивости изучает что-то внутри:
— Не понимаю, что ты нашла в этих ископаемых артефактах? Какой смысл постоянно стенать о давно прошедшей войне?
Я наклоняюсь в его сторону с нехорошим предчувствием, силясь заглянуть краем глаза на предмет исследования, и вижу старую фотографию, ту самую, из Жениного альбома; он привез ее в подарок бабушке, а та вложила ее сразу в одну из тетрадей. Теперь-то мы знаем, кто, помимо моего деда, запечатлен на снимке, — это Алексей Вересов и красавица Ариадна Лежнёва. Блеклость фотографии, военная гимнастерка и пилотка не могут умалить цветущей красоты молодой женщины.
