Ирина Лазарева - Звезды над озером
Канонерские лодки, тральщики, «морские охотники», торпедные и бронекатера вместе с авиацией преследовали врага весь день до темноты и уничтожили большую часть флотилии противника.
Алексея Вересова, который до сих пор умуд рялся выходить невредимым из морских сражений, на этот раз ранило в ногу осколком снаряда. В пылу битвы он, превозмогая боль, продолжал командовать кораблем и лишь вечером, по возвращении в порт, позволил отправить себя в госпиталь.
От усталости, а возможно, и от потери крови он уснул прямо на носилках. Лежнёва, неожиданно для себя увидев, как Алексея выносят из санитарной машины без кровинки в лице и с закрытыми глазами, сама смертельно побледнела и на время потеряла способность двигаться, чем вызвала недоумение своих коллег. Выяснив, что жизни Вересова ничто не угрожает, она проявила агрессивную деловитость, уложив его в процедурной, поскольку операционная была занята — слишком много было в тот день раненых. Предварительно изгнав медперсонал из помещения, она собственноручно разрезала на нем высокий сапог, мокрый от крови, отчего он проснулся и увидел перед собой сосредоточенное лицо в роговых очках.
Пользуясь тем, что она еще не обнаружила его пробуждения, он смотрел на женщину, которая, каждый раз умирая от блаженства в его объятиях Ариадной, неизменно воскресала Ариадной Сергеевной. С непостижимым упорством она продолжала держать предусмотренную ею дистанцию и, по всем признакам, сокращать ее не собиралась. Выходило это у нее настолько естественно, что он даже не мог заподозрить ее в кокетстве или изобретении своеобразного метода обольщения, на какие часто пускаются женщины. Эта пикантная ситуация могла бы его позабавить, если бы он не чувствовал, что за ее душевной неприступностью скрывается чуткая ранимость и какой-то глубоко укоренившийся страх.
— Что у вас за страсть меня раздевать, доктор? — спросил Алексей.
Она махнула в его сторону дремучими ресницами и сообщила ядовитым тоном:
— Не хочу, чтобы это делали другие.
— Вы испортили мои лучшие сапоги. Вы постоянно наносите ущерб моему обмундированию.
— Помолчите, Алексей Иванович. Сейчас вам будет больно. Надо обработать рану.
— Ай! Нельзя ли полегче? Сознайтесь, что вы это нарочно.
— Терпите, придется наложить швы.
— Позовите, по крайней мере, на помощь медсестру.
— Размечтались! Чтобы вы строили ей глазки? Оставьте всякую надежду — ни одна медсестра к вам близко не подойдет. И учтите, что посетительниц женского пола я к вам тоже не допущу.
— Мне достаточно посещений моего друга. Надеюсь, ему вы позволите меня навещать?
— Какая трогательная привязанность! Вы с ним, конечно, обсуждаете женщин, с которыми спите?
— Странное предположение! Ни он, ни я не нуждаемся в такой дешевой браваде. Что с тобой, Ариадна? — Он приподнялся на локте, глядя на нее помрачневшим взглядом. — Это уже не шутки. Неужели ты так плохо думаешь обо мне?
— Нет больших сплетников, чем мужчины! — выпалила она с упрямым выражением лица.
— Ариадна, остановись, ты оскорбляешь не только меня, но и моего друга!
— Ха-ха! Всем известно, что такое мужская дружба. Это совместные попойки, выгодное сообщничество и беготня за женщинами!
Алексей откинулся на спину и жестко произнес:
— Лейтенант Лежнёва, я отказываюсь от вашей помощи. Пришлите ко мне другого врача.
— Вот как! С удовольствием! Я позабочусь о том, чтобы вы не попали в мою палату! — выкрикнула она с надрывом в голосе и вышла, оглушительно хлопнув дверью.
У Алексея внезапно зашлось сердце, нога нестерпимо заныла, боль отдалась в груди, он застонал, и вошедшая на смену Лежнёвой медсестра заботливо справилась о его самочувствии.
Глава 5
2008 год
Нам удалось напасть на след Даниила. Аршак и его расторопные друзья успели побывать в гостиницах, которых в Ереване не так уж и много. Странно, что Данька сразу не уехал с добычей; этому может быть несколько объяснений. Первое, самое правдоподобное, — он будет отрицать кражу. Уличить же его возможно, только обыскав номер и его вещи. Официально это сделать не получится — никакая милиция нам не поможет, ведь речь идет всего лишь о старых тетрадях.
Парни решают по очереди дежурить у гостиницы «Мариотт», расположенной на площади Республики, — именно в ней остановился Даниил. Караулить объект легко: прямо у парадного входа расставлены столики открытого кафе, можно сидеть, потягивая какой-нибудь напиток; единственная предосторожность — мне ему в глаза лучше не бросаться, а то устроит провокацию. Данька в этом деле сообразительный и изворотливый, так же как в журналистике, запросто может скомпрометировать человека, а потом, в случае претензий, себя же с поразительной ловкостью выставит пострадавшей стороной.
Мы с Женей отходим недалеко, на «Бульвар Фонтанов», где журчат одновременно более двух тысяч струй, создавая свежесть и прохладу в близлежащем пространстве. Над городом, доживающим третий миллениум, опять висит древняя жара, и на бульваре у фонтанов люди нередко сидят всю ночь. Отсюда хорошо видна площадь с главным поющим фонтаном и стоящими вкруговую зданиями, украшенными искусными барельефами на национальную тему. Одно из них, ближайшее, и есть гостиница «Мариотт».
Нам надо дождаться звонка от Аршака, он дал мне свой телефон, но вместо этого звонит мой собственный с московским номером, и на дисплее вырисовывается… Данькин номер!
Начинаю плавиться от злости. На мои звонки вражина не отвечал, да и вообще, видимо, меня заблокировал, а сейчас сам звонит. Ох, неспроста это, чует мое сердце.
— У тебя еще хватает наглости мне звонить? — спрашиваю в трубку без предисловий.
— Приходится, дорогая. Прежде всего, отзови свою группу поддержки, — язвит Данька в ответ. — Я давно просчитал всю вашу гопкомпанию. Зря тратите время, все равно ничего не докажете.
— Зачем ты делаешь это?
Дальше все хуже и хуже: Даниил предлагает отправить Женю к моим защитникам, чтобы сам он мог без помех и свидетелей обсудить со мной создавшуюся ситуацию. А если я откажусь, гнусит Данька мне в ухо, то он побеседует с Евгением и опишет ему массу любопытных подробностей из частной жизни Кати Полуяновой.
— Что он говорит? — нетерпеливо спрашивает Женя.
Я делаю счастливое лицо и заверяю, что все прекрасно. Даньке обещаю перезвонить через десять минут. Начинаю лихорадочно соображать, под каким предлогом спровадить Женю. Допускать к нему Даниила нельзя, здесь возможны только два исхода: либо Женя его прибьет, что чревато для всех нас тяжелыми осложнениями, либо Данька успеет наговорить ему кучу мерзостей, и тогда последствия я вообще не берусь предсказывать — в первую очередь для себя самой.
