Грэм Грин - Выигрыш
– Но вы ведь хорошо должны знать, что я пью только «Гордене», – отрезал я и заставил его унести заказ назад.
Он снова принес два мартини и положил в них лимонные дольки. Я взорвался:
– Черт возьми! Сколько же раз нужно сходить в ваш бар, чтобы вы наконец-то изучили вкусы своих постоянных клиентов?
– Прошу прощения, сэр. Я работаю здесь только второй день.
Я заметил, как сжались губы у Кэри. Конечно же, я был не прав, но я слишком много времени провел в казино, я, наконец, устал, нервы у меня начали сдавать, и она могла бы уже понять, что я не из тех людей, которые позволяют себе грубить официантам.
– Кто бы мог подумать, – заметила она, – что еще неделю назад мы не позволяли себе сказать официанту лишнего слова, когда он приносил нам счет!
Когда мы пришли обедать, возникла небольшая задержка с нашим столом на террасе: мы пришли раньше, чем обычно, но, как я объяснил Кэри, мы постоянные клиенты, и можно было бы проявить к нам хоть немного внимания, чтобы мы были довольны. Но на этот раз я сдержался и не дал воли своему гневу…
Обычно Кэри предпочитала, чтобы я сам делал заказ, поэтому я спокойно взял меню и начал заказывать обед.
– Икра, – сказал я.
– Одна порция, – уточнила Кэри.
– А тебе что взять? Может, копченую семгу?
– Заказывай только себе, – отрезала Кэри.
Я заказал мясо, поджаренное в эстрагоне, сыр «Рокфор» и землянику. На этот раз пришло время и для бутылки «Груад Ляроз» 1934 года (мой урок насчет температуры вина, видно, дал свои плоды). Я откинулся в кресле, чувствуя себя довольным и спокойным: моя ссора с официантом уже была забыта, и я знал, что вел себя теперь за столом подчеркнуто вежливо и скромно, – пока не принесли мой заказ.
– А мадам? – поинтересовался официант.
– Булочка с маслом и чашечка кофе, – попросила Кэри.
– Но, возможно, мадам захочет…
Она одарила его обаятельнейшей улыбкой, будто хотела загладить мою прошлую грубость.
– Только булочка с маслом, пожалуйста, – повторила она. – Я не голодна. Просто чтобы поддержать компанию.
Я со злостью сказал:
– В таком случае я отказываюсь…
Но официант уже отошел от стола.
– Зачем ты это сделала?
– А что случилось, милый?
– Ты все прекрасно понимаешь. Ты позволила мне заказать…
– Но, право же, милый, я совсем не хочу есть. Мне просто захотелось сделать ему приятное, вот и все. Я сегодня немного сентиментальная. Булочка с маслом напоминает мне о тех днях, когда мы не были богатыми. Разве ты не помнишь то маленькое кафе на нижней площадке лестницы?
– Ты издеваешься надо мной?
– Нисколько, милый. Разве тебе неприятно вспоминать о тех днях?
– Те дни, те дни… Почему же ты не вспоминаешь последнюю неделю, о том, как ты боялась послать кого-нибудь в прачечную, как мы не могли даже купить английскую газету – ты ведь не читаешь по-французски…
– А разве ты не помнишь, какой ты был беззаботный, когда отдал те пять франков нищему? Кстати, это напомнило мне…
– О чем?
– Я что-то нигде не вижу того голодного молодого человека.
– По-моему, наш пляж он не посещает.
Мне принесли икру и водку. Официант спросил:
– Может быть, мадам угодно, чтобы я принес ей кофе сразу же?
– Нет, не нужно. Спасибо. Я хотела бы потихоньку пить свой кофе, пока месье будет есть…
– Мясо в эстрагоне, мадам.
Никогда еще икра не казалась мне невкусной. Кэри внимательно следила за каждым моим движением. Наклонившись вперед, она оперлась подбородком о руку, что, по ее мнению, должно быть, означало, какая она верная и преданная жена.
Поджаренный хлеб нахально хрустел в тишине, но я решил, что не уступлю. И следующее блюдо я съел методично до самого конца, сделав вид, что не обращаю внимания на то, как она с трудом глотает сухую булочку. Кэри, вероятно, также не получала никакого наслаждения от еды.
– Принесите еще чашечку кофе, – сказала она официанту, – чтобы я смогла составить компанию мужу, пока он будет есть землянику. Может быть, ты закажешь себе еще полбутылочки шампанского, милый?
– Нет. Если я еще хоть немного выпью, то потеряю над собой контроль.
– Милый, может, я что-то не так сказала? Может, ты не хочешь, чтобы я напоминала о тех днях, когда мы с тобой были бедные и счастливые? В конце концов, если бы я выходила за тебя замуж теперь, то можно было бы подумать, что я зарюсь на твои деньги. Знаешь, ты был таким щедрым, когда дал мне пятьсот франков на рулетку, помнишь? Ты так серьезно наблюдал, как крутится колесо рулетки…
– А разве теперь я не серьезный?
– Теперь ты не наблюдаешь за тем, как крутится колесо рулетки. Ты уткнулся в свои бумаги и подсчеты. Милый, мы ведь теперь отдыхаем!
– Мы бы отдыхали как следует, если бы приехал Друтер.
– Мы же можем и теперь пойти куда хотим. Давай обсудим наши планы – может быть, сходим куда-нибудь.
– Только не завтра. Понимаешь, согласно моим подсчетам завтра цикл моих проигрышей должен достигнуть апогея. Конечно, чтобы уменьшить потери, я буду делать ставки только по тысяче франков.
– Тогда послезавтра…
– Именно послезавтра я собираюсь отыграть свой предыдущий проигрыш вдвое. Если ты уже выпила кофе, пора собираться на балет.
– Что-то голова разболелась, не хочется никуда идти.
– Еще бы ей не разболеться, если, кроме булочек, ты ничего не ела.
– Помнишь, как я днями ела одни булочки, но голова у меня тогда не болела.
Она поднялась из-за стола и подчеркнуто медленно сказала:
– Потому что тогда я была в тебя влюблена.
Я отказался от дальнейшего спора и отправился на балет один.
Я не могу теперь припомнить, какой был тогда спектакль. В тот вечер моя голова была занята совсем другим. Я должен был завтра проиграть, чтобы на следующий день выиграть, иначе моя система потерпит крах. Весь этот прекрасно разработанный план игры оказался бы всего лишь рядом случайных удач, который, согласно теории вероятностей, выпадает только раз на тысячу столетий, – это то же самое, что посадить за пишущие машинки тысячу трудолюбивых обезьян и ждать, когда эти обезьяны случайно, на протяжении столетий, напечатают в конце концов произведения Шекспира. В тот вечер балерина казалась мне одновременно и женщиной, и шариком, прыгающим по колесу рулетки: когда она сделала последнее на и вышла на поклоны на фоне занавеса, мне показалось, она вышла, чтобы победно остановиться на «нуле», крупье сгреб все фишки лопаткою за кулисы, а в зале остались двухсотфранковые – за дешевые места и более крупные фишки – за места в партере – они все смешались в одну кучу.
Я вышел на террасу, чтобы остудить голову. Именно тут мы стояли в первую ночь, выискивая глазами «Чайку». Мне стало жаль, что Кэри нет рядом, и я чуть было не пошел в отель, чтобы согласиться со всем, что она мне сказала.
