Катажина Михаляк - Ягодное лето
Вытирая тыльной стороной ладони слезы, расстроенная, она побежала в денник к Бинго. Положила ему на спину седло и, надевая ему упряжь, приговаривала-шептала: «Давай, Бингуша, миленький мой, унеси меня из этого гадкого места подальше». И Бинго понес ее в направлении к лесу по широкому, просторному лугу…
Провожали ее внимательные глаза пани Жозефины.
Во время двухчасовой прогулки по полям и лугам Габриэла испытала целую бурю разнообразных эмоций: от внутреннего бунта (как она смеет меня шантажировать! нужно освободить Павла!) через печаль (до чего паршивый этот мир, человек вон пса от смерти спасает, а ему в ответ такое…) к неохотному признания правоты Марты (да, сейчас все-таки не Средневековье и даже не коммунизм, просто так людей прав не лишают…).
И Габриэла поверила бы. Поверила бы и старалась бы держаться от Павла на как можно более дальнем расстоянии, если бы всего два дня спустя не произошло кое-что, что совершенно изменило порядок вещей…
Неизвестно, кто напугал коней.
Спокойно пасущийся до этого момента табун моментально охватила паника. Животные бросились бежать, инстинктивно двигаясь в направлении конюшен. Павел первым услышал нарастающий топот конских копыт. Он поднял глаза от охапки сена, которое как раз разгружал с прицепа, прикрыл глаза от палящего солнца ладонью и в ту же секунду все понял: прямо на него надвигался табун перепуганных лошадей. Смертельно опасных для каждого, кто встанет у них на пути.
К счастью, он мог спрятаться за прицепом.
И тут кровь отлила от его лица.
Посреди двора, с наушниками в ушах, махала метлой Габриэла. От несущихся коней ее отделяли считаные секунды. Она не слышала и не видела надвигающейся опасности.
Павел побежал к девушке, отчаянно размахивая руками, но – ушедшая в себя, оторванная от действительности, она его не замечала.
Кони были все ближе.
И вдруг из горла молодого мужчины вырвался не то рев, не то крик:
– Аааааабиииии!
После шестнадцати лет полного молчания гортань слушаться не хотела, но он продолжал кричать:
– Аааааабиииииэлааааа!
Она подняла голову, когда он был уже в паре шагов от нее.
Одновременно с первыми лошадьми.
Перед лицом надвигающейся неминуемой смерти она замерла и окаменела.
В следующую секунду Павел прыгнул и оттолкнул Габриэлу, спасая ее от несущихся животных.
Поначалу она только тихо скулила, вжав голову в плечи и закрывая ее руками. Повсюду – сзади, справа, слева – стучали конские копыта. Раздавались дикие крики и ржание, клубы пыли летели из-под копыт, пыль лезла в глаза, в ноздри, в рот.
Габриэла подняла голову. Обернулась – и закричала от ужаса.
Там, между конскими копытами, мелькало светлое пятно.
Павел.
Павел остался там, в самом центре взбесившегося табуна…
Словно вихрь пронесся табун, а потом животные вставали как вкопанные перед дверями и, уже успокоившись, спокойно и неторопливо расходились по своим денникам.
Габриэла встала, опираясь ладонями, и через минуту опустилась на колени перед неподвижным телом парня.
– Павел… Павлик! – шептала она, пытаясь взвалить его на плечи, но он был слишком тяжелый.
Она подползла к его голове, повернула его лицо так, чтобы ему было легче дышать. Вытерла ладонью кровь, ручьем стекающую на закрытые веки.
Откуда-то сзади раздавались крики конюшенных, Габриэла слышала высокий голос Марты и звуки нарастающей паники, но все это проходило как бы мимо нее, никак ее не трогая. Перед глазами у нее проносились картины того, что произошло здесь пару минут назад: Павел, бегущий в ее сторону, взбешенные кони, падение и… страх. Стук копыт и отчаянный крик:
– Ааааааааби! Ааааааабиэлаааааа!
– Павел! – она звала его без конца, повторяла его имя как заклинание, когда его поднимали и несли. И тогда, когда две кареты «Скорой помощи» отъехали от Букового Дворика, а она все стояла у ворот, глядя им вслед и чувствуя сосущую пустоту в сердце.
– Пойдем, Габрыся, – кто-то мягко и бережно обнял ее. – У тебя рука повреждена.
Она опустила глаза на ладонь, перепачканную кровью, и первая судорога дрожи пробежала по ее телу. А через минуту она дрожала вся, с ног до головы – от шока и бессилия.
– Так, милая, выпей-ка, – к ее губам поднесли бутылочку с чем-то горьким и остро пахнущим. Она с трудом смогла глотнуть, зубы ее стучали о стекло. – Еще немножко. Это тебе поможет. Пей, Габуся…
У Марты срывался голос.
В конюшнях часто случаются несчастные случаи. Лошади – это животные с интеллектом маленького ребенка. За них думает человек. А если не думает – тогда случаются трагедии: кого-то затоптали, кто-то упал, кого-то копытом ударили… Но чтобы вот такое, как сегодня… чтобы сразу двое пострадавших – раненых, слава Богу, только раненых! – о таком Марта не слышала. Ведь она всегда была так предусмотрительна и осторожна, у нее в Буковом Дворике никогда не случалось ничего плохого – парочка маленьких неприятностей и одна сломанная нога, и все!
А сейчас она гладила запыленные, влажные от пота волосы своей подопечной, которая впала в странное состояние то ли сна, то ли бодрствования, то и дело вздрагивая всем телом. Время от времени Марта нервно взглядывала на мобильный телефон. Конюшенные и пани Маня, кухарка, сидели вокруг стола, тоже взглядом заклиная телефон.
Это ожидание было просто невыносимым!
– Господи, да скажите же что-нибудь! – выкрикнула она наконец.
Все что угодно – только бы не было этого гробового молчания.
– Зенек возил сено, лопнуло колесо – громкий звук и напугал коней.
Марта покивала головой.
Такой пустяк, такое вот дерьмо: лопнуло колесо. Если бы это случилось на пару сотен метров дальше, лошади бы только повели ушами…
По щекам этой железной женщины впервые потекли слезы.
– Эй, эй, босс!
Обеспокоенный Янек встал и нерешительно потрепал ее по плечу.
Она вытерла глаза, вытерла нос. Подняла ладонь в знак того, что с ней все в порядке.
– Кто-то должен позвонить пани Стефании. Еще чуть-чуть – и она начнет волноваться, что Габи до сих пор не вернулась. Я не могу. Я жду звонка из больницы с минуты на минуту.
Янек взял свой телефон и вышел с ним из комнаты. Но пока он набирал номер тетки Габрыси, зазвонил телефон Марты, и он тут же вернулся в комнату, с волнением вглядываясь в лицо женщины, пытаясь прочитать по ее выражению новости. И когда увидел облегчение в ее глазах – чуть сам не расплакался…
– Будет жить, – шепнула Марта побелевшими губами. – Весь поломанный, места живого нет – но жить будет…
И разрыдалась в голос – она долго держалась, не позволяла себе.
– Павел… – раздался тихий шепот Габриэлы. – Ты плачешь. Что с Павлом?
