Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана

— Что случилось, солнышко?

— Пацаны говорят, что ты с папой разводишься, — бурчит он, не поднимая глаз.

Сердце сжимается. Дети всё знают. Конечно, знают. В школе же родители общаются...

— Сава, это взрослые проблемы. Тебя они не касаются.

— Касаются! — вспыхивает он. — Спрашивают, с кем я буду жить! А я не знаю, что отвечать!

Останавливаюсь, сажусь на корточки перед ним.

— Савушка, послушай меня внимательно. Что бы ни происходило между мной и папой, мы оба тебя любим. Очень сильно любим. И ты всегда будешь жить там, где тебе лучше.

— А где мне лучше? — в глазах слезы.

— Пока не знаю, сынок. Но мы обязательно это выясним.

Дома Савелий уходит к себе, хлопнув дверью. Я остаюсь на кухне, завариваю крепкий чай и думаю.

Руслан перешёл все границы. Студия — это одно. Но дети... дети должны быть вне конфликта. А он даже этого не понимает.

Звонит телефон. Руслан.

Быстро включаю диктофон на телефоне, как советовал адвокат.

— Слушаю, — говорю я холодно.

— Как дела, Злата? Освобождаешь студию?

— Не твоё дело.

— Моё. Я же теперь собственник. — В голосе издёвка. — Кстати, завтра туда придут рабочие. Начнём переоборудование под офисы.

— Завтра? Но у меня там вещи, картины...

— Вывози. До вечера. Потом всё пойдет в мусор.

— Руслан, ты совсем ополоумел? Там мои работы! Годы труда!

— Надо было думать раньше. До свидания, Злата.

— Стой! — кричу я в трубку. — Ты же отец! Как ты можешь творить такое при сыне?

— А сын то тут причем? Это между нами.

— Савелий страдает! Дети в школе его дразнят!

— Пусть привыкает. В жизни всякое бывает. — Голос становится жёстче. — А вообще, Злата, хватит меня шантажировать ребенком. Не прокатит.

— Я не шантажирую! Я прошу тебя подумать о сыне!

— Думаю. И считаю, что ему будет лучше без твоих истерик.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Хочу сказать, что подам на лишение тебя родительских прав. По статье "создание неблагоприятной психологической обстановки".

У меня земля уходит из-под ног.

— Ты... ты не посмеешь...

— Посмею. У меня есть деньги на хороших адвокатов. А у тебя теперь даже работы нет.

— Ублюдок! — кричу я. — Мерзавец! Как ты можешь угрожать лишить меня ребенка?!

— Легко. Очень легко. — Голос спокойный, деловой. — Поэтому подумай, Злата. Соглашайся на мои условия — и живи спокойно. Будешь дальше воевать — потеряешь всё. Включая сына.

Трубка отключается. Я стою посреди кухни, дрожа от ярости и ужаса одновременно.

Лишить родительских прав? За что? За то, что я не хочу отдавать ему всё без боя?

Но вдруг понимаю: а ведь у меня теперь есть запись! Угрозы, шантаж, психологическое давление — все записано!

Завтра же понесу адвокату. Посмотрим, кто кого напугает.

Иду в комнату к Савелию. Он лежит на кровати, уткнувшись в телефон.

— Сынок, можно поговорить?

Он поднимает на меня красные от слез глаза.

— Мам, а правда, что папа хочет забрать меня у тебя?

Сердце останавливается.

— Откуда ты это взял?

— Слышал, как ты кричала... Про родительские права...

Сажусь на край кровати, глажу его по голове.

— Савушка, никто тебя ни у кого не заберёт. Ты мой сын, и я буду бороться за тебя до последнего вздоха.

— А если папа через суд заберёт?

— Не заберёт. — Стараюсь я говорить уверенно. — Мамы не бросают своих детей. Никогда.

Он обнимает меня, и я чувствую, как мокрыми становятся мои щёки. Вот чего не прощу Руслану никогда — то, что заставляет ребенка страдать.

Война, говоришь? Хорошо. Тогда получай войну. Но теперь уже не на жизнь, а на смерть.

Неожиданно раздаётся звонок в дверь. "Кто это может быть?" — думаю я, подходя к глазку. За дверью стоит курьер с плоской коробкой. Я открываю дверь, и курьер протягивает мне коробку с надписью: "Твоя новая студия. С любовью, Руслан".

"Что это ещё значит?" — думаю я, разрывая упаковку. Внутри лежат документы на аренду — но не на художественную студию, а на полуразрушенный склад на окраине города. "Он считает, что это смешно. Или это предупреждение?".

Глава 7: Попробуй только тронь

Я не собираюсь сдавать студию без боя. Чёрт возьми, эта мерзкая сволочь думает, что я просто так лягу под его каток? Как бы не так! Он, видимо, забыл, что у меня не только кисти рисуют, но и когти есть — и они острее его юридических бумажек. Пусть попробует отжать — я ему устрою такой скандал, что его адвокаты забудут, как звучит "ваша честь".

Утром, едва допив кофе, я звоню Милославе.

— Мила, мне нужна твоя помощь. Этот урод собирается сегодня пригнать своих рабочих в мою студию.

— Что?! — её голос звенит от возмущения. — Руслану совсем крышу снесло? Я знала, что он способен на подлости, но это...

— Помоги мне организовать кампанию. У меня есть план.

— Я с тобой, Златочка. До конца.

В течение часа я обзваниваю всех своих учеников. Мои девочки — художницы, которые ходят ко мне на курсы живописи, мамочки с детьми из творческих мастерских, коллеги из других арт-пространств города.

— Алёна, привет, это Злата. Слушай, нужна помощь...

— Господи, Златочка, что случилось? Ты плачешь?

Плачу? А, чёрт, действительно. Вытираю щеки ладонью.

— Меня выгоняют из студии. Какой-то жлоб скупил здание и хочет всё перестроить.

Вру, конечно. Но правда сейчас не главное. Главное — война.

— Это же беспредел! — возмущается Алёна. — А что мы можем сделать?

— Собраться у студии сегодня днем. Принести плакаты, привести друзей. Покажем этим барыгам, что искусство просто так не сдаётся!

К десяти часам утра у меня готов список из сорока человек, которые обещали прийти. Мила приезжает с коробкой плакатов и баннеров.

— Ты гений, — восхищаюсь я, разглядывая надписи: "Искусство не продается!", "Сохраним культурное наследие!", "Долой бизнес-вандалов!"

— А этот мой любимый, — усмехается Милослава, доставая плакат с надписью "Застройщики — враги культуры!"

— Ты же знаешь, что это про твоего братца?

— Ещё как знаю, — хмуро отвечает она. — Руслан переходит все границы. Отец бы в гробу перевернулся, узнав, что сын стал таким... невыносимым ублюдком.

В двенадцать дня я выкладываю пост в соцсетях с фотографиями студии и рассказом о том, как "алчные застройщики пытаются уничтожить один из немногих очагов культуры в нашем районе". Имён не называю, но намекаю достаточно прозрачно.

Господи, как же я зла! Руки дрожат, когда набираю текст. Хочется написать прямо: "Мой муж — конченая сволочь, которая хочет разрушить мою жизнь!" Но нет. Я умнее. Я буду бить его исподтишка, пока он не поймет, что связался не с той.

— Мам, ты чего такая нервная? — спрашивает Савелий, заглядывая в мою комнату.

— Ничего, солнышко. Просто дела.

— Это из-за папы?

Блин. Ребенок слишком много понимает.

— Отчасти. Но не волнуйся, мы справимся.

— А вы точно разводитесь?

Его глаза такие грустные, что сердце сжимается. Я подхожу к нему, обнимаю.

— Не знаю, Савик. Честно не знаю.

— Я не хочу, чтобы вы разводились.

— А я не хочу, чтобы папа был таким... — я останавливаюсь. Нельзя настраивать ребенка против отца. Хоть и хочется до жути.

К двум часам возле студии собирается толпа человек в пятьдесят. Художники с мольбертами, музыканты с гитарами, мамочки с детьми, студенты из арт-колледжа. Милослава командует процессом, как генерал перед боем.

— Вы с плакатами вставайте вот здесь, — указывает она группе девушек. — А музыканты пусть играют что-нибудь народное. Чтобы душевно было.

Соседи выходят на балконы, любопытные прохожие останавливаются. Кто-то снимает на телефон. Отлично. Пусть весь город увидит, что происходит.

— Злата, — подбегает ко мне Алёна, — тут журналисты приехали! Из "Городских новостей" и ещё откуда-то.