После развода. Хочу тебя вернуть (СИ) - Мэра Панна

Алеся прижимает к себе чертёж – мой чертёж.

И сияет:

– Это большая честь! Я готова! Я очень многому научилась у Ильдара!

А мне становится холодно.

Это происходит на моих глазах. Меня вычеркивают. Тихо, официально и навсегда.

Меня здесь больше нет. Моя работа больше не моя. Мои старания приписаны другой. А Ильдар даже не посмотрел на меня.

Он украл мою жизнь и передал её в чужие руки, обернув это подарочной ленточкой восхищения.

Мэр поднимает бокал и говорит, обращаясь ко всем:

– За союз искусства и разума!

Все поднимают бокалы, а я просто сижу.

Молча.

С прямой спиной. С холодом внутри.

Я проиграла. На глазах у всех.

И как я теперь докажу, что она украла мои чертежи?!

Глава 22

Мэр делает еще один глоток из бокала, а затем с легкой полуулыбкой поворачивается к нам с Алесей:

– Леди, у меня есть небольшая награда для вашего идейного вдохновителя. Вы не поможете принести ее из служебной комнаты? Мой помощник вас проводит, – говорит он спокойно. – А мы с мужчинами пока покурим и обсудим детали презентации.

Алеся тут же подрывается с места, хвостиком примостившись по правую руку от помощника мэра.

Вижу, как Ильдар довольно кивает ей, словно напоминая, чтобы она завладела всем вниманием в этом доме.

Я тоже перевожу взгляд на Олега. Медленно, будто спрашиваю у него разрешение на то, чтобы больше не участвовать в этом цирке.

Но юрист наклоняется ко мне и тихо бормочет:

– Вам нужно сходить с ней, а я пока переговорю с Вашим мужем. На том языке, который он понимает.

На секунду мне становится даже страшно. О чем это он собрался говорить с Ильдаром в присутствии мэра?

Но затем я быстро привожу мысли в порядок, неохотно киваю, поднимаясь из-за стола, и мы с Алесей выходим вслед за помощником мэра.

Однако стоит нам только оказаться в полутёмном коридоре без камер и свидетелей, ее лицо тут же меняется. Из сияющей благовоспитанной девушки она превращается в ту, которую я давно уже научилась узнавать по тонкому хищному изгибу губ.

– Ты, кстати, сегодня выглядишь лучше, чем обычно, – говорит она, слегка косясь на моё платье. – Видимо, отчаяние всё-таки вдохновляет.

Я не отвечаю.

Мы идем дубовому по паркету, и каждый её удар каблучка, словно укол в мои нервы.

– Только вот поздновато ты, конечно, начала себя приводить в порядок. – Она делает вид, что разглядывает какую-то картину. – Все важное уже прошло мимо.

Я резко останавливаюсь и поворачиваюсь к ней:

– Ты ошибаешься. Ничего не прошло мимо. Просто кое-кто решил влезть туда, где никогда не стоял.

Алеся поджимает губы, но не теряет ухмылки.

– О, я стояла. Рядом. Вернее… лежала. Пока ты ночами горбатилась над тем, что он в итоге даже не оценил, я вдохновляла его на жизнь. Настоящую. Полную событий и красок.

–Мне даже интересно посмотреть, сколько продлится твоя самоуверенность, – говорю я тихо. – Временные музы вечно думают, что стали художниками.

Алеся сжимает челюсть.

– Смешно слышать это от женщины, которая прожила всю жизнь в тени. Ты думаешь, он бы не остался с тобой, если бы ты была хоть немного... интересной?

Это больно. Она целится туда, где слабее всего.

Но я не моргаю. Я не позволю ей победить.

– Я прожила жизнь, которую сама выбрала. И даже если она рушится, я хотя бы не притворяюсь. А тебе, Алеся, стоит подготовиться. Рядом с ним не выживает никто, особенно те, кто по наивности думает, что он способен кого-то любить.

Волкова лишь молча закатывает глаза.

– Что ж, значит со мной он стал другим, – лопочет она и останавливается, когда мы доходим до дверей одного из шкафов с прозрачными дверцами и подсветкой, словно в ювелирном магазине.

Помощник мэра открывает шкаф и достает тяжелый стеклянный куб с выгравированным именем Ильдара.

Я тянусь к награде, но руку тут же подсовывает Алеся, буквально выдрав кубок из-под моего носа.

– Я первая, кто должен вручить награду, – говорит она с фальшивой улыбкой. – Это ведь наша с ним общая победа.

Она уверенно забирает куб, прижимает его к себе и, не оглядываясь на меня и помощниками, бежит вперёд, словно опасаясь погони.

Воздух густеет от напряжения.

Я перевожу дыхание.

Нет. Только бы не подавать виду, что меня это задевает. Только бы не вестись на провокации!

Я иду за ней, не отводя взгляда, словно ожидаю в каждом действии этой малолетней дряни очередной подвох.

Алеся шагает впереди, словно охотница, играя с кубом в руках.

– Ты знаешь, – вдруг говорит она, не оборачиваясь, – я ведь правда не хотела уводить Ильдара. Он сам… ну… набросился на меня. Ты бы видела, как он на меня смотрел. Голодно. Как будто лет десять воды не пил.

Я сжимаю кулаки, продолжаю идти.

– Он же у тебя был как высушенный. Прямо сухарь. Ты что, правда его тридцать лет не трогала? – продолжает она, теперь уже с мерзкой усмешкой в голосе. – А ведь он, между прочим, машина в постели.

Моя грудь сжимается. Я резко останавливаюсь. Больше не могу.

Она делает еще шаг и поворачивается ко мне. У неё в глазах торжество, почти восторг.

И вот я взрываюсь:

– Закрой рот. Просто закрой рот, слышишь?! Как тебе не стыдно такое говорить?! – слова срываются с меня, как натянутая проволока.

Мой голос громкий, звонкий, злой.

Алеся делает вид, что испугалась.

Она отскакивает назад, словно боясь удара.

– Я просто… – начинает она и…

…и тут падает.

С грохотом, с натянутым ужасом в глазах.

И ровно в тот момент, когда мы стоим в дверях зала, прямо перед глазами мэра, Ильдара и Олега.

– Ой! – вскрикивает она, – Надя, не надо! Пожалуйста!

Все происходит как в замедленной съемке.

Алеся валяется на полу, театрально зажимает руками живот, и в зале вдруг становится невыносимо тихо. Только её сбивчивое, нарочито жалобное дыхание режет воздух.

– Алеся?! – Ильдар бросается к ней, колени в дорогих брюках шуршат о ковёр.

– Ты в порядке? Говори, ты в порядке?

Она смотрит на него снизу вверх, с такой ужасающей паникой в глазах, будто умирает.

– Нет! Я не в порядке! – шепчет, потом резко вскрикивает. – Мой живот… Ильдар… Что теперь будет?!

Он пытается её успокоить, поднимает на руки, но она продолжает рыдать, захлебываясь в слезах.

Громко, на весь зал. Чтобы слышал каждый.

– Успокойся. Главное, что ты не ударилась головой, что у тебя нет переломов. – бормочет он, – а так, это просто живот, слышишь?

Она срывается с новой силой.

– Нет, Ильдар! – кричит почти истерично. – Это уже не просто живот! Это… это…

Ильдар замирает с каким-то незримым ужасом смотрит на нее.

– Что это, Алеся?

Она сглатывает. Поднимает на него усталые, заплаканные глаза.

– Это наш будущий малыш, – роняет она, словно извиняясь, – да, я беременна от тебя, Ильдар.

Глава 23

В зале шок. Мэр поднимает брови. Олег застывает у стены. Я стою у дверей, каменея, как статуя.

Ильдар молчит. Его лицо бледнеет, как у человека, который вроде бы и мечтал о ребёнке… но не так. Не сейчас. Не в такой обстановке. И не перед всеми.

Алеся все еще продолжает рыдать, спрятав лицо у него в груди, словно он её единственное спасение.

И все смотрят на меня.

На жену. На женщину, которую только что публично вышвырнули из жизни.

– Ты что, толкнула её?! – голос Ильдара режет, будто кнут. – Беременную женщину?! Ты в своем уме, Надя?! Как ты посмела?!

Я не успеваю ответить, я даже вдохнуть не могу.

– Твоя злоба уже в печенках сидит! – рявкает он. – Сколько можно, а?! Ты думаешь, что после такого я к тебе вернусь?

– Я её не трогала, Ильдар. – голос мой тихий, но в нем сталь. – Ты знаешь, что я её не трогала.

– Я знаю только, что ты завидуешь. Что ты не можешь отпустить. И если с ней или с ребёнком что-то случится… ты даже представить не можешь, какие у меня есть адвокаты.