Лжец. Мы больше не твои (СИ) - Гур Анна
– Хватит… Черт… Моя голова этого не выдержит…
Бурчу, пока рука тянется за сумкой, валяющейся на полу, нащупываю в ней гаджет и, наконец, выключаю, но трель повторяется снова…
Специфическая мелодия, которая стоит на рингтоне входящего от мужа…
Песня про любимого…
Наконец, чтобы просто завершить это измывательство над собственным сознанием, я отвечаю.
– Алло.
– Ты меня игнорируешь со вчерашнего дня, – раздается недовольный голос моего мужа.
Сажусь на кровати, прикрываю веки и отвечаю сухо:
– Есть за что, не находишь?!
– На улицу выходи, – обрубает резко.
– Что?! – не понимаю его слов.
– Это не телефонный разговор. Я у дома припарковал автомобиль. Выходи. Надо поговорить.
– Видеть тебя не могу! – отвечаю в сердцах и не лгу. Петр лишь за одни сутки стал мне омерзителен, словно шоры с глаз спали. Синдром хорошей девочки пропал.
– Придется. Надо поговорить. Если ты не выйдешь, я войду в дом, и устроим разбор полетов при свидетелях, а у твоего отца вроде шунтирование было, говорят, противопоказаны нервные потрясения…
– Ты не сделаешь этого! – резко дергаюсь, и боль в голову отдает.
– Если ты готова к такой встряске, пожалуйста. Либо ты выходишь на разговор, либо я захожу в дом. Выбирай, жена.
Последнее слово будто плевок мне в душу.
– Я сейчас подойду. Дай мне десять минут, – выговариваю сквозь сжатые зубы и понимаю, что очень хочу поговорить с мужем с глазу на глаз.
Впервые в жизни я хочу высказать ему все, что думаю, и нам действительно не нужны свидетели.
Как Петр вычислил, что я у родителей?!
Хотя и так ясно, мне идти некуда. Да и машину он мою видит, припаркованную у дома.
– Не придешь через десять минут, считаю, что пригласила меня в дом.
Выключаю телефон и встаю с кровати. Вчера я сняла с себя одежду и свалила все на пол, поэтому сейчас залезаю в шкаф и достаю джинсы и толстовку сестры, надеваю. Иду в ванную и умываюсь холодной водой.
От пережитого стресса даже голова перестает болеть. Засовываю телефон в карман. Прохожу мимо родительской спальни и прислушиваюсь. Тишина. Малыши пока не проснулись.
Выдыхаю и понимаю, что времени у меня не так много. Выхожу на улицу и вижу автомобиль мужа.
Скрежет моих зубов отчетливо слышен. Я иду в его сторону, распахиваю дверь и сажусь на переднее сиденье.
Петр реагирует, смотрит на меня прищурившись. Скользит взглядом по моим кое-как собранным в хвост волосам. Сжимает губы. Явно не нравится мой внешний вид, и я получаю его коронное:
– Что за вид?!
– У тебя не лучше. Успел уже порезвиться со своей девкой?!
– Ты что, пила?! Омерзительно!
Сразу же ударяет наотмашь словами.
– Ты мне изменил, – парирую, – как долго ты мне врешь, Петя? Как часто твои любовницы спят в постели, на которую я наших сыновей укладывала?!
Голос срывается на крик, эмоции выходят из-под контроля.
– Не устраивай драму, Нина.
В голосе мужа я не слышу ни толики раскаяния.
– Ты и так пожар в доме устроила! Свечи на ковер упали и подожглось все. Вся гостиная в копоти! Своими силами потушить не получилось. Пришлось вызывать пожарных.
Пока мой муж недовольно вещает, злорадная улыбка вспыхивает на моем лице. Я знаю, как трепетно Петр относится к антиквариату, которым украшена гостиная, а я ему устроила Армагеддон.
– Ты понимаешь, какой ущерб нанесла нашему дому?!
– А ты понимаешь, что произошло вчера, Петя?! – не выдерживаю и повышаю голос. – Ты притащил в наш дом любовницу, которая еще и беременна! Ты унизил меня! Оскорбил! Что для тебя дом?! Наш дом?! Наша семья?!
– Прекрати истерику, – качает головой, не нравится, что я голос повышаю, – тебе не идет.
Абсурдность замечания Петра меня буквально выбивает из равновесия.
– Не идет?! А что мне идет?! Быть примерной женой?! Ты понимаешь, что ты предал нашу семью?! Боже, Петя, я столько лечилась от бесплодия, выстрадала наших малышей, а ты… Как долго ты мне изменяешь?!
– Прекрати истерику! Мужчины полигамны, не слышала?!
Цедит слова, а я в лицо его смотрю, и будто чужой человек передо мной. Незнакомый.
Хотя… Может, просто шоры с глаз действительно слетели, и теперь я четко вижу, что из себя представляет Петр Станиславский.
– Ты противен мне! Я не вернусь к тебе! Строй семью со своей беременной любовницей, а нас с малышами оставь в покое! Я на развод подаю! Не прощу я тебя! Не прощу!
Срываюсь на крик. Ударяет кулаком по рулю.
– Хватит! Достала! Прекрати истерику!
Резко выбрасывает руку и ловит меня за локоть, то ли тащит на себя, но в следующую секунду наваливается, вдавливает меня в сиденье, а я упираюсь в грудь мужу. Отталкиваю.
Запах его одеколона и едкий отголосок дыма забиваются в ноздри и вызывают резкую тошноту.
Мне даже это прикосновение неприятно, а Петя все сильнее наваливается. Заглядывает в мои ошарашенные глаза, и я вижу, как на дне зрачков плещется ярость.
– Я притащился сюда ни свет ни заря, чтобы вразумить тебя, дуру! Чтобы дел не натворила. И вижу, что ты, любимая моя, попутала. Так я тебе сейчас на пальцах объясню, что будет.
Цедит слова, и у него губы кривятся.
– Отпусти меня, Петр. Просто отпусти и дай развод. Я не прощу твоего предательства, да и ребенок у тебя будет от здоровой, от той, которая не лечится годами…
Вижу, как вена на лбу мужа вздувается, Петр пугает не на шутку, когда цедит зло:
– Слушай сюда, Нина. Станиславские не разводятся. Максимум, что может случиться – я стану вдовцом.
Неприкрытая угроза. Не просто в словах. В действиях. Руку мне на горло опускает, не сильно сжимает, но ощутимо. Чувствую, что мужчина гораздо сильнее меня, и я просто теряю дар речи на доли секунд, но в итоге все же выдыхаю дрожащим голосом:
– Ты с ума сошел?
– Развода не будет, Нина, даже не надейся! Как, впрочем, и раздела имущества. Я не позволю прессе вкатать мое имя в дерьмо!
– Ты сам вогнал нас и наш брак туда! Ты мне противен, Петр! И не надо меня запугивать.
Станиславский меняется в лице и в глазах появляется стальной блеск. Я ожидаю, что он надавит сильнее, перекроет доступ воздуха, но мой муж удивляет, отпускает меня, отстраняется, и на его губах появляется ухмылка, а кислород он перекрывает мне иначе.
– Даже не начинал. Дорогая моя. Я тебе сейчас расскажу для начала, что будет, если ты будешь гнать поезд в сторону развода. Для начала. Твоя семья лишится этого милого домишки, – указывает пальцем в сторону нашего дома.
Дома, где я выросла, дома, который отец собственными руками строил. У меня кровь в жилах леденеет. Я смотрю на Станиславского и не понимаю, как могла жить с таким человеком и не замечать ту гниль, которая в нем.
– Ты не посмеешь… – выдыхаю едва слышно.
Приподнимает бровь, дает понять, что он посмеет. Еще как.
– У тебя нет никаких прав на дом моих родителей!
– Не совсем так, дорогая, ты не знаешь, но у твоего отца была идея организовать маленькое производство. Были нужны деньги. Нехилые денежки, и дорогой тесть решил брать кредит в одном банке…
Прикрываю дрожащими пальцами рот. Чувствую, как на меня надвигается поезд, который раздавит меня, не оставляя и шанса на спасение.
– Банк одного моего хорошего друга, который был чрезвычайно удивлен, что мой тесть берет деньги не у меня… а проект оказался лажовым… в залог кредита шел дом… смекаешь?
Опять ухмылка на лице мужа, которая искажает черты и внушает мне только омерзение.
– Так вот, радость моя, этот кредит я перекупил… твой драгоценный папочка не пришел ко мне с просьбой поддержать… но я великодушен и все это время сдерживал цепных псов, ведь бизнес не складывается, а кредит выплачивать нужно…
По мере того, как Петр вещает, у меня душа в пятки уходит, и сердце начинает биться через раз.
– У папы появились заказы… он говорил об этом…
– Я знаю абсолютно о всех заказах твоего отца, Нина, как они есть, так через секунду их не будет. Достаточно одного моего звонка.
