Любовь по контракту (СИ) - Соловьева Анастасия
Мотаю головой, снова пытаюсь вырваться. Он не прав! Я тут ради Вадика, ради денег, ради счастливого обеспеченного будущего!
— Дин, — он ласково касается моей щеки, гладит её, обхватывает пальцами подбородок и поднимает моё лицо. — Нет ничего плохого в том, чтобы жить в своё удовольствие и не искать оправдание своим эгоистичным поступкам.
Я набираю в лёгкие побольше воздуха, чтобы и дальше сопротивляться, отрицать его слова, кричать, заламывать руки и злиться до шума в ушах. Но вся моя решимость испаряется, когда я вижу глаза Марка на расстоянии считанных сантиметров, когда впиваюсь ногтями в его плечи и тяжело дышу, в очередной раз ошеломлённая нашей неправильной близостью.
Гнева больше нет. Есть только отчаянное желание поцеловать Марка, вновь ощутить напор его губ, властность его прикосновений.
Я перестаю трепыхаться, как попавшая в паутину муха, и неотрывно смотрю в бездонную потемневшую синеву. Ну же, поцелуй меня, как делал это вчера. Пожалуйста!
— Идём обедать, — хрипло бросает Марк и убирает руки. Освобождает меня, когда я совсем этого не хочу.
Растерянно поправляю волосы, подавляя жалкий порыв броситься в комнату, упасть на кровать и разрыдаться, как недолюбленный ребёнок. Но я не слабачка! Гордо распрямляю плечи и начинаю спускаться по лестнице.
Мы обедаем вместе с родителями Марка. Тамара Степановна не спрашивает о свадьбе и внуках, зато интересуется моими увлечениями, мечтами, жизнью в Святополье. Анатолий Валерьевич больше слушает, чем говорит, а Марк изредка стискивает мою вспотевшую ладошку в немом жесте поддержки.
— Когда состоится наша следующая встреча? — спрашиваю, когда мы садимся в машину.
Я тепло распрощалась с родителями Марка, дала фальшивое обещание увидеться в скором времени. Меня не смутили вопросы Тамары Степановны, наоборот, было приятно, что ей важны мои интересы и мой родной город. Мама почти никогда не спрашивала, чем я увлекаюсь, о чём думаю, чего хочу.
— Через три дня близкий друг моего отца будет отмечать день рождения. Тогда и увидимся.
Мы едем по центральной улице города, и неотвратимость нашего расставания каменной глыбой давит на плечи.
— Это хоть не отец Регины? — вздрагиваю от лютой неприязни. Не хочу вновь лицезреть эту надоедливую красотку.
— Нет, не он, — усмехается Марк.
Вскоре машина заезжает в знакомый двор и останавливается. Пора возвращаться в привычный мир: поговорить с Дашей, пережить некий сюрприз от мамы, разобраться в своих чувствах.
— Я позвоню, — тихо произносит Марк. — Хорошего вечера, Дина. И не усердствуй слишком в Святополье, ты ещё не до конца выздоровела.
— Хорошо.
Я никак не решаюсь открыть двери и выйти из машины. Жду чего-то. Тяну резину. Улыбаюсь наигранно, а взгляд соскальзывает на губы Марка. Они так и манят к себе, чуть изгибаются в понимающей ухмылке, соблазняют, искушают. Я же не железная, я помню их вкус, их ошеломляющий напор, от которого приятно кружилась голова.
— Почему ты больше ко мне не пристаёшь?
Боже, я это вслух сказала?
– Ты мне нравишься, Дина, и я еле сдерживаюсь, чтобы не пристать к тебе, – горько усмехается. – Но и быть двухнедельной забавой, эдаким приятным развлечением я не желаю.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не собираюсь на тебя давить, – говорит очень серьёзно. – Ты должна сама решить, чего хочешь. И кого хочешь.
14
На следующий день я чувствую себя почти здоровой. В горле ещё немного першит, но это мелочи.
Маршрутка как-то слишком быстро довозит меня до Святополья. Я совсем не готова к семейному обеду, к допросам мамы, к встрече с Вадиком. Он звонил с утра, спрашивал, в котором часу я буду у родителей. Его голос звучал трезво и весело, а мне хотелось завыть от всепоглощающего чувства вины. Я посмела мечтать о другом мужчине, хотя нахожусь в длительных отношениях с Вадимом. Что ж я за тварь такая? Откуда во мне это запретное желание как можно чаще видеть Марка, обнимать его, целовать, растворяться в нём?
Осталось недолго. Две-три недели. Я выдержу. Главное — не возненавидеть себя за слабость и безвольность натуры.
Останавливаюсь у родного дома, делаю глубокий вдох — и открываю калитку. Это всего лишь совместный приём пищи. Ничего страшного не случится.
Мама встречает меня у порога. Одета в праздничное платье, глаза и губы ярко накрашены, духами щедро воспользовалась — за несколько метров слышу их тяжёлый сладкий запах. Неужели всё же папа нашёл работу?
— Привет! — улыбка на мамином лице гаснет, она недовольно хмурится: — Дин, ты почему такая бледная? Вадим скоро придёт, а ты даже принарядиться поленилась. Иди быстрее в спальню, там на кровати моя косметичка — ресницы накрась, о тоналке не забудь, а то выглядишь болезненно. И, может, переоденешься? Эти шорты тебе совсем не идут.
Мама внимательно меня осматривает, проводит рукой по моим распущенным волосам и кривится, но ничего не говорит. Я давно привыкла к постоянной критике: то у меня причёска плохая, то коленки слишком острые, то лицо серое и невыразительное, то одежда простоватая. Таким странным образом мама выражает свою любовь. Она хочет, чтобы я всегда красиво выглядела, иначе Вадик может меня разлюбить и бросить. Больше всего на свете мама боится, что я останусь одна. Она с трудом пережила развод Алёны, умоляла младшую дочь одуматься и простить мужа, но моя сестра стойко выдержала мамин напор. Всё правильно: лучше быть одной, чем с мудачьём типа Гриши. Он даже алименты не платит! Уехал за границу, и Алёнка навсегда потеряла с ним связь.
— Мам, в честь чего весь этот сыр-бор? Я нормально выгляжу, зачем переодеваться и макияж наносить?
— Но Вадим же придёт с минуты на минуту, — неодобрительно качает головой. — Милая, мужчины любят глазами. Ты ведь помнишь, что с Алёночкой случилось? Стоило немного поправиться после родов — как Гриша тут же к ней охладел.
Еле удерживаюсь от протяжного вздоха. Иногда мама напоминает заезженную пластинку: говорит одно и то же в надежде достучаться до нерадивой старшей дочери. Я с ней категорически не согласна — пара-тройка лишних килограммов или отсутствие макияжа никогда не станут причиной расставания, если люди друг друга любят.
Но ссориться с мамой не хочу. Мне уже не шестнадцать, поздно истерить и возмущённо топать ножками. Усмехаюсь и покорно иду в спальню, чтобы нанести на лицо макияж.
Вадика моя мама просто обожает. Ещё бы — он молодой, обаятельный, вежливый и очень хорошо зарабатывает. Вернее, зарабатывал, пока шахты не закрыли. Но рано или поздно Вадим вернется на прежнюю должность. Мама свято в это верит, она прямым текстом говорит, чтобы я была терпимой и любящей, чтобы не пилила Вадика и не бесилась из-за его частых посиделок с друзьями.
— Это временные трудности, милая, — раз за разом повторяет она. — Каждая пара проходит через подобные испытания, это нормально. Чёрная полоса однажды закончится — и Вадим поймёт, что рядом с ним была по-настоящему заботливая верная девушка. И тогда он точно позовёт тебя замуж.
Иногда мне кажется, что мама по-своему влюблена в Вадика. Она безумно обходительна с ним, улыбчива, приветлива, в рот ему заглядывает, взгляда сияющего не отводит. На папу она давным-давно так не реагирует, они словно чужие люди. Ему тоже плохо после увольнения, он тоже злоупотребляет спиртным, но поддержки от мамы не получает.
— Так о каком сюрпризе ты говорила?
С удивлением рассматриваю стол с разными блюдами: здесь и несколько салатов, и тушеное мясо, и слабосоленая рыба, и холодец, и сырно-колбасная нарезка, и бутылка шампанского в центре всего этого пиршества. У нас что, Новый год наступил?
— Скоро всё узнаёшь, — посмеивается мама, снова бросая на меня изучающий взгляд. Чуть поджимает губы, но в этот момент открывается дверь и в дом заходит папа.
Я визжу и бросаюсь ему на шею.
— Здравствуй, Диночка, — крепко обнимает меня отец. Ноздри тут же улавливают запах дешёвого пойла. Ещё ведь только обед, а папа уже под мухой. По сердцу словно острым лезвием проводят, полосуют безжалостно.
