Очарованный (СИ) - Дарлинг Джиана

— Себ… ты можешь поговорить со мной. — Я сказала ему то, что он уже знал в глубине души.

Он посмотрел на меня одним прищуренным глазом.

— Да? Так же, как ты говоришь со мной?

Настала моя очередь вздыхать.

Мы все еще были близки, что могли понять только близнецы. Его присутствие в комнате наедине приносило мне неописуемый комфорт, а прикосновение его руки к моему плечу заземляло меня, как молния сквозь стальной стержень.

Но все изменилось.

Мы были в разлуке всего пятнадцать месяцев, но эти месяцы были наполнены быстрыми и необратимыми переменами. Изменение было настолько значительным, что изменило нас как личностей и как доверенных лиц друг друга.

Я больше не была той женщиной, которая делила всю близость со своей семьей, которая счастливо болтала о своем дне в беззаботной манере журчащего ручья. Теперь я была тенями и тайнами, такими темными, что они были подобны черным дырам, засасывающим весь остальной свет в моей жизни, пока он не уменьшился или не поглотился.

Эти черные дыры поглотили слова, описывающие мою особую боль, и воспоминания, которые сделали ее таковой, еще до того, как я успела подумать о том, чтобы их озвучить.

— Мне нечего сказать, кроме того, что я тебе уже сказала. — Я пыталась успокоить его, хотя знала, что он нахмурится еще раньше, испытывая отвращение к моей наглой лжи. Я успокаивающе положила руку ему на плечо и попробовала еще раз. — Действительно, все, что было в прошлом, может остаться там. Прошлое может преследовать тебя только до тех пор, пока ты держишь дверь в настоящее открытой.

— Не корми меня глупым печеньем с предсказанием. Ты не хочешь со мной разговаривать, хорошо, но не будь лицемеркой и не побуждай меня поделиться с тобой тем, чем ты не хочешь поделиться со мной.

Я закусила губу, размышляя, стоит ли мне сказать то, что я отчаянно хотела сказать с тех пор, как три года назад столкнулась с ним на улице возле клуба «Дионис» в Лондоне.

— Твое несчастье больше связано с Саванной и ее новым мужем… или с красивым актером, с которым я видела тебя на прогулке в Лондоне?

Мой брат замер.

У меня по коже пробежали мурашки, потому что угроза в этой тишине так сильно напомнила мне Александра.

Я инстинктивно понимала, что поступила неправильно, пойдя туда.

Но когда я открыла рот, чтобы извиниться, Себастьян пристально посмотрел на меня своими горящими желтыми глазами.

— Если ты еще раз заговоришь со мной о них, я без колебаний углублюсь в подробности того, что именно вы делали с графом Торнтоном в Англии, когда ты только сказали маме, девочкам и мне, что работаешь в Милане. Я больше не буду обращать внимание на твои секреты и вытащу их, брыкающихся и кричащих на свет, чтобы все могли их увидеть.

— Ты мне угрожаешь? — спросила я тихим от шока голосом.

Себастьян никогда раньше не говорил со мной так. Никогда не смотрел на меня с едва сдерживаемой жестокостью в тигровых глазах и с такой быстрой яростью на губах.

— Нет, — сказал он после долгого мгновения вибрирующей ярости. Я наблюдала, как он взял себя в руки каждую секунду, глубоко вдыхая губы, а затем выдыхая, как будто совершая экзорцизм. — Нет, Кози, я бы никогда не угрожал тебе. Пожалуйста, просто… просто не говори о нем, о них, и у нас не будет никаких проблем.

— Я бы сказала тебе, если бы это не было опасно, — призналась я ему, подходя ближе и прижимая ладонь к твердому уголку его челюсти. — Я просто пытаюсь защитить тебя.

И себя.

Мышца на его щеке дернулась, когда он стиснул зубы, но все же накрыл мою руку своей рукой и поцеловал мою ладонь.

— Это именно то, что снится мне в кошмарах. Что моей прекрасной, милой сестре пришлось совершить невероятное, чтобы вытащить нас из этой неаполитанской воронки.

— Прошлое, — напомнила я ему, когда мы оба молча решили отступить в толпу, чтобы найти свои места для церемонии. — Должно остаться в прошлом.

Себ сжал мою руку, и я посмотрела на него и увидела, что его лицо открыто, словно обнаженный нерв, окровавленная кожа и оторванные мышцы, раскрывающие уродливую правду о его собственных переживаниях. Секунду спустя кто-то назвал его имя, и его привычное выражение легкомыслия встало на место.

Я спокойно стояла рядом с ним, пока он представлял меня знакомым в отрасли и задерживался, чтобы поговорить с близкими друзьями. Им нужна была только моя улыбка и долгое рассматривание моего тела в красном корсете-бюстье, кружевном и шелковом платье от Оскара де ла Рента. Мне нравилось носить красное; это напомнило мне о мокрых маках и отшлепанных задницах, о силе и похоти, и воспоминаниях, которые болели по-хорошему, как массаж до боли в мышцах.

Я была счастлива изображать глупую и красивую, пережевывая очевидное горе моего брата по поводу мужчины. Он был настолько прост в своей мужественности, в своей любви к женщинам, какой бы формы и размера они ни были упакованы, что мне, честно говоря, никогда не приходило в голову, что он может быть бисексуалом. Я не думала, что он гей, не из-за того, что он явно ценил женщин и их формы, но тот факт, что простое упоминание о мужчине могло так явно вывести его из себя, заставило меня поверить, что он, должно быть, был хотя бы немного влюблен в него.

Я хотела узнать эту историю. Я хотела знать, почему он жаждал Саванну Ричардсон, несмотря на то, что, казалось, оскорблял само ее имя, и как Себастьян привязался к ее бывшему мужу, звезде мегакино Адаму Мейерсу.

Но я бы не стала давить.

В моей природе было копать и углубляться за границы людей. Я была эмоциональным археологом, неудовлетворенным ничем, кроме обнаженной, уязвимой правды человека. Но я бы никогда не заставила своего лучшего друга, моего брата, раскрыть свое прошлое, если он не был готов.

Это должна быть история для другого дня.

Может быть, наступит день, когда я тоже смогу поделиться с ним своей.

Мои мысли как будто вырвали его как демона из ада. Британский акцент, который я услышала много лет назад, хотя я слышала его всего несколько раз, резко раздался позади меня.

Я замерла, как будто отсутствие движения сделало бы меня невидимой для него.

Не оборачиваясь лицом к нему и к угрозе, которую он представлял, я молча, но быстро двинулась сквозь толпу людей, смешавшись среди красных бархатных театральных сидений, в коридор, ведущий в женский туалет.

Несколько женщин собрались перед зеркалами, проверяя свой макияж и сплетничая, но я проигнорировала их, намочила бумажное полотенце и прижала его к затылку в безрассудной попытке успокоиться.

Я хотела бежать. Выйти из театра, из города, прямо на величественную территорию Перл-холла, где мы могли запереть ворота от злоумышленников из прошлого. Где Александр мог бы защитить меня от людей, еще более злых, чем он сам, как он это делал раньше.

Моя спина болела от фантомной боли, когда я думала о тех двадцати пяти ударах плетью, которые он вынес за меня, когда я думала о крови и жертве того момента.

Я думала, Александр сделает все, чтобы защитить меня. Cazzo, ради этого он даже женился на мне.

Но его здесь не было.

Он не мог и не хотел быть.

Это была только я.

Поэтому я посмотрела на свое серое лицо в зеркале, сильно заморгала накладными ресницами, закрывая испуганные глаза, и вместо этого наполнила их решимостью.

Если бы на меня охотились, я бы дралась.

Мне не нужны были Александр, Данте или Сальваторе, чтобы защитить меня.

Я вполне могла бы сделать это сама.

С бодрым вдохом я наклонилась, чтобы еще больше раздвинуть высокий разрез на платье, и взяла с пояса для подвязок мини-складной нож SOG Salute, чтобы сжать его в руке. Это был подарок Данте, на котором была выгравирована цитата из «Искусства войны» Сунь Цзы, книги, которую он навязал мне, когда я впервые переехала в Нью-Йорк.

«Кажись слабым, когда ты силен, и сильным, когда ты слаб».

Он хотел, чтобы я была готова, хотя я и дразнила его за паранойю. На этот раз Данте не нашел меня забавной.